Богданова упомянула, что будет суд. Только там будет решено, отдадут мне сына или нет, а до тех пор я смогу лишь навещать его. Господи, за что мне все это? В чем я так сильно провинилась и почему от этого страдает мой ребенок? Одни вопросы…
В горьких раздумьях я вышла на улицу и поплотнее запахнула кардиган. Сейчас не время паниковать, нужно ехать к Кириллу и успокоить его. Наверняка ему там страшно и одиноко, ведь раньше он никогда не оставался с посторонними людьми. Необходимо взять себя в руки, иначе ничего хорошего не выйдет.
Неподалеку от здания Опеки я заметила автобусную остановку и почти вприпрыжку добежала до нее. Под пластиковым козырьком на узкой деревянной лавке сидела одинокая старушка, опираясь на толстую витую трость. Все ее внимание было сосредоточено на дороге, видимо, ожидала подходящий транспорт.
– Простите, а вы не подскажите, какие автобусы идут до детской больницы на улице Тимирязева? – обратилась я к ней, зябко поежившись от порыва холодного ветра.
Бабушка взглянула на меня своими блеклыми глазами, и на ее лице, испещренном глубокими морщинами, расползлась добродушная улыбка.
– Дак вон семнадцатый идет, тебе в него садиться надо, – прошамкала она беззубым ртом.
Я повернулась в сторону дороги. К остановке действительно медленно приближался длинный ярко-желтый автобус, похожий на гигантскую гусеницу. Вверху на лобовом стекле была прикреплена табличка с крупными цифрами «17». А у старушки, несмотря на ее возраст, отличное зрение.
– Большое вам спасибо! – я сердечно поблагодарила ее, та в ответ покивала, обнажая в улыбке светлые розовые десна.
Я спешно забралась в полупустой салон. Ко мне тут же вальяжной походкой направилась зевающая женщина-кондуктор, на поясе у которой болтались многочисленные рулоны билетов и позвякивающая мелочью сумка. Расплатившись за проезд, я уточнила у нее, действительно ли этот автобус идет до нужного мне места, и получила утвердительный ответ.
Ехать пришлось довольно долго, так как почти каждые три минуты автобус тормозил на остановках, наполняя салон новыми пассажирами. Я глядела невидящим взглядом в мутное окно и думала о встрече с сыном. Чья-то рука легла мне на плечо. Я, вздрогнув, моментально повернулась назад. Это была кондуктор.
– Следующая остановка ваша, – предупредила она меня и прошествовала к голове автобуса.
Я поспешно вскочила с потертого сидения и встала у двери, держась за холодные металлические поручни. Наконец-то по правой стороне дороги показалось большое здание больницы, огороженное высокой сеткой-забором. Автобус затормозил возле небольшого закутка остановки, сплошь обклеенной рекламой. Меня резко качнуло вперед, а потом назад, двери с шипением распахнулись, и я выскочила на улицу.
Больничный городок состоял из нескольких корпусов. По асфальтированной дорожке я вошла на его территорию и остановилась напротив огромного информационного щита. Детское отделение располагалось в самом дальнем здании, я поспешила к нему, следуя табличкам-указателям.
Вокруг нужного мне корпуса было немноголюдно. На входе стояли, громко переговариваясь и хохоча, две женщины в просторных темных куртках, из-под которых торчали светлые медицинские халаты. Неподалеку неторопливо прогуливалась женщина с ребенком дошкольного возраста.
Запыхавшись, я буквально влетела в двери. Работницы больницы на миг притихли, провожая меня неодобрительными взглядами. Внутри помещение было довольно обветшалым: облупленная краска на стенах местами оголяла пожелтевшую штукатурку, линолеум на полу кое-где был протерт почти до дыр. Несмотря на это видимое неблагополучие, всюду было чисто.
В холле за столом сидел подтянутый охранник среднего возраста, он увлеченно просматривал какой-то пестрящий яркими картинками журнал. На меня, как, собственно, и на мое приветствие, он не обратил никакого внимания.
Я прошла по длинному коридору и довольно быстро наткнулась на закрытые деревянные двери, на которых висело какое-то объявление. Распахнув одну створку, я увидела еще один коридор, но, в отличие от предыдущего, он был наполнен снующими повсюду детишками разного возраста. Значит, я не ошиблась и пришла по верному адресу. Сейчас я увижу своего ненаглядного сыночка! От этой мысли внутри что-то приятно защекотало и стало тепло. Но едва я ступила за порог, меня остановил сердитый грубый голос:
– Ну и куда это мы собрались??? – рядом неизвестно откуда материализовалась тучная женщина с ведром и шваброй в руках. Ее брови были грозно сдвинуты, а темно-карие глаза метали молнии. – Читать-то, что, совсем не умеем? По-русски же написано: КА-РАН-ТИН!
Я на секунду растерялась, едва не выронив из рук сумку, но тут же спохватилась и принялась объяснять санитарке:
– Женщина, у меня здесь сын маленький один, мне разрешили прийти.
Та отставила свои рабочие атрибуты в сторону, уперла руки в бока и громко заорала в глубину коридора:
– Ка-а-ать!!!! От заведующей сегодня были указания на пропуск???
– Не-е-еа, – послышался вялый протяжный ответ. Следом за бесцветным голосом в коридор со скучающим видом откуда-то сбоку выплыла и сама его обладательница в медицинском халате. В руках у нее было спелое надкусанное яблоко. Смачно жуя его, она кивнула в мою сторону: – А это кто?
– Дак вот, пришла тут, говорит, что можно ей пройти, – продолжила разговор с медсестрой санитарка так, словно меня нет рядом.
– Подождите, женщины, вы не понимаете! – я была просто обескуражена. – Кирилл Самойлов здесь находится?
– Ааа… Дак это та мамашка, которая ребенка в магазине бросила! – просияла уборщица, затем повернулась в мою сторону и надменно-оценивающим взглядом окинула меня с ног до головы. – А выглядит вроде нормально… Видать, сейчас все поголовно наркоманят!
Мне уже порядком надоел этот бессмысленный разговор. Я решительно шагнула в коридор.
– Куда это??? Нельзя! – массивная женщина перегородила мне путь.
– Мне можно! – я попыталась безуспешно протиснуться мимо нее. – Позовите сюда главного!
– Не велено никого пускать! Карантин у нас! – повышенным тоном, не терпящим возражения, ответила она и слегка подалась вперед обширной грудью. Мне пришлось немного отступить назад.
– Егоровна, зови охрану! – она с явным раздражением в голосе вновь обратилась к меланхоличной медсестре, которая, аппетитно хрустя яблоком, неспешно двинулась вперед.
Я поняла, что действовать нужно немедленно, иначе меня сейчас попросту выгонят из отделения. Резко нырнув под рукой полной санитарки, я проворно выскочила сзади нее и, петляя как заяц, проскочила мимо зазевавшейся медички. От неожиданности они обе сначала замешкались, а потом заголосили и бросились вслед за мной.
Шумные ребятишки в коридоре притихли и испуганно прижались по стенкам, а я, словно вихрь, понеслась вперед, вопя во все горло:
– Кирюша!!! Где ты?!
Сзади раздался оглушительный грохот, я на бегу оглянулась: тучная уборщица, громко охая, растянулась на кафельном полу. Вторая моя преследовательница поспешила ей на помощь. Ну а я мысленно поблагодарила бога за полученную фору.
Кровь неистово застучала в висках, заглушая все окружающие звуки. Что есть силы я ринулась по коридору, на ходу распахивая все попадающиеся палаты в надежде увидеть сына. Одна дверь, вторая, третья – все не то!
Обитатели больничных покоев на мое неожиданное вторжение реагировали по-разному: кто-то пугался, а кто-то и дальше продолжал заниматься своими делами. На поднявшийся шум в коридор стало высыпать все больше пациентов, что затруднило мои поиски.
– Где мой сын?! Кирилл Самойлов??? – я схватила за руку какую-то подвернувшуюся девчушку лет пятнадцати в хлопковой пижаме, но та лишь испуганно пожала плечами и отскочила в сторону.
Впереди еще одна дверь в палату. «Сейчас, сейчас. Потерпи, сын, я найду тебя!» Я схватилась за ручку, готовясь распахнуть ее, но внезапно сзади кто-то с силой сбил меня с ног. Я мгновенно потеряла равновесие и повалилась на пол, больно ударившись коленками. Сверху, тяжело дыша, навалилось чье-то тело, обездвиживая меня.