Он постарался и скривил улыбку, смотря на отражение города и небесной лазури в её очках, на пухленькие губки, обнажившие в улыбке белые зубки, и повалился на вовремя подстеленные перед собой на столе руки. Он даже не почувствовал, что судно уже отчалило, и только сейчас заметил звук рассекаемых волн. Спустя ещё какое-то время ему стремительно начало становится лучше. Юзернейм живо оторвался от стола и оглянулся – панорама продёргалась вслед за самой собой, отслаиваясь разными оттенками и падая куда-то вниз – он попробовал отследить, а низ зрения оказался самой что ни на есть бесконечностью, и туда утекало всё, что он видел, и при попытке отследить он уже упирался в себя подбородком, но видел, что там есть какое-то ниже, и это ниже было без конца! Впрочем, на этом не следовало фокусироваться, ибо вокруг было гораздо больше интересного, очень много всего непонятного – плавленных под солнцем домов, дёргающихся на ветру, жирных канатов собственных волос, спадающих на лицо, радужная белизна стола, и целое зеркало на лице у Богини. Юзернейм развеселился.

Светочка это заметила, и протянув руку пригласила его пересесть подальше, к самому краю – он понял. Она села спиной ко всем, против движения, а он напротив неё, и обозревал путь впереди. Это было новое для него вещество, хотя он и припоминал, что в химическом имени есть родное уху "диэтиламин" в отношении к "эфиру"; и упарывание оного так спонтанно было откровенной и никак не оправдываемой объебосовской безответственностью; а также шло против чтимых им правил психонавтики – но сейчас он себе это разрешал. Лояльность Богини к нему, грязному и ненасытному до опьянений червю, была великой милостью. Потерявшись взором в искажающемся пространстве, он зафокусировался обратно к столу и нашел, неуверенно, наощупь, Светочкину руку – чтоб припасть и целовать, почтенно лобызать. Из-за зеркальных кружочков, которые с этой реальностью вообще делали что-то немыслимое, выпуская из себя причудливые шлейфы, понять её реакцию было невозможно, но судя по тому, что ладони она не отняла и издавала ублажаемый звук (или это были волны? царила неразличимая какофония) – маленькая чертовка была довольна. Впрочем, в этом хотелось убедится, это стало чрезвычайно важно, и поднатужившись, он вопрошал:

— Ч-ч-чертовка?

— Да.

— Довольна?

— Очень!

— Шутишь? — помедлив, недоверчиво переспросил параноик.

— Нет, серьёзно, — позитивно и уверенно молвила Богиня, — всё хорошо. А тебя круто штырит, я смотрю, да?

— Уууууз-з-з-заебато.

Света прыснула со смеху, пододвинула стульчик ближе и упершись локтями в стол тихо сказала:

— Ну ты держись, главное, и не пались.

— Б-б-благодарю, Светочка, Свет-несущая, Люциферочка, ммм, любовь моя, сладость, вы так добры! И прекрасны! Я за вас молюсь! И на вас молюсь, и молюсь-то как, ой! Уууу! Ой божечки, Света, как красиво-то! Ой, молюсь! Ооо! А здесь красиво-то так, ой, красота какая! Дааа! Красиво, а я и не заметил... Ууу!

Суккуба хохотала в ладошки:

— Я тоже люблю тебя, козлик! И всё горячее мороженое твоего орбитального разума!

Йус делился впечатлениями:

— Бриллианты, кирпичи, кресты! И чёрные мерседесы... Блеск, золото, крепость, дороговизна, элита, красотки, кокаин! Ой, красота! Настоящая Москва! Звёздная Москва! Смотрите, вон они, кремовые головки! Ммм... Ну этого, как его? Чей Замок? Василия Блаженного! Ууу... Красные, зеленые, желтые, синие – все головки помазанные, что облизнуть, съесть хочется! Но там кресты острые. Ооо, вся Москва помазанная, с крестами золотыми, со звёздами – Москва острая, нельзя облизнуть! А помазали сладко Москву колючую!

Хоть он и восклицал, а старался звучать негромко, и Светочка замечаний не делала, только смеялась – значит, всё было хорошо. Вскоре она предупредила, что так как у них крутые билеты, им полагались бесплатные коктейли и закуски, и сейчас она намеревалась за ними сходить и велела сидеть тихо и спокойно. Впрочем, вернулась она очень быстро и с пустыми руками. Он успел сообщить ей ещё какие-то весёлые и умопомрачительные подробности об окружающей действительности и объективной реальности, и тут вдруг увидел приближающуюся к ним бело-чёрную фигуру и замолк, принял вид полусонного старца. Фигура была молодым человеком – моложе Юзернейма, но чуть старше Светочки, и он принёс им, на вытянутых пальцах одной руки, блюдо с возвышающимися стаканами зеленой жидкости. Йус аккуратно, будто исподтишка на это посмотрел и чуть не наложил в штаны от невероятности и восхищения, но виду не подал – хотя его мнимый и насквозь упоротый режим невидимости был просто-напросто невозможен, и проявленный интерес к импозантному атлетическому изыску официанта был тому безразлично очевиден. Юноша галантно поставил напитки и промолвил приятным голосом: «наслаждайетсь».

Зелёненькая жидкость оказалась вкусной и даже знакомой – это был мохито, только какой-то необычный. Тут он вдруг заприметил некую тёмную, страшную и непонятную громадину, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении известным произведением: корабль с телом Христофора Колубма и головой Петра Первого. Далее расположились уже виденные, в самом начале знакомства, псевдопитерская набережная и крымский мост.

Через какое-то время препарат маленько сбавил интенсивность, Юзернейм ощутил полный контроль над собой, очень взбодрился и изъявил желание прогуляться по судну. Парочка спустилась на средний ярус – здесь находился прямо-таки всмаделишный ресторанчик, народу собралось явно больше, и пахло очень вкусно. Они прошли по палубе, обнаружив поодаль вход, и теперь вошли, оказавшись у самого бара и прилавка раздачи. Светочка засмотрелась на обилие блюд и в частности салатиков, а Юм заприметил на одной из несущих опор большой подвешенный смарт-тв, на который никто из присутствующих, вроде бы, не смотрел, хотя он с усилием фокусировался на плывущих лицах и не мог бы точно определить, что они вообще выражают и куда бдят, но контуры направленных в разные стороны голов какбы намекали. Не замышляя ничего плохого, он подошел к экрану, разглядел ряд USB гнёздышек, достал из кармана флешку и вставил. Видеоряд телеканала остался позади открывшегося меню директорий, а Йус, аккуратно потыкавший пальцем в экран, теперь разумел, что он не сенсорный, и не без упоротого труда разглядел и изучил кнопочную панель навигации. Сделав всего-то несколько нажатий, он оказался в папке "cumshots" и запустил первый же ролик. Видеозапись была выполнена с руки автора, что называется, point of view: перед ним сидела на коленях голая девушка, смотрящая прямо на зрителя, открывшая рот и шевелящая высунутым языком. Юзернейм засмотрелся – происходящее было исполнено смыслом, и являлось, по сути своей, абсолютным добром и сиянием живительной женской красоты. Ниже, посекундно пропадая из обозрения объектива, быстро мелькала головка члена, а что было дальше – для зрителей осталось загадкой. Они, кстати, по разному обозначили свою реакцию: раздался мужской смех и недоброе женское удивление. Рядом появилась Света, а в стороне поторопился кто-то из персонала, но она уже мигом извлекла флешку, и телевизор заиграл, как ни в чем не бывало. Нарисовавшийся рядом работник в костюме, не улучив никакого дебоша, не растерялся и также мигом ретировался. Светочка взяла своего нерадивого подруку и с не угадываемым выражением на лице и лотком зелёного салатика в другой руке повела его прочь. Ступив на палубу, и посмеявшись, она резюмировала:

— Вот и оставляй тебя одного после этого!

— Нет, не оставляйте, Света! Но это я бы сделал и с вами, — тут она согнулась от смеха, — то есть, при вас! Но без вашего, так сказать, позволения. Just for lulz, понимаете ли.

Они вернулись вверх и заняли своё место, вальяжно раскинувшись напротив друг друга в пластиковых стульчаках. Солнце щадяще пекло, летали чайки, Юзернейм оглядывал с плывущего зиккурата раскинувшиеся зеленые берега с одной стороны, и разноцветные бетонные нагромождения с другой. Впереди также раскинулась зелёная ширь, непрестанно тянущаяся слева – он пригляделся, задумчиво приоткрыв рот и опознал смотровую площадку. Света оглянулась, увидела воробьёвы горы и всё поняла. Их взгляды пересеклись. Она сидела, перекинувши ногу на ногу, теперь рокировала их – он мечтательно это созерцал, и она вновь игриво закинула правую на левую, и помедлив, внезапно сняла правую и расставила их, образовав под натянутой тканью платья в этой его беспредельной реальности самый могущественный центр притяжения, тепла и добра, уходящий в совершенную темноту по гладкости чёрных ножек.