–Конечно, а ты думал? – Четвёртый с небольшой насмешкой в тоне изменил направление оборотов, фьючерсно направляя стакан в противоположную сторону, будто бы уравнивая силы времени. Сосед это заметил, в его голове появилась очередная тема для разговора, что вылетит со сквозняком и пылинками в форточку, где воняет сортир.

–А ты случаем не веришь в противостояние добра и зла, в хоть какой роли их проявления?

–Я уверен на сто процентов, ты знаешь мой ответ.

–Знаю. – Он поискал беглым взглядом бармена. – А уверуешь ли когда-нибудь?

–Нет.

–Ладно, пусть так, а какое у тебя имя? – Маскируясь под невзначай, спросил сосед.

–Олейн.

–Рэналф. – Носители имён поприветствовали друг друга молчаливым крюком воображения.

Рэналф махнул рукой повернувшемуся бармену, тот немедля подошёл к клиенту, ожидая принять свой девятьсот восемьдесят седьмой заказ.

–Повторите, пожалуйста.

–Одну секунду. – Бармен, очевидно, пребывал в приподнятом настроении, наливая пиво кому ни попадя, он раздавал вместе с ним, помимо орешков, свою энергетическую заряженность.

–Спасибо.

–Пожалуйста.

Рэналф отпил пива, испачкав усы в пене и быстро слизнув, он снова продолжил диалог.

–Так вот, зло и добро или добро и зло, кому как больше нравится, не суть, на этом же я остановился?

–Да, на этом. – Как безучастный памятник в сборище встретившейся толпы знакомых, ответил Олейн.

–Вот. Если разделить tempus на сегменты до и после, и расценивать До как зло, а После как добро, или в обратном порядке, тут уж кому как ближе, и задать верующему во время и пространство вопрос по типу, – «На чьей стороне перевес, что сильнее, что продержится дольше, и кто в итоге победит или быть может всё останется в неподвижности бесконечной восьмёрки?», сумеет ли он дать вразумительный ответ? Ты сам веришь во время и пространство? – Выгрузил Рэналф.

–Пожалуй, по большей части скорее верю, чем нет.

–Хорошо, так дай мне ответ, и выпей, наконец, после этого, свой скотч.

–Допустим, я зафиксировал твою концепцию, но тогда возникает своё продолжение: каждое До и После, в кавычках «зло и добро», можно ещё разделить на множество делений из каждого пройденного или пока не пройденного отрезка temporis.

–Слушай, любому подвластно как угодно склонять эту парадигму, ты мне ответь на чётко поставленные вопросы.

–Ну, ладно, тогда я встану в отряд приверженцев за то, что После могущественнее и долговечнее, чем До, ведь как может прошедшая спичка быть сильнее, чем не родившиеся сигарета?

–Finem.

–Finem чего?

–Лично ты отождествил До как зло, После как добро и тем самым, решил для себя геометрическую формулу, составленную из химических элементов. И насчёт протекающего времени и насчёт Зло-Добро. А теперь, пей.

Олейн остановил круговорот стакана в природе, антагонисты созвездий пролили молочный односолодовый на втягивающее небо. Горло приятно обожгло, млечный путь феерично таял. Вельветовый синий пиджак испарился, напротив номера 4 стоят два опустошённых бокала из-под пива и один стакан из-под скотча. Он расплачивается за выпитое. Заходит в кабинку с обоссаным унитазом и заодно напольной плиткой, достаёт восемнадцатисантиметровый вставший член, кое-как справляясь с пробудившимся; и так же, как и все остальные до него, Олейн заливает горячей мочой плитку-унитаз-кроссовки-пальцы; звучит, кстати, как приговор; всовывает член обратно в брюки, звонко застёгивая молнию на ширинке. Зеркало трепетало лживыми сводками. *Нет, это не чушь, я не сумасшедший, Рэналф тут сидел, Рэналф тут сидел*, молитва прочитана, и Олейн выносится из надоевшего бара.

*А где бы тут Ту… (он икнул), тусануть? Странное словцо, но плевать, я пьян, а значит мне автоматически выдаётся право выдумывать слова и мочиться на газоны с сигаретой промеж губ*.

Пиу-пиу.

Карманник – Иуда, сумочник – Иисус.

Не бодрое утро вставшее поперёк горла сумочника. Паркетные квадраты сами собой поскрипывали, оповещая домовладельца о непрошенном полтергейсте. Рот на удивление быстро проснулся и уже в десять часов чистил зубы за стёклами запотевшей кабинки душа. Смыв с себя вчерашний след наживы переходящий на сегодняшнее урчание в желудке, Рот пооткрывал все ящики на кухне, с острым желанием закинуть что угодно в тигриное недовольство. Надеясь на успех розыска, он быстро прошерстил каждую полочку, уделив им внимания ровно в две десятые секунды.

День повторился.

Посуда отсутствовала. Дарья ждала в подвальной комнатке, предназначенной для сборища ТуТусовки. По сути, они там только и делали, что страдали от незнания, бились над персональными понятиями сложных терминов, вроде: мировой линии, светлого конуса будущего, альтруизма, трансгуманизм и тому подобному; да курили травку, выращенную по особой технологии.

Рот проходя через клуб сотворённый в стиле гранж, врывается в сумрачный подвал, с дымом работающем на постоянной основе на должности старшего дизайнера.

По всему периметру комнаты гудели люди из ТуТусы, Дарья сидела на башне из паллетов, к руке как обычно прилипли сигарета и бутылка пива. Со стороны она смотрелась до неприличия одинокой, но если подавить желание тут же подойти со скорой безразличной заботой и не говорить что-то вроде, – «Чего ты такая грустная, не хочешь выпить со мной? Я угощаю!», а постоять и понаблюдать за девушкой, то можно без труда заметить, как отросшие щупы с присосками макаются в краску грёз, выполняя мазки на окружившим её панно из одеждо-дымящих людей. Я так и сделал, постоял и понаблюдал, до того момента, пока клапан моего сердца не задребезжал второй скоростью ребристого вибратора, согревающий человеческую душу и не только.

–Ну, привет.

–Ну, saludo! – Новомодная приставка «Ну» в начале поезда каждого предложения (почти каждого), совершенно не сочеталась с желаемой интонацией, но на это всем было начхать.

–Ну как же я, блять, вымотался.

–Ну чего такое?

–Ну, короче, вчера, тусуюсь я, все дела, хуй знает какой по счёту играет трек, дорожка и выход в толчок. Ну, безостановочная сука тряска выпивает все мои потовые выделения, налезшие слой на слой, я не выдерживаю и ухожу на ближайший диван, мокнущий от дождя под бескрышной хренью…

–Ну.

–Ну и вот, там сидит чувак, на голове вроде сомбреро. Ну, я у него спрашиваю, – «Сигареты не найдётся?»

–Ну, а он?

–Ну, а он, – «В Бога веришь?», – я на фабричном автоматизме отвечаю двойным вопросом на вопрос, как учили, – «Ну, а надо? Если да, то в какого?», – к этому времени его сомбреро заканчивает одиннадцатый трёхсот шестидесятый градусный забег. – «Хоть в какого», – весь обтекаемый водой сидит, мокрый как сука в постели у молоденького мажорчика, – «Ну, в бога ТуТуса, не более», – я рассмеялся, потом ощутил жжение под левой подмышкой, кровь хлестала из раны, все волосы прятавшиеся там, покрылись кровью, сомбреро нависло динозавром над моей рожей, мужик произносит в мою скукоженную щёку следующее, – «Ещё раз замечу, как твоё ебало снова занялось излюбленным хобби, во всех Богов одновременно уверуешь, ублюдок», – как ебучий питон прошипел мне в щёку. – Рот приподнял смененную рубашку и футболку, оголяя стройное тело и демонстрируя забинтованную подмышку.

–Ну нихера ж себе! Ну, а что за хобби он имел ввиду?

–Ну мне-то откуда знать, снова псих небось. Но теперь, я хочу узнать в какого Бога поверит его мозг, под вымокшим сомбреро.

–Ну и как ты собрался это провернуть? Где искать?

–Ну дай мне подумать.

–Ну, может он мекс?

–Ну, нееет, скорее наш.

–Ну, а лицо, лицо запомнил? – Музыка плавно украшала рельефный череп Дарьи, выводя всякие хрупкие рунические рудники, захороненные от взоров летописцев.

–Лучше некуда. – На миг, все гудящие сменили свои связки на волчьи и хором исполнили хит лунных животных, поприветствовав таким образом, вошедших Фелицию, Ци Рку, а так же О’Гила с косяком застрявшем промеж дыры в зубах. И быстро закончив звериную сонату, гудящие вернулись каждый к своему разглагольствованию о гносеологии. Мы тоже.