– Не сейчас, – оторвавшись от него, остановила порыв Мария. – Вовка скоро вернется. Приходи в воскресенье. Их от школы на экскурсию повезут. На целый день. Придешь?

* * *

Они лежали на узкой полуторной металлической кровати. Он ласкал ее тело, о котором так долго мечтал. Но когда мечта оказалась так близко, почему-то злосчастный орган объявил забастовку.

– Не торопись, – успокоила его Маша. – Все будет нормально. У нас впереди еще много времени.

Она легла на спину, а он спрятал лицо в ее груди. Ему было неловко перед ней. Он страстно хотел эту женщину, он мечтал о ней по ночам и даже, стыдно признаться, в те минуты, когда выполнял супружескую повинность с женой. Не любимой уже женой, потому что Маша заполнила все его сердце. А тут…

Взгляд Маши упал на полку, которую третьего дни повесил Олег Михайлович.

– Здорово висит, – хотела она еще раз похвалить его работу и осеклась, поняв, что не то ляпнула.

И полковник растолковал эту фразу неправильно. Он сел, свесив ноги, и стал натягивать темно-синие сатиновые трусы.

– Олег, ты чего? Я совсем не об этом. Я про полку. Ну не сердись, ради бога, у мужчин бывает такое. Ну, перевозбудился немного, подумаешь? Я же совсем не в обиде. Честное слово. Ну не расстраивайся так!

Она обняла его за плечи, снова укладывая рядом с собой. Олег Михайлович даже почувствовал некое шевеление оконфузившегося органа.

– Маш, мне надо привыкнуть к тебе. Честное слово, я все могу. Выходи за меня замуж.

– Прям так сразу? Но ведь ты женат!

– Я разведусь. Нам хорошо будет вместе. И Вовке отец нужен. Я его стрелять научу, и рыбу ловить. А когда подрастет – машину водить научу.

– У тебя машина есть?

– Скоро будет. На «Москвича» в очереди стою.

– Завидный жених, надо подумать.

Маша озорно сверкнула глазками и прильнула к его губам. Она гладила его грудь, живот и бедра. Вот теперь все здорово, все замечательно. Страхи прошли, он почувствовал нарастающую силу…

* * *

Третий день Олег Михайлович караулил ее возле подъезда, не обращая внимания на сплетни старушек и подтрунивание компаньонов по домино. Почти две недели она избегает его. И Сашка вокруг нее увивается постоянно. Начистить бы рыло ему, да чин не позволяет драку устраивать.

Ведь, казалось бы, все тогда вышло замечательно Они былы близки, он взял ее два раза, на его предложение она почти согласилась, а потом… Холод в глазах, встреч она избегает, на записки, которые он кидал ей в почтовый ящик, не отвечает.

Вот послышался знакомый стук каблучков, который Олег Михайлович узнал бы из тысячи. Маша с Вовкой вышли из арки. В груди защемила тоска напополам с волнением. Полковник еле дождался, пока женщина с мальчиком поравняются с ним.

– Вовка, иди наверх, мне с мамкой твоей поговорить надо, – он потрепал мальца по вихрам и подтолкнул его к дверям подъезда.

– О чем? – глаза Маши оставались бесстрастными.

– О нас с тобой?

– Олег, не надо.

– Почему?

– Прости, я не люблю тебя. То есть… ты мне дорог, но связывать с тобой судьбу я не могу. Ты женат, я не хочу вклиниваться в твою жизнь.

– Я же тебе говорил…

– Нет, я всегда буду чувствовать себя виноватой, что это из-за меня. Так же как я не могу простить ту женщину, которая увела моего мужа.

Окно на третьем этаже распахнулось, в нем показалась женская голова в бигуди.

– Так! А ну-ка, кобель, иди сюда! Ща, я с тобой разберусь! И до тебя доберусь, милочка, глазки твои бесстыжие повыцарапаю! Чтоб неповадно было.

Маша исчезла в подъезде.

* * *

В июне Олег Михайлович подал на развод. Квартиру они разменяли на две комнаты в разных районах. В парткоме его, конечно, пожурили, но никаких санкций применять не стали. Даже в очереди на машину не передвинули. Все-таки участник войны, награды имеет. В сентябре, в первый же выходной, на новеньком блестящем «Москвиче» он въехал в свой старый двор. Доминошников за столом не было – распалась компания. Мальчишки возле дома резались в «чижа». Рыжий Вовка узнал его:

– Дядя Олег приехал!

Пацаны тут же обступили машину – 408-й «Москвич» тогда был диковинкой.

– Мамка дома?

– Ага, дома. А бибикнуть можно?

– Можно. Только тихо.

– Это как?

– Коротко – бик, и все!

Олег Михайлович запер машину и поднялся к знакомой квартире в четвертом подъезде. Дверь открыл Сашка.

– О, Михалыч! Привет, какими судьбами?

– Я к Маше. А ты чего тут делаешь?

– Живу я тут. Я с Захарычем комнатами махнулся. А мы скоро с Машкой распишемся. Слушай, Михалыч, шел бы ты, а? Зачем она тебе? У нас уже все на мази. И Вовка ко мне привязался.

– Саш, кто там? – раздался из комнаты голос Марии.

– Дверью ошиблись! – крикнул Сашка. – Петровых спрашивают! Ну, давай, Михалыч, держи краба, пока!

Олег Михайлович проигнорировал протянутую пятерню. Сев в машину, он дал по газам, горько напевая:

– Молодым везде у нас дорога, старикам… всего-то лишь почет!

2010г.

Пятьсот метров сзади, пятьсот впереди. Желтый буек пронесся мимо. Главное – не снижать темп и следить за дыхалкой. Позади меня тяжело дышит Игорек. Он покуривает, я знаю, но здоров, паршивец, да и злость спортивную имеет. Брызги с его весла хлещут мне в спину, в шею, в затылок. Солнце справа клонится к закату. Дорожка вся в бликах на рябой поверхности воды. Она уходит вперед и кажется бесконечной. Это заезд байдарок-двоек финала первенства Москвы 1967 года среди юниоров. Если выиграем, поедем в составе сборной Москвы на Союз. Вечереет, и так наш заезд последний, да еще старт затянули минут на десять, ждали спартаковцев, у них что-то с лодкой случилось. Мы с Игорьком измандражировались, пока крутились перед стартовой зоной. Да и все, наверно, тоже. Зато со старта мы ушли хорошо, с большим отрывом.

Осталось триста метров. Солнце слепит. Гребем размеренно, в хорошем темпе, финишировать еще рано. У нас крайняя правая вода, все наши соперники слева. Боковым зрением вижу нос лодки и флюгарку с цифрой 5. Это «Крылышки». Мы везем им полкорпуса. Только бы не потерять темп. А до финиша уже двести метров. Скоро пойдем мимо трибун. За меня переживать некому, кроме нашего тренера Славки. За сто метров до финиша он начнет орать: «А ну, подкиньте, сонные мухи! Темп! Оп! Оп! Оп!» А за Игорька болеет Ташка. И поэтому мне приятно, что я с Игорьком в лодке и что я – загребной, и что косвенно она болеет и за меня. Ташка мне тоже нравится. Это девчонка из нашей секции, она на год младше нас. Она красивая, блондиночка, чем-то похожая на Мерлин Монро. Но она – девушка Игорька, поэтому я стараюсь им не мешать. Игорек мой друг, а законы дружбы – святое. Впрочем, я вообще не пользуюсь у девчонок успехом, так что и без Игорька мне бы все равно ничего не светило.

Опаньки! А это что? Катер идет наперерез. Наверно, моторист решил, что заезды уже кончились. Заметив лодки, катер сделал резкий вираж и ушел. Но волна! Мы идем по крайней воде, нам больше всех достанется. А до финиша сто метров. Нос байдарки как шило протыкает вал, он разбивается о кокпит, и брызги летят мне в лицо. Кажется, я невольно отпрянул.

– Жека, ты чего! – хриплый голос Игорька сзади. – Темп!

– А ну, подкинь, сонные мухи! Темп! Темп! Темп! Оп! Оп! – это голос Славки, он стоит перед трибунами, навалившись на парапет.

– Мальчишки, давай! Иго-о-рь!!! – это голос Ташки, она стоит рядом.

А «Крылышки» уже на корпус впереди, за ними почти нос в нос ЦВСК ВМФ и «Буревестник», потом «Спартак», потом мы. За нами лишь «Трудовые резервы». Налегаем с Игорьком из последних сил, обходим спартаковцев и «Бурю». Мы – третьи.

На причальном плотике нас ждут Славка, Ташка и Венера. Венера тоже девчонка из нашей секции. Это не кликуха, ее настоящее имя. Родители так назвали. Додумались, да? Правда, что-то венерическое в ней, конечно, есть. Я имею в виду рост, фигурку… Венерка симпатичная, но не в моем вкусе. Впрочем, я, кажется, тоже не в ее вкусе, она встречает нас исключительно за компанию с Ташкой. Причалив, мы с Игорьком вытаскиваем лодку, ставим на козлы. Ташка обнимает моего напарника, целует в щеку.