Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Страх! Страх за возможные последствия того, что я чего-то не сделаю, не выполню приказа!

Из общего числа сотрудников внешней разведки в Центре и резидентурах — 450 человек — было репрессировано 275.

* * *

Разведчики, находившиеся в длительных командировках за рубежом, зачастую были плохо осведомлены об арестах их коллег и друзей и расправах над ними. Доходившая до них информация в большинстве случаев носила направленный характер, оправдывающий необходимость арестов «врагов народа». Сейчас это трудно себе представить, но в те времена многие верили, что арестовывают истинных врагов и шпионов, и удивлялись, каким образом тем удавалось так долго носить маску преданных Родине людей. Другие полагали, что арестовывают за действительно имевшие место дисциплинарные или служебные нарушения.

Из резидентур поодиночке «вытаскивали» людей, и те покорно отправлялись на родину, где их ожидали репрессии. Некоторые — вполне обоснованно — считали себя честными и порядочными людьми, которых вообще не должна коснуться никакая кара. Другие полагали — так же обоснованно, — что они оправдаются, какие бы несправедливые обвинения им не предъявляли. Иные просто полагались на судьбу

Для всех для них честь советского человека и разведчика была превыше всего. Слова Маяковского: «Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!» были не пустым звуком, и они даже помыслить не могли о том, чтобы не явиться домой по вызову, что бы их ни ожидало.

Таких было подавляющее большинство.

Еще одна категория зарубежных сотрудников относилась к тем, кто боялся за судьбу своих семей. Дело в том, что еще в 1929 году был принят «Закон о невозвращенцах», впоследствии включенный в Уголовный кодекс Им предусматривалась ответственность членов семей невозвращенцев. Совершеннолетние близкие родственники, проживавшие вместе с этими лицами, подлежали высылке в отдаленные районы Сибири. В 1938 году, по инициативе Сталина, было принято секретное дополнение к закону, согласно которому невозвращение и бегство военнослужащих и сотрудников «органов» было приравнено к измене Родине, и соответственно были усилены кары для их родственников.

К тому же ни для кого не было секретом, что советские спецслужбы жестоко расправляются со своими бывшими коллегами, вставшими на путь измены Родине. Ярким тому примером была ликвидация Георгия Агабекова. Сотрудник ИНО с 1924 года, резидент ИНО в Иране и Турции, он в 1930 году порвал с советской разведкой и попросил политическое убежище во Франции. После его бегства в Иране было арестовано более 400 человек, из которых четверых расстреляли. В июле 1931 года в Иране было разгромлено национально-освободительное и коммунистическое движение, советско-иранские отношения оказались сильно подорванными. Это только в Иране. А ведь Агабеков сдал всю известную ему агентурную сеть не только в Иране, но и на всем Ближнем Востоке.

Охота за ним на основании приговора суда длилась девять лет и завершилась в 1938 году его ликвидацией. По одной версии агент НКВД Зелинский заманил его на франко-испанскую границу под предлогом спекуляции вывезенными из Испании предметами искусства. Где-то в Пиренеях при переходе границы он был сброшен в пропасть. По другой версии его убили в Париже, и руководил операцией известный нелегал A.M. Коротков. Тело убитого поместили в чемодан, который выкинули в море.

Судьбу Агабекова от сотрудников разведки не скрывали.

Все вместе это привело к тому, что случаи невозвращения и бегства оказались чрезвычайно редкими.

Однако в 1937—1938 годах имели место случаи невозвращения и прямой измены некоторых высокопоставленных сотрудников разведки.

17 июля 1937 года отказался вернуться в СССР нелегальный резидент ИНО НКВД Порецкий Игнатий Станиславович (настоящие фамилия и имя Рейсе Натан Маркович), 1899 года рождения. Вступив в 1919 году в Коммунистическую рабочую партию Польши, он некоторое время находился на нелегальной работе. С 1921 года начинается его сотрудничество с Разведуправлением РККА. Он выполняет ряд заданий за рубежом, за что в 1927 году получает орден Красного Знамени и становится членом ВКП(б). После этого продолжается его зарубежная работа в Чехословакии и Голландии. В 1931 году Порецкого из ГРУ переводят в ИНО ОГПУ. Тогда же он выехал в свою последнюю командировку. Обосновавшись вначале в Берлине, а затем в Париже, он занялся сбором информации о планах фашистской Германии, вместе с тем до него доходили сведения об арестах в Москве старых большевиков и членов зарубежных компартий и чистке в рядах НКВД, в том числе и в резидентурах. Многие сотрудники отзывались в Москву и исчезали. О многочисленных арестах ему также сообщила его жена, побывавшая в Москве, и коллега по работе Кривицкий. Рейсс решил не возвращаться в Москву и 17 июля 1937 года передал в советское посольство пакет, в который вложил удостоверение Польской компартии, орден Красного Знамени и письмо в ЦК ВКП(б). В нем он, в частности, писал:

«…До сих пор я шел вместе с вами. Больше я не сделаю ни одного шага рядом. Наши дороги расходятся! Тот, кто сегодня молчит, становится сообщником Сталина и предает дело рабочего класса и социализма… История сурова: „гениальный вождь, отец народов, солнце социализма“ ответит за свои поступки… Беспощадную борьбу сталинизму!

…Вперед, к новым битвам за социализм и пролетарскую революцию! За создание IV Интернационала! …»

По приказу Сталина 4 сентября 1937 года Рейсс был ликвидирован группой боевиков в окрестностях Лозанны, в Швейцарии. Мне представляется, что особую роль в решении Сталина сыграл даже не факт измены Рейсса, а последние слова письма: «За создание IV Интернационала!» Ведь это было детище Троцкого, а всё и все, связанные с Троцким, не имели права на существование.

В октябре 1937 года объявил себя невозвращенцем земляк и близкий друг Рейсса, нелегальный резидент ИНО НКВД в Гааге Вальтер Германович Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзбург), 1899 года рождения. Он также вел нелегальную работу в Польше, а в 1921 году стал штатным сотрудником Разведуправления Красной армии. В 1923—1925 годах он в Германии, а с 1926 года — на нелегальной работе в Германии, Франции и Италии. В 1929 году его назначают нелегальным резидентом в Голландии. В 1931 году его вместе с Рейссом переводят в ИНО ОГПУ, а в 1935 году, уже по линии ИНО, он в качестве резидента возвращается в Голландию.

В марте 1937 года Кривицкий был вызван в Москву. Здесь он стал свидетелем арестов ряда сотрудников ГРУ и НКВД, сам со дня на день ожидал ареста. Тем не менее готовился к отъезду в Гаагу и с этой целью знакомился с агентами, с которыми ему придется работать. Так он познакомился с Китти Харрис, связной нелегальных резидентур, которую он позднее предаст. Но сейчас ему никто не мешал, и в конце мая 1937 года он вернулся в Голландию. 5 сентября он узнал о смерти Рейсса и окончательно решил бежать. В октябре Кривицкий перебрался в Париж, где установил связь с сыном Троцкого, Седовым, и 5 октября передал ему для публикации текст открытого письма, в котором объявлял о своем разрыве с советской разведкой.

Узнав об измене Кривицкого, Ежов немедленно направил в Париж оперативную группу Отдела специальных операций. Но в это время французское правительство находилось еще под впечатлением похищения генерала Миллера, осуществленного советской разведкой 22 сентября 1937 года, и решительно заявило, что при повторении подобных акций оно вынуждено будет порвать дипломатические отношения с СССР. К тому же к Кривицкому была приставлена охрана, а в 1938 году он переехал в США.

Там он в апреле 1939 года опубликовал серию антисоветских статей в журнале «Сатердей ивнинг пост», а затем книгу «Я был агентом Сталина». В этой книге он раскрыл имена ряда советских агентов, в том числе Китти Харрис. Позже он дал показания английской спецслужбе, в которых выдал около ста советских агентов.

10 февраля 1941 года Кривицкий был найден мертвым в своем номере в вашингтонском отеле «Бельвю». Голова его была прострелена, рядом лежал пистолет и несколько предсмертных записок. Полиция пришла к выводу, что Кривицкий покончил жизнь самоубийством.

57
{"b":"6417","o":1}