Потом умерла Сашина тетка, одинокая женщина, последняя в большой когда-то семье ученых-физиков, частично эмигрировавших, частично умерших. Завещание было оставлено в пользу младшей сестры, Сашиной мамы. Собственно, самым ценным в этом завещании была «трешка» на Водном стадионе, хоть и с окнами на Ленинградку, но зато с высокими потолками и двумя балконами. На семейном совете постановили, что квартира переходит Саше (о, ура, мы наконец-то перестаем скитаться по съемным углам!) в обмен на его отказ от прав на их квартиру, где он был все еще прописан. Вместе с получением этого жилья прекратилась и финансовая помощь нам, а затем и визиты Саши к родителям. Они не настаивали, он не рвался. Постепенно эта часть нашей жизни как-то засохла сама собой и отвалилась. Поначалу еще встречались изредка: дни рождения и канун Нового года, вот и все, не чаще. Потом дед и бабушка умерли один за другим, Сашин отец вышел на пенсию, родители сразу после этого продали опустевшую, ставшую неуютной квартиру и на вырученные деньги купили жилье в Болгарии, прямо у моря, куда и переехали, пообещав писать и звонить, но исчезли окончательно и, видимо, навсегда, будто растаяли.

Спать не хотелось. Я убивала время на кухне, измученная бессонницей, ковырялась в своих мыслях, перебирала воспоминания, когда услышала, как щелкнул замок на детской двери, зашлепали ноги по полу – Степан. Я умела различать сыновей по шагам, по сопению, по ковырянию ключа в замке, когда они возвращались после школы. Степка всегда вставал ночью попить и в туалет, он даже совсем маленьким игнорировал горшок в комнате и требовал похода в общую уборную.

– Мам, а почему ты не спишь?

Смешная пижама в очкастых братцах-кроликах, непокорный вихор на макушке, синющие глаза в огромных, девчонкам на зависть, пушистых ресницах.

– Заюш, да не спится что-то. Ты чего встал, попить-пописать?

Маленький мужичок молча сходил в туалет, потом зашел и с совершенно взрослым вздохом взгромоздился на табуретку рядом со мной.

– Я знаю, ты из-за папы расстраиваешься. Вы поссорились, и он ушел. Я все знаю. Я уже большой.

У меня так сильно защипало в носу и в глазах, что мне пришлось срочно налить себе чаю, хотя в животе и так его болталось столько, что я была как «Али Хуссейн – человек-бассейн» из сказки.

– Степаш, ну, в общем, да, поссорились. Как бы тебе объяснить…

– Мам, а папа ведь нас с Матвеем не бросит? У Витьки из моего класса папа тоже ушел из семьи. Сначала приходил к Витьке, на рыбалку брал и даже один раз в Турцию в отпуск. А потом у него новый сын народился, и он ходить к Витьке перестал. Я Матвея спрашивал, он на меня наорал и толкнул немного даже. А сам ночью плакал. Я видел.

Господи, господи, господи… Дай мне сил удержаться, дай сил не проклинать их отца, по крайней мере при сыновьях. Как-то надо не уронить на детей всю эту зашатавшуюся подо мной планету. Перетерпеть, пережить, переплыть, перейти эту беду…

– Степаш, я смотрю, тебе тоже грустно. Давай как в детстве: я тебя возьму на руки и попоем, а?

Видимо, с настроением сына я угадала: взвивающийся обычно от таких «детских предложений», Степан нахмурился, подумал немного и полез молча ко мне на руки. Я запела колыбельную медведицы из мультфильма «Умка».

Как обычно, на «бригантине» Степан обмяк у меня в руках и ровно засопел. Донесла его до кровати, разгребла минное поле из лего, подоткнула одеяло. Матвей от нашей возни не проснулся, только вздохнул тяжело и перевернулся на другой бок.

Обычно, укладывая детей, я и сама начинала безудержно хотеть спать, засыпающий на твоих руках ребенок – лучшее средство от бессонницы. Но, видимо, не сегодня.

Посуду, что ли, помыть? Надо, кстати, уже прекратить использовать все эти разномастные чашки – в горошек, в полосочку, одна большая, другая маленькая. Одинаковые чашки, мне кажется, придают кухне особый шарм и неброский шик. Бродить по магазинам и искать новые нет никакого желания. Распакую-ка я сервиз, который мы с Сашей купили на первую его зарплату. Вообще, я его берегла на юбилейную годовщину свадьбы, даже целый тост под это придумала, ведь когда-то это была наша с мужем первая «взрослая» покупка. Но теперь-то уж смысла беречь его нет никакого!

С работой у Саши после института все как-то сразу удачно сложилось, как по маслу. Как будто жизнь ему компенсировала этим легким стартом его странные отношения с родителями: у нас с ним как-то не принято было это обсуждать, но я видела, что нет-нет да и загрустит он на эту тему, не хватало ему мамы и папы. Жить в материальном плане сразу стало полегче, в принципе, я могла бы и не работать, заниматься домом и мальчишками – Сашиных заработков, с учетом «левака» и премий, вполне бы хватало пусть не на роскошную, но вполне приемлемую жизнь. Но как-то скучно мне было, захотелось простора, коллектива и пусть небольшой, но все-таки карьеры. Я потихоньку начала работать, сначала из дома вела бухгалтерию разных маленьких ИП и ООО на удаленке. За три года такой работы обросла полезными связями и, когда Степан подрос до детсада, заняла хорошее место экономиста в разросшейся строительной компании одного из бывших клиентов. Работа была, в общем, спокойной и довольно непыльной: в отдел передавалась информация по всевозможным тендерам на строительство, мы с девчонками готовили конкурсную документацию.

Я помню, мне тогда казалось, что жизнь наконец-то наладилась навсегда: мы ездили отдыхать на море, задумывались о новом дорогом ремонте в квартире, мечтали о машине, а потом – о том, чтобы сменить ее на более крутую. Я прониклась всякими «девочковыми развлечениями»: шопинг, уход за собой, всякие рукодельные мелочи. Точно помню, что была тогда очень счастливой: любимый муж, здоровые послушные дети, неплохая работа с хорошими отношениями в коллективе, о чем еще мечтать.

У Саши были регулярно «небольшие проблемы на работе», он часто задерживался, но ведь так у очень многих дело обстоит, ничего «такого» я в этом не находила, не придавала значения, хотя подозрения иногда закрадывались. Поэтому когда он пришел ко мне с текстом: «Оля, нам надо развестись, я ухожу к другой женщине», у меня было ощущение, что на меня упал метеорит. Ну, или встретила динозавра на Тверской. Я только улыбалась по-дурацки и все терла об полотенце свои и так уже давно сухие руки.

В тот день с утра, за завтраком, он мне сказал, что в командировку собирается. Я пораньше отпросилась с работы, чтобы наготовить ему с собой еды. Зачастую командировки Сашины были в места, не очень богатые на качественные предприятия общественного питания, а у него гастрит и подозрение на язву. Так что к его приходу с работы у меня уже отдыхала под чистым полотенцем гора его любимых пирожков – с рисом и яйцами и с мясом и картошкой.

Я как раз загружала обратно в духовку обычно хранящиеся там сковородки, когда услышала скрежет Сашиного ключа в дверном замке, а потом хлопок двери.

– Саш, проходи! У меня все уже готово, поешь, пока теплое!

Саша вошел на кухню с таким лицом, что сердце мое ухнуло и застучало быстрее.

– Что случилось? С детьми что-то? На работе?

Саша резко выдохнул и отвел глаза.

– Оль, мне тяжело про это говорить… Но давай лучше я все сейчас скажу и сразу. Не хочу как хвост собаке, по частям. Оль, я ухожу. Ухожу к другой женщине, насовсем. Нам нужно развестись.

В художественных фильмах в этом месте героиня делает большие глаза и спрашивает что-нибудь тупое, типа «Милый, ты сейчас пошутил?». Сразу возникает вопрос: ты с этим мужиком столько лет прожила – не умеешь отличить шутку от серьезного заявления? Мне вот как-то сразу стало понятно, что Саша не шутит. Кровь прилила к лицу, щеки заполыхали. Ноги перестали меня держать как-то сразу, и я криво присела на кстати подвернувшийся стул.

Тишина установилась такая напряженная, что Саша не выдержал. Поспешно уйдя с кухни, он подошел к шкафу (огромная зеркальная красота, копили с Сашей полгода на него!) и начал, роняя все и задевая окружающие предметы, собирать свой командировочный чемодан. Я подготовила его к Сашиному отъезду, положив рядом с ним дежурный набор белья, сменную одежду и другие полезные вещи. За годы нашей совместной жизни я научилась делать это практически не задумываясь, сворачивая одежду так, чтобы, если в гостинице не будет утюга, Сашин внешний вид не сильно пострадал. Сейчас же Саша пихал в чемодан свои тряпки грубо, комками, хватая их с полок пригоршней, и мне это было почему-то очень неприятно. Как будто это сейчас имело хоть какое-то значение – и Сашина небрежность, и мое к этому отношение.