Господи, сколько времени прошло, а я все никак не могу к этому привыкнуть! Мне до сих пор кажется, что со мной случилось чудо, которого я не заслужил…
Тогда, на «Суворове», когда мы были едины, слиты так, что обмануть невозможно, я понял, что Мелисса действительно меня любит, и любит не менее сильно, чем Майкла. А Майкл был на самом деле счастлив, убедившись в нашей с ней взаимной любви. И это представлялось мне тогда таким естественным, таким понятным!
Но… Когда прошло потрясение от контакта, когда улеглись сильные чувства, я неожиданно обнаружил, что к подобной любви не готов. Да, я был счастлив разделять мысли и чувства. Я был счастлив открыться в любви к Мелиссе, сопереживать их любовь с Майклом, делиться с Майклом своими чувствами к Мелиссе, но… Но.
Вот именно. Но.
Есть чувства как состояние души, а есть чувства как физические проявления, конкретные действия и ощущения. Наверное, для селферов эти вещи совпадают, но я был все-таки еще человеком. Слишком человеком. Было во мне слишком много чисто человеческих ограничений и предрассудков, возникших как результат исторического опыта и внедренных в мое сознание складывавшейся тысячелетиями культурой, на подсознательном уровне «впитанных с молоком матери», впечатанных в гены… И перспектива «открыться полностью» и «делиться всем» меня пугала.
Умом я понимал, что во мне говорил печальный опыт человечества, когда предателем, недругом или врагом мог оказаться вдруг любой, самый близкий тебе человек, который, зная о тебе все, мог, как никто иной, использовать твои слабости, заставить тебя страдать…
Понимать я это понимал, но поделать с собой ничего не мог. Я все время вспоминал слова Майкла: «Я буду чувствовать все, что будешь чувствовать ты, что будет чувствовать Мелисса». А ведь именно в любви – если это действительно любовь – человек предельно открыт, совершенно беззащитен и уязвим…
Я не мог через себя переступить. И сколько же любви, нежности и понимания потребовалось Мелиссе, чтобы освободить мою душу от призраков далекого прошлого, преодолеть мои человеческие комплексы и страхи!
Тогда, на «Суворове», когда сражение закончилось, и селферы-зонды были доставлены в регенерационные камеры растить себе новые тела, все остальные, – и селферы, и экипаж корабля, и десантники, – праздновали победу и то, что остались живы. Праздник продолжался три дня, пока на корабле не было выпито все, кроме воды. Потом еще пару дней люди приходили в себя, а селферы за это время наметили план дальнейших действий. Проблема была в том, что повреждения «Суворова» не позволяли развивать нормальные скорости, необходимые для того, чтобы за разумное время добраться до ближайшего ремонтного дока, до Верфи-17.
Дело было не в двигателях, двигатели были целы и вполне работоспособны. Но на скоростях, в тысячи раз превышающих скорость света, «пустое» пространство представляет собой довольно плотную среду, двигаться в которой с искаженной конфигурацией корпуса и отсутствием защитного покрытия было самоубийственно.
Вариантов, собственно, у нас имелось два: либо произвести минимально необходимый ремонт на месте, используя ресурсы корабля, либо ожидать подхода мобильного дока, достаточно тихоходного. В итоге выбрали первый вариант, который давал нам выигрыш почти в три месяца, но требовал от всех, присутствовавших на корабле, приложения значительных усилий.
Следующий месяц прошел в режиме непрекращающегося аврала, по сравнению с которым работа на гастрольных судах во время турне по островам Корнезо выглядела просто нудной рутиной. Здесь же каждый день возникали новые задачи и проблемы, и спасало нас только то, что селферы гениально использовали возможности и умения каждого человека, не говоря уже о самих себе.
Я работал в компании с Богданом, селфером, и Юджином Амаду, начальником технических служб «Суворова». Мы должны были воссоздать оборудование, находившееся в уничтоженной носовой части корабля. И мы проявляли чудеса изобретательности и смекалки, чтобы из имевшихся на борту устройств, не являвшихся частью систем жизнеобеспечения и функционирования корабля, собрать аналоги аппаратуры, рассыпавшейся под воздействием тахионного оружия врага практически на элементарные частицы. По ходу дела нам удалось даже – по необходимости, естественно – усовершенствовать кое-какие стандартные схемные решения навигационного оборудования, и я лично четырежды удостоился скупой, но искренней, похвалы Богдана.
Мелисса же непрерывно пропадала на бесконечных планерках, отрываясь от решения насущных производственных проблем исключительно на переговоры по пси-связи с Землей и с базами Космофлота. Понятно, ведь угроза нападения врага в любой момент в любой точке пространства представлялась тогда весьма реальной. Даже Солнечная система могла стать объектом агрессии!
Я был даже рад состоянию всеобщей занятости, поскольку эта ситуация откладывала любые мои личные контакты с Мелиссой и Майклом на неопределенный срок. Да, я был в смятении. Я трусил. Я не знал, как себя с ними вести. Аврал был тем песком, в который я, как страус, засунул свою голову.
Но аврал не мог продолжаться бесконечно. В один прекрасный день все, что можно, было сделано. «Суворов» осторожно начал разгон. Конечно, идти на предельных или хотя бы на обычных скоростях мы не могли, но расчеты показывали, что процентов тридцать от максимальной скорости корабль выдержит. Для экипажа «Суворова» это означало работу в штатном режиме, а для остальных – возможность, наконец, отдохнуть. Нам предстояло, если все пойдет хорошо, не меньше двух месяцев полета.
Первые дни все, кроме дежурной смены экипажа, конечно, отсыпались. Я тоже.
На пятый день полета я подумал, что сегодня увижусь с Мелиссой. И действительно, вскоре я услышал «вызов», и она сообщила мне, что заглянет ко мне в каюту после обеда.
Мелисса, как я понимал, собиралась, наконец, ответить на мои чувства и утолить мою страсть… И Майкл, лишенный сейчас своего тела, наверное, был готов радоваться вместе с нами нашей любви. А я, кажется, не хотел уже ничего. Нет, конечно, любовь к Мелиссе никуда не исчезла, но страсть, пылавшая во мне раньше, куда-то испарилась.
Но не мог же я Мелиссе сказать, что не хочу ее видеть! Да это была бы и неправда. Я хотел ее видеть, но встречи боялся. Я просто-напросто запаниковал. Я сидел в кресле, тупо уставившись в одну точку, без единой мысли в голове.
Но минуты бежали, и момент, когда Мелисса войдет в мою каюту, приближался. Усилием воли я взял себя в руки и решил быть готов к любому развитию событий – от чисто дружеской беседы до бурного выяснения отношений, в том числе, и на мягких предметах обстановки. Соответственно, я навел порядок в каюте, запасся едой, забив до отказа разнообразными блюдами холодильник и буфет, и, конечно же, позаботился о собственном внешнем виде. Одежду я выбрал не слишком официальную, но, в то же время, и не подчеркивающую готовность к романтическому свиданию. Я надел серый спортивного типа костюм и свои любимые домашние туфли из узорчатой кожи иберисского варана.
И приготовился ждать.
Так, наверное, преступники ждут оглашения приговора… Не исключаю, что случись данная ситуация на Земле, я мог бы просто позорно сбежать из дома. Но с корабля-то никуда не убежишь…
К счастью, ожидание длилось не слишком долго, и не все отчаянные мысли я успел передумать. Я только начал мысленно составлять двадцать первый вариант жалостного рассказа о том, как сильно я утомился при выполнении ремонтных работ, как раздался осторожный стук в дверь.
Неверной походкой я подошел к двери и открыл ее.
В коридоре стояла – Надя! После Корнезо я Мелиссу в этом облике, в облике молодой балерины, ни разу не видел, и совсем растерялся.
Через несколько долгих секунд Надя как-то неуверенно улыбнулась и спросила:
– Может, ты все-таки разрешишь мне войти?
Я молча отступил от двери.
Мелисса-Надя прошла в комнату и села в кресло у низкого столика. Я подошел ко второму креслу и, не садясь, спросил:
