Обернувшись на порогое Синей гостиной, Лиска потянула за рукав Наиру.

-- Смотри, смотри. А я-то все думала, что же это за звук такой знакомый, и никак не могла вспомнить.

Цокая по паркету когтями, под рядами вешалок, не спеша, разгуливала Глафира. Так вот почему госпожа Нарголина проверяла, на месте ли пуговицы. Ворона, нимало не обращая своего драгоценного внимания на гостей, тем временем подошла к зеркалу и внимательно разглядывала свое отражение в резной золоченой раме. Черное и серое, как всегда, прекрасно гармонировало с позолотой.

К дому Лестрины они вернулись как раз к обеду.

Кордис, не отрываясь от пышных блинчиков, едва взглянула на вошедших девушек. Зато Лестрина, женщина обычно невозмутимая, ахнула и, обойдя каждую со всех сторон, развела руками.

-- Драконы зеленые! Ты погляди, что за красавицы! Ну Нарго и расстаралась. А стройные-то! Да таких невест во всем Изнорье поискать! И с каким вкусом одеты! А в Ковражине-то что будет?! И не страшно вам их в большой город отправлять? Да еще ко княжескому двору. Там столько соблазнов вокруг.

Кордис скептически оглядела очередной блин на тарелке, подцепила было сметаны на ложку, подумала немного, стряхнула обратно и, мельком взглянув на подруг, потянулась за хреном. Лестрине, впрочем, ответила:

-- Ну уж совсем-то на дур они все-таки не похожи. Может, хватит своего ума, чтобы утреннюю росу на бриллианты не променять. А если не хватит, я им своего не приделаю...

Она положила поверх хрена маленький соленый рыжик и задумалась.

Наира с Лиской не стали слушать, что там еще магичка пожелает поведать о них миру, и убежали наверх, в комнату, уже много раз приютившую их у Лестрины. Там, кстати, было довольно большое зеркало. Изо всей собственной одежды на них сейчас были только сапоги. Юбки, полушубки и рубашки лежали на Наириной кровати в большой коробке. А одолженные госпожой Нарголиной дорожные платья не просто хорошо сидели. Это было какое-то волшебство. Они обе были сами на себя не похожи.

-- Слушай, Наира, ты будто даже ростом выше стала, чем утром была. И такая...

-- Какая?

-- М-м-м.... строгая что ли... нет, не то. Очень красивая и необычная, непростая... Никак слово не подберу. В общем, удивительная.

-- Да ты сама удивительная. Давай-ка зеркало повернем немного. Вот так. Ты погляди. Тоненькая, гибкая, большеглазая... Любому княжичу невеста.

Лиска вздрогнула. Полоснула по сердцу ледяная отчаянная тоска. Никогда, никогда...

-- Лиска, ты что? Что с тобой?

Лиска опустила плечи и, прикрыв рукой внезапно пересохшее горло, одними губами прошептала подруге:

-- Никогда я не буду невестой, никогда.

-- Лисса, что ты? -- Наира испуганно распахнула глаза. -- Почему? О! Прости, я что-то совсем не то сказала.

Лиска помотала головой, стараясь не отвечать, чтобы не расплакаться.

-- Ничего, ничего. Потом как-нибудь...

Она посмотрела в окно на засыпанный снегом сад, на герань на подоконнике, на кровать у окна, на которой не раз уже приходилось ночевать.

-- Смотри, Наира, нам Лестрина свой дорожный короб принесла. Помнишь, она нам утром сказала: "Хоть что туда кладите, но багаж у приличных барышень должен быть неприподъемный".

-- Ума не приложу, как из пары полотенец и нескольких носовых платков сделать приличный багаж. Разве что захватить с собой все, в чем мы пришли сюда.

-- Можно еще и корзинку с пирогами туда же сунуть. Все-таки какой-никакой, а вес.

Лиска приоткрыла крышку корзинки, чтобы убедиться, что пироги не помялись. Ничего не поняла. Закрыла крышку. Подумала, открыла крышку совсем. Несколько секунд тупо таращилась на какой-то кусок меха, шишель знает как здесь оказавшийся. Потом запустила руку в корзинку и, деревенея от неожиданности, вытащила на свет божий....

-- Наира, смотри.

В вытянутой Лискиной руке безвольной шкуркой висел сын куниц и брат горностаев, всеобщий баловень, любимец и сотрапезник и неизменный Лискин обожатель.

Осталось только ахнуть.

-- Руш! Как ты мог?! Сбежал, поросенок! Но я же не могу тебя с собой взять. Что же ты наделал?!

Руш висел в Лискиной руке безо всяких признаков сопротивления жестокой судьбе. И такая печаль была в его потускневших глазах, что не прижать его немедленно к сердцу было просто невозможно.

После получаса ахов, охов, причитаний и всяческой заботы зверь пришел помаленьку в себя и даже согласился съесть кусочек пирога, а потом еще кусочек, а потом всяческая забота подошла к концу, и пришлось с покаянным видом выслушать гневную Лискину речь и продемонстрировать безропотное смирение и готовность выполнить любое хозяйское приказание.

-- И что же мне с тобой делать теперь?

Зверь не знал.

-- А вот это теперь куда девать? -- вопрошала Лиска корзинку с сильно помятыми пирогами.

Наира заглянула в корзинку.

-- Ну это просто. Сходим с тобой в здешний курятник да козу Лестринину проведаем. А еды нам с тобой так и так Лестрина наготовит, как обычно, столько, что впятером не съешь. Не проголодаемся.

-- Ладно, пошли в курятник. А ты сиди здесь и не вздумай в доме кому-нибудь на глаза показаться.

Руш забился в угол кровати, лег, положил голову на лапы и послушно замер в неподвижном ожидании. Не рассказывать же было, что в курятник он сегодня утром уже лазил и на чердаке побывал, да и в подвале тоже. Тем более что звери говорить не умеют. Это все знают. Широко известный факт.

Гл. 21

Окна гостиницы выходили на широкую шумную улицу.

Вежинские "троюродные племянницы жены Ойринского городского головы" стояли у окна и во все глаза разглядывали открывающуюся с высоты мансарды перспективу незнакомого города.

-- Я никак не ожидала, что город может быть таким... Я слышала, конечно, что Ковражин большой город, всего немного меньше Изнора, и что дома здесь высокие и богатые, и все-таки не ожидала. И сплошь резной камень, лепнина, окна высокие, арки, везде каменные мостовые. Красиво, конечно, и необычно, хотя по мне -- как-то тесновато построено.

-- И палисадников перед домами почти нигде нет, -- отметила Наира, -- разве что к окраине поближе...

В дверь стукнули, и над порогом появилась любопытная физиономия молодого слуги.

-- Хозяин велел спросить, не подать ли сударыням обед.

Подруги переглянулись. Стараниями Лестрины они были обеспечены обедами и ужинами еще по крайней мере дня на три, даже с учетом Рушкиной помощи. Лиска поморщилась, а Наира ответила за обеих:

-- Нет, не нужно, принесите только чай.

Хорошо ответила, со сдержанным достоинством. Ей отчего-то все-таки больше подходила роль молодой дамы, умеющей себя вести во всяких ситуациях.

Лиска снова повернулась к окну. Мокрый снег ложился на спины лошадей, на крутые крыши, на башенки, на затейливую лепнину и каменную резьбу, украшавшую богатые дома напротив. Резные голуби бесстрашно соседствовали со сказочными львами, каменные орлы строго взирали на кокетливых русалок, чьи плечи едва прикрывали рыхлые снежные пелерины, а цветы терпеливо ожидали весеннего тепла. Зима обещала еще быть и быть, но свирепствовать морозами и ледяными ветрами уже не могла. Сырой воздух обещал, что дело неминуемо кончится ручьями, ледоходом и прочей веселой слякотью, одним словом, весной. И впервые в жизни Лиску это не радовало. Предчувствие весны отзывалось сейчас в ее сердце томящей болезненной тоской. И неудивительно... Да еще и тревожные вести о грозящей войне. Даже в Вежине, который был куда как далек от границы, говорят, молодые мужчины и парни доставали из сундуков дедовы доспехи и оружие. По всему Изнорью великий князь назначал начальников сотен и городских воевод, княжеские военачальники пересчитывали лучников и арбалетчиков. Маги, как девушки хорошо знали, неделями пропадали то в столице, то в Ковражине, то в Загорье. Канингем с Вериленой все "свободное" от своих бесчисленных дел время учили молодых магичек чародейской медицине, Кордис -- искусству перемещений, а Дариан -- умению видеть то, что обычно скрыто от людских глаз за оболочкой привычного образа вещей.