— Знаете, зачем ещё я поднимался сюда? Я посмотрел, что конструкция этой вот всей гигантской опоры, — он обернулся и показал вверх, — ничем не ограждена в том месте, где какбы стыкуется с мостом. И по ней можно взойти туда, на самый верх, хоть она и выглядит крутовато, но всё же достаточно плоская. И я просто обязан был бы это сейчас совершить, да и вас бы пригласил, если б не прошедший дождь! Там наверху может быть очень скользко. А жаль! Светлана, вы полезли бы туда со мной, если б было сухо?

Вместо ответа она затянула его целоваться.

Они не стали возвращаться на только простелившуюся перед ними бережковскую набережную, а пошли по мосту дальше. Тишину нарушали только чеканящие её шаги грайндерсы, ступающие по перфорированным металлическим ступенькам лестницы с железнодорожного холма. Молча постояли они под красным лучом светофора, хотя траффика почти не было, и перешли дорогу ко входу в новодевичий парк.

Это оказался самый, что ни на есть, парк. Ряды деревьев скрывали проезжую часть; в разные стороны расходились тропинки из щебня, им сопутствовали белые лавочки; местами высились ёлки, раскинулись лужайки и клумбы – словом, ничего лишнего. Всё также безмолвно парочка приметила скамейку под тусклым, болезным фонарём. Некоторое время они молча посидели обойдясь даже без тактильного и зрительного контактов. И он таки спросил:

— Уже, должно быть, совсем поздний час. А вы долго ещё будете гулять?

Она взглянула на него испытующе, и помедлив, ответила:

— Долго.

— Надеюсь, я буду в состоянии проводить вас домой.

— Нет... Не нужно меня провожать.

— Как пожелаете. Ежели вы против, то и не буду.

— Я не против, — просияла она, — но я туда не собираюсь.

— Хм...

Пока он десяток секунд явно соображал вопрос, она прицелилась на него с серьёзнейшим видом:

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

Его глаза потухли, несколько мгновений он отсутствовал, затем приоткрывшиеся губы вдруг исказились в безумную улыбку:

— Нет, Света... Я не хочу, чтоб вы уходили.

Она внимательно следила, и аккуратно продолжила:

— И у тебя нет каких-то сверхсекретных планов, осуществлению которых я мешаю?

— Нет. Более того, у меня нет вообще никаких планов.

— Значит, всё хорошо, и мы будем вместе сколько угодно?

Юзернейма, казалось, взяла лихорадка:

— Да... Вместе... — завис великовозрастный неврастеник.

— Вот и славно, Юзя! Да, будем вместе! Слышишь?! Теперь очень прошу тебя только об одном – не будь букой!

Он мигом очнулся, притянул её, и страстно вцепившись друг в друга, они отдались самозабвенной горячей ласке. Похоть, ничуть не заставившая себя ждать, вскружила головы, но тактильные ощущения рапортовали уверенно: скамейка являлась не самым подходящим театром любвеобильных действий. Они, конечно, могли бы более-менее удобно устроиться на ней аж в нескольких вариациях, но тогда со стороны это уже не выглядело бы невинно, а потому могло привлечь внимание. Мысль о поиске запасного аэродрома подле каких-нибудь кустов трезво была разжалована по тем же причинам – чай не лесная глушь. Сбавив обороты и понежившись ещё какое-то время, они оставили скамейку и продолжили путь. Только отойдя, Света заметила, что у него снова выступили и уже на этот раз пролились слёзы, но при этом глаза его были одержимы, а выражение лица стало невменяемо просветлённым.

Шепотом она окликнула его – и вдруг, ничего не ответив, как ни в чем не бывало, Юзернейм остановился, повернулся к ней, поднял её на руки и понес, поминутно целуя в щечку. Светочка обняла его за шею. Так преодолели они небольшое расстояние, и вернув прекрасное создание обратно на грешную землю, продолжились поцелуи и переглядки в прозорливые, сквозящие сумасшествием очи. Отстранившись, он озадачивался, хмурился, и вдруг опять улыбался – хватался за голову и пытался, похоже, прокрутить её как фотообъектив, в попытках что-то понять, взять в фокус... Чуть пройдя, он вдруг разворачивался, делал шаги в разных направлениях; непонятно жестикулировал, чаще всего поднося указательный палец к носу, дескать, тссс! Успокоившись, он лаконично за всё извинился. Они шествовали через пустынный парк.

Светочка, держа его за руку на уверенном пальцевом замочке, размышляла над увиденным. Учитывая, что она почти не знала, кто это такой, куда и зачем они идут – эти две неизвестности, по человеческой природе, должны были оборачиваться для неё вдвое сильным страхом. Но вместо этого она испытывала только глубоко пробирающий сердце щекотливый трепет; а разум её оцепило ненасытное любопытство. Между их сжатых горячих пальцев невидимо искрил буйно бьющийся ток наслаждения – расцветали чувства.

С каждым поцелуем он всё больше растворялся в затопляющей сознание эйфории; его наполняло что-то новое, будто бы он высасывал из неё какой-то дурман, или, выражаясь честнее – через это служение Богиня даровала ему новое восприятие. Реальность стала игрушечной, какой-то совсем волшебной, и ничто не имело значения. Прошлое и будущее прятались на помойке разума – сжигающее мысленные горизонты настоящее, самоё единственно возможное, двигалось с ними, удерживая в центре вселенной, короновав защитным колпаком. Он проморгался и заметил, что они шли уже по траве, в центре большой лужайки, расширявшейся вокруг. Над ними сияла полная луна – Юзернейм любил в неё всматриваться, посему тут же остановился и залип. Света встала перед ним и взяла за руки – он опустил блаженный взор, встретив её пустые глазные яблоки, уставившиеся прямо в его душу тем же самым лунным свечением, что его не напугало, но наполнило восторгом, от коего хотелось весело закричать! Было сложно отвести взгляд, да он и перестал пытаться, разве только заметил прямо за ней, что лужайку окаймляла, образуя большой полукруг, набережная из брусчатки, у коей без преград бушевали необъятные воды москвы-реки, и город сиял вечерними огнями где-то очень далеко, образуя собою горизонт. Он оглянулся и увидел позади то же самое – выдавленную вдаль и растянутую за морем реки столицу, переливающуюся ночными огнями; невозможно разорванную вокруг них! Это вызвало такой яркий мысленный шок и последующий коллапс, что они оба просто истерически засмеялись. Света вернула себе беспощадные глаза, и всё также держась за руки, они опустились на колени и затянулись страстно лизаться.

Сознание выходило на новые вершины бытия – и церемонно бросалось обратно без всякого парашюта. Йусернаме обнаружил себя лежащим спиной в траве, а она сидела верхом на его прессе и демонстрировала, как только он очнулся, маленький складной ножик. Это сулило нечто интересное, так как страха и желания (да и возможности, наверное) столкнуть её вовсе не было, а потому можно было изведать, возможна ли в воцарившемся раю боль? Медленно она расстегнула верх его рубашки, аккуратно нанесла порез над правым соском и принялась высасывать кровь. К его удивлению это всё-таки ощущалось, но точно как под наркозом. Оторвавшись, она причмокнула, подняла на него довольные чёрные глаза, и посмотрела на луну – зрачки тонко сжались и заблестели, как и полагается кошачьим, губы были влажно накрашены кровью. Всё это несказанно его восхищало.

— Твоя очередь наступит позже, — важно объявила она и притянулась поцеловать.

Его глаза закрылись против воли, и казалось, что всё исчезло. Через мгновение Юзернейм ощутил силу. Словно немой крик из глубины души, он стремительно взлетал, прорезая холодную пустоту, ничего не сознавая – и вдруг, нагреваясь, воплотившись и претерпя живительную турбулентность мысли, мягко ударился в голову.

Изо рта донесся утробный стон, веки поднялись, а всё тело ощутило тяжесть – горячая самка хомосапиенс лежала на нём, раскидав по лицу чёрные волосы, придавив своим упакованным в джинсы лобком его также спрятанный, но расправленный и обмякший инструмент, по всем признакам испустивший семя. Тут же она, с нежностью преданной, любящей жены поцеловала его в губы и поднялась. У него чуть было не сорвался с уст какой-то насущный вопрос, но ощутив во рту известный железный привкус и переведя взгляд на расстёгнутую рубашку – уточнений не понадобилось. Вот только усевшись и обведя взглядом место, где они развалились – а был это какбы тесный тайничок с молодыми деревцами среди невысоких, но плотных кустов, он ясно вспомнил тот небольшой фантасмагоричный островок в лунном свете, невозможно разрывающий столицу на части. С одной стороны виднелись золотые купола какой-то церкви. Света посмотрела на него, заговорщицки прищурившись, улыбаясь и прикусывая большой пальчик. Юзернейм провёл ладонью по торсу и обнаружил свежий порез – ранка была онемевшая и холодная, как это ни странно. Быстренько пересмотрев недавнее содержимое видеопамяти и прикинув, что к чему, решено было никаких особенных вопросов ни озвучивать, ни даже мысленно составлять. Светлана была настоящая (возможно, по человеческим меркам – даже слишком), и точно была здесь и сейчас, с его рюкзаком на спине – а ему было так хорошо, словно что-то наконец ознаменовалось. В мозгах было свежо и чисто, установились какие-то обновления. Он поднялся, отряхнулся, застегнул рубашку. Света протянула руку и повела из укрытия, их пальцы сцепились. Эта персона, её неземной статус, абсолютная власть и что-то ещё слишком немыслимое о ихней здесь связи – вдруг всё это вспышкой озарило его разум. Она будто бы смотрела на него изнутри. Это было запредельно восхитительно. Впервые в жизни он почувствовал отчетливо – это была любовь.