Не сказать, что я не готовилась, ещё как готовилась, но он ведь в любом случае меня теперь завалит. И плакала моя повышенная стипендия крокодильими слезами.
И я сама плакала. Ночью. В подушку. Потому что у-у-у противный физик, ну почему ему девочки не нравятся?
Наутро я была белая, как полотно, и молчаливая, как кот, которому больше нечего было прищемить дверями — всё давно отдавлено. Скромное белое платье и полное отсутствие макияжа — у меня не получалось больше надеяться очаровать своего неправильного возлюбленного. К тому же сегодня настанет его час — вынесет и зачитает приговор. А потом казнит. Публично. И, наверное, поделом.
Похоже, что публичной казни боялись не только я и усердно поддерживающая меня Вика: на экзамен собственной персоной явился даже Алексей Николаевич. Я не сразу поняла, что он как рыцарь в сияющих доспехах решил защитить меня от дракона. И не важно, что Дракон Владимирович — его близкий друг, благородство классрука оказалось сильнее, и он решил лично проконтролировать, чтобы меня не опалили пламенем — злостно не завалили.
Однокурсники и даже Вика, начиная с первой пятёрки, успешно сдавали экзамен, а я, трусливо забившись в коридоре на подоконник, прикидывала, насколько зол на меня физик, если даже Алёшенька не рискует оставить меня с ним один на один, и чем это мне чревато? Ничем хорошим. Определённо. Довыпендривалась…
Когда сдавшая “на отлично” подруга сумела затолкать меня в кабинет, я уже была морально готова к любым небесным карам и потому, ни на кого не глядя, достав билет, ничуть не удивилась тому, что он был тринадцатым. А что такого? Нормальное число. Вдруг даже счастливое? Потому что все означенные в билете вопросы о звуковых волнах я знала, задачу поняла, и сразу села сдавать без времени на раздумье. И только тогда решилась под нервное покашливание Алексея Николаевича посмотреть в глаза дракону. То есть Константину Владимировичу. И глаза эти были настолько тёмными и хищными, что испугавшись, что вот сейчас сердце остановится, я начала тараторить всё, что знала, учила и помнила. А он, не разочаровав добротой или снисходительностью, забрасывал всё новыми и новыми дополнительными вопросами. Хорошо, на немецкий не перешёл. Наверное, только потому, что зорко следивший за нами Алёшенька тоже его знал.
Меня уже начинало трясти, и в мозгу возникло трусливое желание согласиться на тройку, и пусть стипендия горит синим пламенем, когда Константин Владимирович, молча отобрав зажатую у меня в руках зачётку и поставив уже ненавистную пятёрку, размашисто расписался.
— Пойдём, — поднявшись, он потянул меня за собой в сторону лаборантской. — Таблетками напою, пока тебе плохо не стало.
Садист.
Это всё, что я подумала в тот момент, но всё-таки согласилась. А когда я с ним спорила?
— Глупая, — тихо рыкнул препод, закрывая за мной дверь и ставя ладони по бокам от моих плеч, так что, прижатая к стене, я уже никуда не смогла бы сбежать при всём желании, которое так и не возникло. — Ну чтобы я тебе сделал?
— Порвали бы сеточку, — попав в плен его тяжёлого голубого взгляда, я уже не смогла отвести глаза, потому что от такой близости с этим невероятно красивым высоченным мужчиной было жарко. Очень жарко и до паники волнительно.
— Не велика потеря, — хмыкнул он, прижавшись лбом к моим волосам, отчего ощутился не только жар, но и терпкий запах его одеколона.
— Угу… — всхлипнула я, совершенно не зная куда себя девать и что делать в такой момент. — И ток бы пропустили… без… серебрянки.
— Ну так заслужила, — внезапно обхватив лицо руками, притягивая к себе, он прижался к моим губам в горячем требовательном поцелуе. Моём первом поцелуе. Заставившем, задыхаясь, ощутить, как подкашиваются ставшие внезапно ватными ноги.
Уже через минуту мы покинули лаборантскую, пока мой рыцарь в сияющих доспехах не снёс её двери, заподозрив что-то неладное. А днём позже я решилась задать так волновавший меня вопрос — а как же мальчики? И получила исчерпывающий ответ о том, что не стоит верить всему, что на заборах или стенах колледжа написано.
========== Глава 9. Частицы притягиваются и отталкиваются ==========
Даром преподаватели
Время со мною тратили,
Даром со мною мучился
Самый искусный маг.
Мудрых преподавателей
Слушал я невнимательно,
Все, что ни задавали мне,
Делал я кое-как.
Частицы притягиваются и отталкиваются — так случилось и в моей жизни: слишком сильное магнетическое притяжение вызвало такой же силы отторжение. Невероятная паникёрша и трусиха, я умудрилась с виртуозной скоростью оттолкнуть того, кто так сильно манил, притягивал меня к себе. Всего пара свиданий украдкой, несколько жарких поцелуев, от которых кружилась голова и подкашивались ноги — это всё, на что меня хватило. А потом на смену эйфории и восторгу пришли страх, робость и настоящая паника — слишком остро я понимала, что такому взрослому мужчине, в которого я имела идиотскую неосторожность влюбиться, скоро станет мало того, что я в свои едва исполнившиеся семнадцать лет могу дать. Константин Владимирович и не пытался благородным образом скрыть, какую страсть я в нём пробуждаю, а меня терзал отчаянный страх — вдруг ничего кроме этой страсти ему и не нужно? Вдруг, получив своё, он бросит меня и заведёт роман с новой первокурсницей? Вдруг у него каждый год по такому роману?
Слишком много тогда навалилось на меня, и я сбежала. Просто трусливо сбежала. Сменила симкарту в телефоне и, выпросив у мамы разрешение, уехала вместе с Викой на месяц к её родителям в Михайловку. Как не странно, подруга, которая так активно мостила добрыми намерениями мою дорогу в ад, не стала меня осуждать и ругать за излишнюю трусливость. Напротив, поразмыслив, она заявила, что физик сам виноват, раз не сумел найти ко мне подход и проявить себя как надёжный Ромео, которому можно доверять. А раз так, то моё право решать, хочу ли я продолжать с ним отношения или переверну эту страницу своей жизни, объявив ему вотум недоверия.
Разумеется, ничего объявить я никому кроме неё не решилась и вместо этого скоростным зайцем скрылась в тумане, предпочтя будни незнакомой доселе деревенской жизни попыткам объясниться. Просто потому, что мне нечего было сказать в своё оправдание ни в июне, ни в июле, ни даже первого сентября, когда, стоя на линейке за спиной рыцаря в сияющих доспехах — Алексея Николаевича, буравила взглядом асфальт, лишь бы только не встретиться с осуждающими голубыми глазами Константина Владимировича. Я обманула его во всём, в чём только смогла, и в довершение всего повела себя как маленькая капризная девчонка. А он всё смотрел и смотрел на меня так внимательно, что на шее выступили капельки холодного пота, и захотелось провалиться сквозь землю хоть к самим чертям, хоть ещё куда похуже, лишь бы не испытывать тех томления, боли и страха, которые разъедали бешено колотившееся сердце.
Я всегда была слишком правильной, а потому не могла и помыслить стать такой шальной и ветреной девицей, как Юлька Зайцева. Ни для кого. Даже для мужчины, который разбудил во мне такую бурю чувств и желаний, о существовании которой в природе я по своей наивности даже не подозревала. Да, я до дрожи в пальцах мечтала, чтобы мой горячо любимый преподаватель снова сжал меня в своих руках и поцеловал так смело и глубоко, как ему хотелось, как говорил его напряжённый взгляд. Но тихая, закомплексованная монашка, которая жила внутри меня, уже сделала выбор, приняла решение в пользу треклятого целомудрия. Хорошо хоть постригом за развратные летние поцелуи не угрожала. Я смирилась за три прошедших месяца и уже не роптала. Пришлось смириться и Константину Владимировичу. Моя трусливая натура не дала никакого выбора и ему. Путём самых виртуозных ухищрений мне удавалось избегать любых его попыток приблизиться, пока к концу сентября он не прекратил их предпринимать. Да и потом тоже я умудрялась прятаться в трёх соснах колледжа как заправский суслик от своры охотников с их собаками. К тому же у меня появился ещё один личный кошмар и в одном флаконе с этим стена-невольный-защитник-и-наверное-принц-если-не-воротит-от-его-исключительно-прекрасной-физиономии. Говоря проще, в нашей группе появился новенький — Олег Пестрицин — жуткий балбес, не вылезающий из тренажёрного зала и прекрасно отдающий себе отчёт в том, как его обожают все девицы колледжа. Которые ещё не знают степень его балбесности, разумеется. А ещё Олег прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его отравленных анаболиками мозгов и весьма (па)скудных знаний категорически мало, чтобы вытянуть хотя бы один семестр на тройки, и он вцепился в первую отличницу (в моём лице), аки весенний клещ в свою жертву.
