Вновь пролезла предательская мысль: «А не вернуться ли?». Но разведчик настолько замечтался о том, как явится в поселение с головой Вожака, что моментально забыл здравые мысли.
На чём-то поскользнувшись, грохнулся на задницу. Обрез отлетел куда-то в сторону. Ди поискал глазами оружие. Лежало невдалеке. Поднялся, намереваясь пойти за обрезом, когда взгляд зацепился за виновника падения – макушку черепа.
– Значит правильно иду… – пробормотал он и тут же начал отплёвываться от набившегося в рот снега. Вытерев рукавом губы, подошёл к обрезу, наклонился…
Рядом с оружием был отпечаток ноги. При такой погоде он мог оставаться на снегу совсем недолго. Ди схватил обрез, взвёл оба курка. Упав на одно колено, завертелся вокруг своей оси, ожидая нападения. Но кроме стены снега ничего не видел.
Руки дрожали, стук сердца отдавался в ушах. Ди догадался, кто прошёл рядом. Оставалось надеяться, что изгнанник не заметил молодого разведчика.
За преступления, в зависимости от тяжести, наказывали. Самое страшное наказание – изгнание. Но оно уже несколько Сезонов не применялось, так как людей стало слишком мало, и выгонять кого-то – непростительная роскошь. К тому же те, кого выгнали, доставляли проблемы. Они не умирали от холода и голода, как предполагалось; их не задирали звери. Они жили, да ещё и размножались. В селении предполагали, что не всех людей, которые не вернулись, убили звери. Некоторые попались в руки изгнанников. От холода, по всей вероятности, те прятались в городских небоскрёбах. И лишь благодаря изменениям в организме после посещения этих зданий, выжили.
Каждый родитель с детства твердил, что город вокруг опасен. Рассказывали страшилки о зверях, которые там поджидали и про лабиринты в этих зданиях. Судьи в один голос утверждали, что если пробыть какое-то время в любом из городских строений, то начнётся необратимый процесс помутнения рассудка. У человека начнёт расти шерсть, зубы удлинятся, а на пальцах вместо ногтей появятся когти. Такой человек достаточно быстро превратится из разумного существа в слабоумное и опасное чудовище.
Он станет зверем.
Ди ещё раз крутнулся вокруг оси, а потом вскочил и, что есть духу, побежал в сторону гор.
* * *
– Так! – постучал по столу Дидли. – Не скандалим!
– Тут попробуй… – буркнул Илнос, глава семьи бойцов. Его седая шевелюра встала торчком от душившей злобы. Единственный глаз, левый, покраснел от прилива крови.
– Приступим, – заколотил по столу Дидли. Подсвечник с новенькой свечой, стоявший рядом с ним, подпрыгнул от последнего удара.
Совет заседал в доме судей, в специально выделенной для этого части. В центре круглого стола, в деревянном канделябре, потрескивало три свечи. Возле судьи всегда стоял ещё один подсвечник. «Для игр» – как он сам его характеризовал. Вокруг стола, на табуретах, сидели главы тринадцати семей – двенадцать мужчин и одна женщина. Дидли, как главный судья, являлся председателем Совета. Но, по сути, он был главою поселения. В самом тёмном углу находился люк под землю, куда простым смертным вход был воспрещён.
Совет всегда проходил при минимальной обстановке, чтоб главы семей не отвлекались. Так завели первые поселенцы, а последующие поколения не решались нарушить.
– На повестке дня у нас следующие вопросы, – главный судья, великолепно сохранившийся старик, провёл рукой над стоявшей рядом свечой. – Первое: оценка последствий нападения. Второе: подготовка к Периоду Бурь. Третье: решение вопроса о наказании Вивиты. – Дидли задержал ладонь над свечой и обвёл всех взглядом. – Приступим?
Главы семей понурили головы. Каждый слишком погрузился в собственные проблемы, чтоб решать чужие.
– Приступим, – ответил Илнос.
– Тогда у кого какие потери? – главный судья убрал руку от огня, потёр пальцами обожжённое место.
– Пятнадцать, – первым ответил глава семьи бойцов. – Тринадцать мужчин и две женщины.
– Не слабо! – присвистнул Пиот, глава гончаров, за глаза называемый «кругляшок». – У меня лишь три бабы.
– Ну, – с нарочитой скромностью произнёс Илнос. – Нас же с детства учат умирать!
– Никого, – скрестил руки на груди Диртктстиблиаст, глава семьи электриков и, вероятно, единственный взрослый человек, кто не употреблял пойло вообще.
– Повезло! – хмыкнул глава ремонтников Ду-Ду
Про него поговаривали, что пьяные родители, придумывая отпрыску имя, ничего членораздельного произнести не смогли. Про Диртктстиблиаста по этому поводу и вовсе молчали. Чем занимались родители, чтоб придумать такое имя осталось загадкой.
– Да кому охота жрать гнилое мясо?! – скривился Илнос.
– Я тебе голову снесу за такие слова! – побагровел Диртктстиблиаст.
– Ты?! Мне?! – усмехнулся глава семьи бойцов. – Пойди сопли вытри, прежде чем такое заявлять!
– Тишина! – хлопнул ладонью по столу Дидли. Подсвечник с начавшей оплывать свечой вновь подпрыгнул, в этот раз заметно выше. Ссора между главами семьи бойцов и семьи электриков была настолько стара, что уже никто не знал из-за чего она. В том числе не помнили Диртктстиблиаст с Илносом. – Чуну толкните!
Единственная женщина в Совете – Чуна, глава семьи охотников. Её мужа растерзал медведь, раненного сына загрызли песцы, другого сына птица унесла в своё гнездо, трёх дочерей в разное время утащили звери, четвёртого сына огромная рыба уволокла под воду, пятого раздавил морж. Были у неё и ещё сыновья и дочери, но все по тем или иным причинам погибли. Из ближних родственников не осталось никого. Неизвестно, почему члены семьи сделали её главою, легенд в поселении об этом ходило немало. Вряд ли она имела фактическую власть внутри семьи. На заседаниях Совета Чуна не редко засыпала. То ли из-за монотонности, то ли из-за возраста. Она была настолько стара, что помнила времена, когда звери были разрозненны, времена, когда ими не управлял Вожак. В жизни Совета и всего поселения она принимала минимальное участие.
Чуна от толчка чуть не грохнулась. Встрепенулась, обвела людей затуманенным взглядом.
– Скольких потеряли? – поинтересовался Дидли, вновь остановив руку над свечой.
– Ни… кого, – широко зевнула Чуна. Глаза сомкнулись, рот раскрылся, а из глотки донёсся храп.
– Да их же в поселении и не бывает, – вставил Илнос. – Как их могли убить?!
Отчасти это было правдой. Семья охотников слишком много времени проводила в выслеживании животных и ловле рыбы. Мужчины ходили на охоту, а старики с детьми и женщинами на рыбалку к океану. И в двух домах этой семьи обычно оставалась лишь Чуна, да несколько женщин, присматривавших за малыми детьми.
У остальных потерь либо не было совсем, либо они были минимальны. Звери предпочитали угонять для еды самых мясистых и жирных – женщин, но не брезговали мужчинами и детьми.
– Выходит, – подвёл итог Дидли. – Тридцать три человека. Не мало… Но бывало и хуже.
– Что там ещё надо решать? – хмуро поинтересовался Дон, глава литейщиков. У него пропали две дочери.
– Подготовка к Периоду Бурь, который, как всем известно, не за горами, – ответил судья и отдёрнул руку от пламени свечи. Настроение у него, после подсчёта результатов, испортилось. Тридцать три человека – страшная цифра. А если учесть, что пятеро из потерянных навсегда женщин были беременны, то сумма возрастает.
– Подождите-подождите! – всплеснул руками Илнос. – Сколько это может продолжаться?! А?
Взгляды скрестились на нём. Лишь Чуна преспокойно спала на столе, изредка похрапывая.
– Мы уже миллион раз рассматривали этот вопрос… – осторожно начал Дидли.
– Да, согласен. Рассматривали. А пока мы тут их рассматривали… люди гибли. Мои люди гибли! – повысил голос глава бойцов, а его единственный глаз ещё сильнее налился кровью. – Вы разве не видите, что Вожак организовал их?! Что он сделал из разрозненных зверей организованное общество? Вспомните, по сколько звери раньше утаскивали людей! А по сколько сейчас?
– Ты угомонишься или нет?! – вздохнул Флор, глава разведчиков. – Сколько раз мы обсуждали эту тему?