Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Кричу Алешке, сам – штурвал от себя, ручки газа вперед – хоть жидкая облачность, но в ней одна надежда. Оборачиваюсь, фриц уже на хвосте висит, рядышком, силуэт виден – Ю-88. Это над Москвой они бомбардировщики, а тут – ночные истребители.

Фашист очередь пустил и носом зарылся. Хвостовых пулеметов боится, отсутствующих. Англичанина в нас опознал. Неплохо, а то сшиб бы, будто на учениях – такую-то чушку: и нам не покрутиться, и ему не промахнуться. И Галюченко со своей верхотуры за оперением его не достать. Кладу вправо, можно в штопор влететь, черт знает, как этот «ланкастер» себя на больших углах поведет. «Полагайся, Данилин, на предыдущий опыт». Положишься тут – эта машина вообще ни на что раньше мной виденное не похожа.

Очередь стучит по фюзеляжу. Точно бьет, зараза. «Юнкерс» сделал новый заход – у него и скорость, и маневренность. А может, другой это – их истребители парами работают.

– Хана! – кричу. – Сбили!

Климов тоже кричит, что именно – не разобрать. Фриц справа заходит, но не видно ничего, я оглядываюсь, успеваю заметить только Прошину морду – в крови всю, а в окне – плексиглас в трещинах. Задело физика нашего. Но Проша не верещит и за голову не хватается – дергает свои переключатели еще быстрее, чем я штурвалом ворочаю.

– Падаем? – слышу его сосредоточенный голос. – Уже падаем?

Не визжит от страха – спрашивает. Тут до меня доходит, кричу:

– Алеха! Бомболюк!

– Замки в боевом.

Вот кто спокоен, когда работает, другой человек! Услышал его, и отлегло – значит, не зацепило штурмана.

– Сброс! – командую. И сразу лампочки у Проши почти все погасли.

Потом как в замедленной съемке пошло. В лобовом, не спеша, одна за другой, медленно-медленно дырочки появились. Одна… вторая… третья… Дырочки ровные, с просветом. Будто по линейке. Пулемет – отмечаю-раздумываю, словно не в мой колпак «юнкерс» очередь всадил, будто есть время думать… А пушка бы вдребезги разнесла… Светлеть начало. Так же медленно пули отрикошетили от Прошиной бомбы. По кабине плавно полетели искры. Оставляя прожженные дорожки на обшивке потолка и стен, каплями повисая на бакелите, взвизгивая и жикая о металлические поручни, панели приборов… Свет ослепил, заставил моргать. Горим? Даже в таком темпе искрам пора погаснуть.

Проморгался – свет никуда не делся. Свист из дырок в стекле, в ушах ломит. Поворачиваю штурвал, иду по дуге. «Юнкерса» не видно. Ни одного. Оторвались? Только куда они делись? Черт, голова, что ли, кружится? В глазах все плывет.

Медленно выравниваю, и «ланкастер» выходит в горизонтальный полет – не такая уж и чушка!

Похоже, оторвались. Далеко внизу плотный туман. Сплошная облачность – ни одного ориентира. Кажется или под нами море?! Да нет, лес. Душно, пот глаза заливает. Но небо спокойное, «юнкерс» куда-то делся, и почему-то вдруг наступил день.

– Что за место? – спрашиваю. – Ничего не понимаю… Алексей молчит. Плохой признак. Не знает, где мы?

Почему не знает? Панику сеять не хочет… Скорость падает… Прибавляю газу… машина почти не откликается на газ. Давление в левой магистрали у нуля! Перебило? Загоримся, раз топливо хлещет. Перекрыть подачу – дергаю кран. Правые моторы крутятся, и то хорошо. Садиться придется. Бомбу сбросили, задание выполнили и шлепнемся к фашистам?! Да какой садиться! Нет…

– Только мне в просветах мерещится вода? Много воды, – буркнул Алексей. – А моря здесь быть не может.

– Где ты увидел море? – огрызнулся я. – Туман сплошняком. Черт!

Штурвал тяну – нос еле шевелится, отпускаю – клюет пьяной курицей. Два двигателя отключены – это одно, но вроде как и аэродинамика поменялась. Бомболюк не закрылся? Воздух черпаем? Все, надо место искать для вынужденной, иначе плюхнемся где придется.

– Судя по влажности и туману, действительно можно предположить близость больших водных масс, – вдруг говорит Прохоров, медлительно так, будто гуляет по берегу Черного моря с собачкой и в белой панаме. – Или леса. Скорее джунглей…

Джунглей тебе… Или леса… Идиот…

– Товарищ капитан, – нудит тем временем Проша, – там, на горизонте, вода виднеется, а значит, может быть отмель, не обязательно же лес в воду сразу обрывается.

– Так точно, товарищ капитан, – рапортует Алексей, – Проша прав.

Проша-то прав… и Алешка прав… Галюченко сопит, в наушниках иногда слышно:

– Матерь Божия, Иисусе Христе…

А мне бы дотянуть. Командую:

– Штурман, отслеживай берег, тянем туда.

На всех парусах, всеми дырками в фюзеляже свистим вниз. Скорость падает. Туман рвется, внизу лес. Море леса. Да что мы, леса не видели… Куда ни глянь, везде шевелящиеся кроны, ни просвета. Полянку бы, хоть кустарник, по-тихому сверзиться, не в дерево лбом. Ни просвета. А высоту уже набрать не смогу, нет, не смогу.

Но ведь видели, почти видели – вода. Впереди повыше не холмы, но сопочка, как в Сибири бывают, может, за ней? На сопке елки уже видны отдельные – ярко-зеленые, у нас не такие. Высота падает – не удержать. Кусты, берег? Не дотяну. А! Была не была, деваться некуда! Пройду фюзеляжем по верхушкам, может, дотянем и не развалимся.

– Садимся! Вариантов нет. Аварийно!

– Есть аварийно, – откликнулся штурман.

– Есть, – сдержанно отозвался Галюченко. Проша – взглянуть некогда, а он кивает, наверное. Сосредоточенно нахмурив брови, глядя куда-нибудь в свои приборы, будто там формула нашего спасения пропечатана. Или его машины.

Вот они, верхушки деревьев! Гашу правые моторы, и будь что будет. И тут перемахнули через сопку, за ней обрыв, и ниже – берег, настоящий широкий пляж. Пришлись на него наискосок. Подправляю чуть, обрыв позволил, подарил метров двадцать высоты, касаемся песка… сядем, нормально сядем!

Воздушные тормоза, элероны на полную, тормоза колесные без пользы по песку. Катимся, подпрыгиваем, не опрокинуться бы. И тут только понимаю, что пляж-то сужается, джунгли к морю выходят. Все равно конец, не в лепешку об стенку, так вокруг дерева обернемся! Все! Грохот, ветки в стекло, трясет и мотает, как в мясорубке. Сок зеленый через пулеметные дырки в кабину бьет. Сейчас как в какую-нибудь елку!.. Нет, тормозимся, не видно ничего, по звуку – замедляемся. Точно замедляемся! Свет резкий зеленый, встали…

Глава 8

Ботанический сад

– Я бы сказал, что перед нами гинкго, – протянул Проша. Растерянно хохотнул и прилип носом к иллюминатору.

– А по-моему, обычная пальма. – Алешка встал и проверил кобуру с пистолетом.

Лес, окружавший нас, был непривычен, полон стройных елок, похожих на кипарисы в Ялте да на Прошины гинкго.

– Не-ет, – протянул наш зануда, – видите, лист у нее развернут ребром к солнцу.

– Твою же мать, – тихо выругался я, разглядывая в иллюминатор непролазную чащу.

Куда мы попали? Почему день, если летели ночью? Были на подлете к Берлину, значит, скоро нарисуются немцы. И убраться по-быстрому не удастся. Попробуй уберись, когда лес перемолочен в кашу и ты посреди этой каши. Но убираться надо, машину осмотреть и вокруг осмотреться не мешало бы, что за место такое. И добавил:

– Оружие к бою.

Вынул табельный ТТ. Открыл закрасившийся зеленым травяным мусором иллюминатор – так, чтобы и выглянуть, и ствол высунуть. Оттуда как в лицо ударило, обожгло – жара несусветная.

– А-а! – вскрикнул Алексей.

– Летучие мыши какие-то, – отмахнулся добравшийся до нашей кабины Галюченко.

В окошко забралась тварь, голая, крыластая, перепончатая, с клювом, страшная, мама не горюй. Следом лезла, цепляясь когтистыми лапами за обшивку, еще одна.

– Задраить форточки и люки! – кричу.

Задраили, сидим. Выбитый иллюминатор Алексей курткой заткнул, задумчиво сказал:

– Читал, что у фрицев в ботаническом саду, в Берлине, всякое водится. Оно и понятно, почему бы таким не водиться у фрицев, в самый раз.

– Получается, приземлились вслед за бомбой, – ответил я. – Сейчас шарахнет, Прош, или подождет твоего указания? Хотелось бы, чтобы подождало.

8
{"b":"642053","o":1}