— Света, вы видели? Там... На улице... Происходит ВСЁ!

Хотя и было мрачно, атмосфера ощущалась торжественная. Возник какой-то звук, разлился журчащим гулом, оканчивающийся тонким, проницающим душу сверкающим звоном, и сия коротенькая метаморфоза от гула до звона переливалась зациклено и гипнотично, снова и снова. Это ненаглядная суккуба в свете свечей, приняв невозмутимую позу лотоса, играла на танбуре. Он четко это увидел каким-то немыслимым образом, просто ровно стоя на месте, едва повернувшись от шторы у окна к благоухающему в темноте торту-кровати. Опознать же, в какой она находится комнате, было в прямом смысле нереально – пространство потеряло статическое свойство. Юзернейм делал шаги, но не понимал куда – он обозревал всё, казалось, просто из одной точки. Да и коридор, вяло плавающий, извивающийся, и парочка новых дверей (разве здесь может вместиться столько комнат?) особо не вызывали исследовательского интереса. Под потолком, уносящимся далеко в темноту, тихо суетились и ворковали летучие мыши; на полу и рельефных поверхностях вдоль стен ползали змеи, очень большие, радостно шипящие и совсем не страшные. Огоньки свечей плавились маслянистыми радужными отблесками, выделяющимися вверх и невесомо парящими, сверкающими в воздухе. Светлана была где-то рядом, но он засмотрелся в играющую цветами под сводами темноту. Будто прямо на ушко она начала вкрадчиво шептать:

— Почувствуй. Это уже не та игрушечная реальность. И не безопасный мирок в далёких кустах. Сейчас мы и не в гостинице даже. Нет, мы в какой-то особой фазе. Смотри, мы можем воспринимать больше. Почувствуй – время остановилось. Ты успел забыть, что такое время? О, это как раз вовремя! Ведь оно приглашает нас. Это так тонко, что можно никогда и не заметить – но уцепившись, больше не потеряешь... Существует только вселенная этой комнаты. Это наше мгновение, наша сгорающая путёвка в самое сердцеее... Понимаешь ли – фантик снят, а вот и конфетка! Наслаждайся, Юзернейм, и не бойся обляпаться. Мы тут случайно, в горячке, раскололи бетонно-экзистенциальную скорлупу глобуса... И таким образом оформили заказ на солнечное затмение. Стало быть – получи и распишись... И скажи мне, что такое реальность? Скажи мне... Что есть реальность?... Ээх, ну ты и красавчик. Так как же ты назовёшь наш играючий полёт над этой великой пропастью?!... Брось пытаться, это бесполезно. Лучше обнулись. Растворись. Сейчас ты просто наслаждаешься спокойной грёзой, среди ясного синего неба, где-нибудь в стратосфере, в освежающим падении с крыши небоскрёба. Всегда. Просто замри и отскочи куда-нибудь в открытое окно, и смотри не потеряйся там в кукольных масштабах театра повседневности. Наслаждайся, когда оглянешься через толстое стекло большой головоломки, где живые соты из спектрального сияющего стекла о сглаженных углах, за которыми вяло движется суета, бросает долго поспевающие к нам световые лучи – кои преображаются сквозь цветные витражи миллионов сот в гегемонию сочных фруктовых созвездий в нашем горячем инфракосмосе... Ты знаешь, темнота состоит из всех цветов. А вот слышал ли ты, что: Love is the law? Теперь всё понимаешь? Делай что должен, и будь, что будет. И не важно, как события в этом месте могут войти в историю и что изменится. Ведь те, кто способны её воспринимать – смертны... Вот и умничка. Ты всё сделал правильно. А иначе бы мы и не встретились. Люблю тебя...

Отличить, где сказка, а где сон – было уже решительно невозможно. Ощущение огромного аквариума. Первобытное видение человека, заброшенного в эту комнату прямо из каменного века. Какие-то невероятные штуковины: гладкие чистые поверхности; свет свечей, вызывающий мистический ужас. Он попытался себя рассмотреть, и ему показалось, что он конь. А потом вдруг – что горилла. И внезапно, очень мускулистый и волосатый кроманьонец, но правда, со вздымающимся детородным органом всё-же конского размера. Шагнув к зеркалу, раздался громкий, точно выстрел, звук, а он подозрительно хорошо ощутил гладкость пола. Ещё шаг – и стук повторился. Йусернэйм сразу же догадался, но всё-таки медленно посмотрел вниз и встретил пару славных, хромированных и полированных копыт. «Матерь божья! Сбылась мечта идиота», — опешил и развеселился он. Кроме того, кожа на руках была чешуйчатая. И всё это, четко и неосмыслённо знал он, никакого отношения к кроманьонцам не имеет. Заинтригованно он протянул руки в верх...

«О да, натуральные козлиные рога – значит, я воистину парнокопытен. Где же здесь, мать его, зеркало?»...

Йус метнулся в коридор, а оттуда в прихожую. Там, прямо у входной двери, лакированной чернотой металла создающей эффект пространства, стояли себе напротив друг друга два зеркала. Как только он оказался между ними, в самой двери показалось гладкое полноразмерное отражение, а затем он оглянулся – никакого света не осталось, лишь тёмное зазеркалье кругом. Её голос объявил:

— Если ищешь памятник, оглянись.

«Нет, — помнил он, — нельзя оглядываться! Хотя... Какого чёрта вообще происходит?»

— Юзернейм, не пытайся уйти. Давай поиграем. Это не страшно. Я ничего тебе не сделаю. Доверься мне, козлик. Тебе даже не придётся затрудняться с речью.

О Дьявол! — бессильно восхитился он.

— Так что, хотел меня убии'ить? Укокошить порешил свою маленькую ведьмочку? Ну ты смешной! Ты же прекрасно понимаешь, что это зря. И я тебя прощаю. Только просто так я тебя не отпущу!

Проекция её тела – в ботфортах и сетчатых колготках с подвязками и поясом, но без трусиков; в тонком кружевном корсете, с какой-то удивительной меховой накидкой и эполетами на плечах; коронованная кожаной фуражкой. Лицо в макияже под труп, с чёрными пятнами вокруг белых, лишённых зрачков глазных яблок; лишь губы покрашены в сочно-красный. Квинтэссенция красоты чуть не остановила его сердце.

«А ты шалунья у нас, очаровашка, — славил он просебя, едва соображая слова, — да будет так! Да светится имя твое, няша! Но пять копеек я таки вставлю, ой вставлю!»

Ползая перед ней на коленях с разинутым ртом, обнимая и лобызая её ножки, беспокойно возвращаясь взглядом в эти её слепые, но пристально смотрящие глазницы, он таки сподобился:

— Представьте себе, дорогая, я лет с шестнадцати был очарован идеей убийства с некрофильским умыслом! Вот ничего не мог с собой поделать! Читал Де Сада и был одержим жаждою распутной и кровавой жести! На протяжении целых недель... Ещё в обязательном порядке, всегда очень заинтригованно, знакомился с биографиями классиков серийного убийства двадцатого века – невероятное удовольствие. Очень вдохновляющий материал. И я всегда буду считать, что пополнить их ряды – большая честь. Особенно в современных реалиях, когда это гораздо сложнее по многим причинам. Поэтому инопланетянам я тогда немножечко слукавил и недомолвил. Иногда можно.

— Ах ты, кровожадный! Козлик, да ты же маньяк. Я это уже говорила. Самый любимый мой маньяк.

Света стояла уже с чернотой в глазах и сияющими белыми крыльями за спиной.

«Да, чёрные были бы милыми, но вот эти уже действительно вселяют страх», — подумал он среди вихрей прочих мыслей. Она вдруг засияла:

— Добро пожаловать, луна и звезда! Подойди и посмотри на меня. Я бог! Как ты можешь убить бога? Какое великолепное, головокружительное простодушие! Как мог быть ты столь наивен?! Стыдись, малыш Юзернейм!

"TES III: Morrowind" занимала первое место в коротком листе его любимых игр.

С нечеловеческой изящностью поманила она его к себе пальчиками. Йусернэйм на коленях, волоча копыта, беспощадно погрохотал костями за ней, прочь из зазеркалья, в настоящий коридор. Как бы не заметили соседи и на полу трещин не осталось!

Светочка уже исчезла за дверью, но её горячее дыхание разливалось повсюду цикличным эхом – и во всей вселенной для него не было ничего важнее. Он проследовал по усладе её голоса к кондитерской постели, где узрел суккубу, влез на кровать и наконец припал к ней, самозабвенно принявшись делать куннилингус. Терзающие её сладостные стоны были настоящим утверждением ненапрасности его пребывания на этой планете.