– Первым делом новый лидер колонистов стал преследовать своих противников, – я продолжил, повинуясь желанию моего друга. – А также всех тех, кто не разделял его взглядов. Расправившись с ними, он взялся за наше прошлое. Как говорится, хочешь увековечить значимость своих деяний в умах людей, перепиши историю! – процитировал я какого-то классика. – Пришедшие к власти приспешники прорицателя отменили старое летоисчисление и ввели свое, новое, начинавшееся с того момента, когда ковчег покинул Землю. Окрестив эпоху до исхода эпохой греха, а последующие события – эпохой искупления, они решили полностью переосмыслить достижения старого мира. Догматики посчитали всю историю старого мира одной сплошной ошибкой, приведшей человечество к гибели, и всеми силами старались вымарать из памяти людей упоминания событий, имен и дат, связанных с тем временем. Все то, что было создано до великого исхода, отныне становилось неугодным и непопулярным.

Они пошли еще дальше в своих бесчинствах, упразднив некоторые науки и искусства. Все то, что не служило возвеличиванию нового духовного лидера, больше не находило поддержки.

Покорители космоса и отважные первооткрыватели также оказались не в почете. Приспешники прорицателя считали, что никакие амбициозные экспедиции по исследованию новых планет более не должны тешить человеческую гордыню. «Именно гордыня людей прошлого привела к крушению старой цивилизации, – говорили они, – поэтому необходимо как можно скорее отказаться от всего того, что еще связывает нас с прежним миром.»

Клерикалам удалось убедить большинство колонистов в собственной правоте. Люди поверили в их доводы и начали слепо следовать заветам нового духовного лидера.

Распалившись, я поднялся на ноги. Свет лампы отбрасывал от моей фигуры причудливую тень, которая терялась среди стволов. Когда я перемещался по поляне, то казалось, что она играет со мной в прятки, то и дело выглядывая из-за деревьев. Наконец я мечтательно замер посреди поляны и устремил взгляд к черноте небосклона.

– Иногда я закрываю глаза и вижу величественных в своих стремлениях людей прошлого, – мечтательно произнес я. – Я наблюдаю, как дерзновенно они бросают вызов самой вселенной и ее загадкам, и чувствую, как их великие мысли дают пищу для новых идей, а их деяния открывают доселе неизведанные горизонты духа.

Я не знаю точно, что же произошло тогда, много лет назад на Земле, и что заставило ее обитателей навсегда покинуть планету. К сожалению, наши лидеры хранят эту информацию в строжайшей тайне. Но я чувствую, как меня манит своим загадочным светом мифическая планета счастья – Земля, древняя колыбель человечества, навеки покинутая и навсегда утерянная. Мне кажется, что именно там мы оставили свою душу и гордость, спася лишь все мелкое, убогое и душное.

***

– А у тебя были родители? – спросил меня кот однажды, когда мы лежали под соснами.

Поначалу я не нашелся, что ему ответить. Признаться честно, я совершенно не помнил ни своего детства, ни своих родителей. Как бы я ни старался вспомнить, ни один из забытых образов прошлого не приходит ко мне на помощь.

Несколько лет назад сильное повреждение головного мозга лишило меня воспоминаний моей молодости. В больнице мне рассказали, что я выжил после космической аварии, был чудом спасен и долгое время пролежал в коме. Меня уже давно хотели отключить от системы жизнеобеспечения, но однажды произошло чудо. Сестры милосердия говорили потом об этом событии так – вокруг капсулы гибернации, где смиренно покоилась моя недвижимая плоть, возник столп света, и по нему к моей постели сошел с небес сам святой дух, то ли Петра, то ли Павла, то ли и того, и другого. У каждой сестры тут появлялись свои подробности. В итоге после его снисхождения я проснулся.

Выйдя из госпиталя, я принял решение поступать в академию. Я успешно прошел вступительные тесты, но закончить образование, по всей видимости, мне было не суждено. Проходящие тогда массовые студенческие протесты поглотили меня с головой.

Правительство выступало за упразднение некоторых слишком вольнодумных предметов. И это накладывало ограничения на вопрос свободного изучения таких прекрасных наук, как физика, астрономия, история, космогенетика. Конечно, мы были против!

Препарат «сивер», созданный много лет назад во время великого космического скитания, помог людям выжить. Тогда почти все приняли его, но сейчас же в реалиях спокойного времени стало очевидно, что он действует отупляюще, стимулируя слепую веру, замещающую критическое и творческое мышление.

Если раньше «сивер» вызывал у людей жажду жизни и вселял надежду в сердца, потерявших родину, то сегодня все больше моих друзей и соратников отказывались принимать его. В нашей студенческой среде те, кто добровольно употреблял этот наркотик, вызывали не иначе как презрение.

Невозможно было поверить, что человек готов отказаться от чистоты и свободы разума, подаренного природой, ради слепой веры и состояния религиозного катарсиса.

Барс внимательно слушал меня не перебивая, но я явственно ощущал, что внутри его чуткой души рождается поддержка и сочувствие.

– Слепое потакание воле прорицателя в нашей среде доходило до совершенного абсурда, – продолжил я свой рассказ. – Наш математик, уважаемый всеми преподобный профессор Пуассон был назначен на пост декана кафедры. Высокий пост обязывал всех руководителей на государственных должностях принимать сивер – это было что-то вроде неписаных правил, этикета, принятого в нашем обществе. Невозможно было занимать высокий пост и отвергать сей великий дар, поскольку препарат являлся своеобразным маркером высшей касты.

Новоиспеченный декан оказался перед непростым выбором между честью и долгом. В итоге выбрав карьерный рост, он встал на путь ускоренного постижения величия нашего духовного лидера.

Мы воочию наблюдали трансформацию умного и талантливого ученого в смешного и нелепого клерикала. По прошествии семестра его лекции вместе с остатками примитивных алгебраических знаний наполнились бессмыслицей древних заблуждений.

Например, он на полном серьезе мог утверждать, что до грехопадения число Пи было наполнено гармонией простого целого и равнялось трем, и только впоследствии приобрело свой ужасно неудобный современный вид. В качестве доказательства он ссылался на Третью Книгу Царств 7:23. Если вычислить библейское пи, как деление окружности на диаметр, то получалось ровно три. «Библия не может ошибаться!», – говорил он, уподобляясь примитивному сиверу.

Вообще вся наука была очень неудобна и непонятна для нашей элиты, и те шаг за шагом истребляли научные знания старого мира. Теперь космические корабли двигались по воле прорицателя, а блага цивилизации рождало неведомое механическое чудо.

Конечно, мы не могли смотреть сложа руки на мракобесие и бесчинство одурманенных наркоманов. Мы провозгласили свой порядок и выгнали с кафедр унылых догматиков.

Но клика тогда не пошла на уступки. Сотни моих коллег и сокурсников были несправедливо жестоко репрессированы и безжалостно сосланы в дальние колонии. Я был одним из зачинщиков бунтов и числился в черном списке. Только наличие хороших связей помогло мне бежать, не дожидаясь расправы.

***

Уже на пороге гостиной, когда я собирался в душевую, ирбис вдруг протяжно мяукнул. Да-да, мяукнул! Да так, как умеет мяукать только пушистая полутораметровая кошка с человеческими связками. Хоть этот звук и разрушал мое представление о прекрасном, все-таки он являлся хорошим знаком. Сейчас мне стало понятно, что кот больше не дуется на меня. Воспользовавшись нашим тайным сигналом, он сообщал тем самым, что желает встретиться со мной в укромном месте.

Укромным местом мы называли «стерильную комнату». Спящие в Ирбисе гены хищника иногда призывали его совершить обход своей охотничьей территории. В промежутке между своими бессмысленными блужданиями он и обнаружил эту комнату на станции. Создана она была для тестирования помех в электронном оборудовании, поэтому исключала любое электромагнитное воздействие извне, здесь не было ни датчиков, ни микрофонов. Другими словами, ее достоинство заключалось в том, что Ари не могла нас подслушать. Любой разговор оставался исключительно тет-а-тет, и каждый мог, не таясь, говорить все, что думает.