– Иногда богатые люди просят похоронить вместе с собой всякие драгоценности, – пояснил Арти. – Поэтому могильные воры выкапывают их и обшаривают на предмет золота и прочего. А ещё, бывает, трупы используются для медицинских исследований – ну, понимаешь, чтобы учиться анатомии.

– Никогда в жизни не буду медиком, теперь я решил окончательно, – сообщил Свин.

– Много лет назад как раз тут, в Эдинбурге, – сказал Арти, – были такие знаменитые преступники – Берк и Хейр. Они разрывали могилы и даже иногда убивали людей, чтобы продавать их трупы непорядочным докторам для исследований.

– А вдруг эти могильные воры как раз сегодня были на кладбище, – голос Свина задрожал, – и если бы они нас заметили, что бы они могли с нами сделать…

От страха он не смог продолжать. Арти решил, что лучше немедленно взбодрить друга, пока он окончательно не скатился в панику.

– Да нет, мы наверняка слышали голоса сторожей. А призрачная фигура была просто какой-то женщиной, пришедшей посетить могилу родных.

– Но если она всё-таки привидение, Арти, – тоскливо предположил Свин, – вдруг кто-то разрыл её могилу, и она теперь неупокоенная бродит по окрестностям? Вот если бы я умер, а какой-нибудь гад влез бы ко мне в могилу и вытащил труп, я бы страшно разозлился и обиделся, знаешь ли.

– Не думаю, что тебе светит когда-нибудь стать неупокоенным мертвецом, – утешил его Арти. – Тебя и с постели-то поднять – огромный труд. А чтобы прямо из могилы…

Тем временем ребята подошли к парку Мидоуз, и Свин, попрощавшись, свернул на Бакли-стрит, чтобы уже через несколько минут оказаться дома. Арти в одиночку пересёк тёмный парк и сошёл с аллеи, желая срезать дорогу прямо через газон, по мокрой ледяной траве.

Солнечными днями Мидоуз был весёлым, радостным парком, полным детей, игравших в футбол или в салки, и отдыхающих семей, устраивавших пикники с сэндвичами и лимонадом. Но тёмной холодной ночью, в пелене ледяного тумана, Арти чувствовал себя здесь как на замёрзшем вересковом болоте или где-нибудь на дикой высокогорной пустоши.

На миг он припомнил старые истории о путниках, сбившихся с пути из-за козней эльфов и никогда уже не вернувшихся к тёплым огням смертного мира. Арти усилием воли прогнал подобные фантазии и целеустремлённо шагал вперёд, пока в тумане не засияли уличные фонари и жёлтые окна многоквартирных домов.

Ещё несколько тускло освещённых улиц – и Арти вышел к непроезжей, замкнутой с трёх сторон площади Сайенс-Хилл-плейс, где туман стоял такой плотной пеленой, что мальчик едва различил входную дверь собственного дома. Оказавшись наконец внутри, он поднялся по узкой лестнице в неверном свете полупритушенной газовой лампы на третий этаж, где семейство Дойлов обитало последние пять лет.

Он вошёл как можно тише, чтобы не потревожить сон двух младших сестричек, которые сейчас наверняка были в постелях. Если Арти повезло, родители уже тоже легли, а значит, никто не будет его спрашивать, где он бродил в такой поздний час ночи. Коридор был тёмным, но из приоткрытой двери кухни струился слабый свет. Арти беззвучно подошёл и заглянул в щёлку.

На деревянном стуле у плиты, сгорбившись, сидел его отец, Чарлз Алтамонт Дойл. На плечи ему был накинут клетчатый плед, который уже наполовину сполз; на голове криво сидел ночной колпак. Длинные бледные пальцы отца были сомкнуты вокруг стеклянного бокала, а на столе перед ним стояла бутылка дешёвого белого вина, пустая более чем наполовину.

Отец одним движением вылил в рот остатки вина из бокала и потянулся к бутылке неверной рукой. Арти давно уже отлично научился различать, когда его отца одолевала меланхолия, что за последние годы то и дело происходило в холодные месяцы. Как будто у мистера Дойла не было своего собственного тепла и он мог только следовать сезонным изменениям, радуясь летом и неизменно мрачнея к зиме.

Арти как раз собрался развернуться и тихонько уйти к себе в спальню, как его отец поднял голову и разглядел сына через дверную щёлку. Поморгав окаймлёнными красным глазами, Чарлз Дойл в упор уставился на сына, как будто пытаясь разобраться, спит он или видит Арти наяву.

– Артур, мальчик мой, – произнёс он наконец, скривив губы в слабой улыбке, и поманил его рукой. – Что-то ты поздно вернулся. – Чарлз неуверенно оглянулся на тёмное окно. – Сейчас ведь поздний вечер, да?

– Да, довольно поздно, – подтвердил Арти, нехотя входя на кухню. Слабое тепло, исходившее от почти угасшей плиты, было таким приятным после ледяной мокрой ночи.

Плечи отца устало обмякли, как будто попытка улыбнуться его страшно утомила.

– И чем ты в такой час занимался? – спросил он сонным голосом.

– Я задержался немного у Эдварда Гамильтона, мы занимались историей и географией, – сообщил Арти, не совсем солгав. И в самом деле, сперва он зашёл к Свину, где приятели полистали кое-какие учебники, прежде чем выйти в ночной поход на кладбище. К тому же исследование кладбища – это само по себе занятие историей и географией, разве не так? Сюда можно заодно прибавить и урок религии!

– Очень сознательно с вашей стороны. – Отец одобрительно кивнул головой.

– Ну, отец Колли всё время говорит, что если мы не будем постоянно тренировать свои мозги во время вынужденного перерыва, они у нас заржавеют. И что постоянная учёба – лучший способ сохранить свой ум острым.

– Острый ум – это прекрасно, – пробормотал отец. – Но сегодня на улице особенно холодно.

– Да, очень холодно, – подтвердил Арти. Он протянул руки к плите, чтобы немного согреться, пока Чарлз отхлёбывал ещё вина.

– В городе зима кажется холоднее, чем в деревне, – поделился отец своим наблюдением, поплотнее запахивая плед. – Странно, не правда ли? Казалось бы, в городе столько людей, собранных в замкнутом пространстве, на узких каменных улицах, а поди ж ты…

Арти знал, что его отец сегодня не покидал квартиры. Он отпросился со службы – а служил он инспектором на бирже труда – под предлогом болезни. Арти заметил на его руках несколько пятнышек краски. Это означало, что отец снова пытался завершить одну из своих картин.

– Когда я наконец состоюсь как художник, – пробубнил Чарлз Дойл, – мы сможем все вместе переехать за город – я, ты, твоя мама и сестрёнки. Тогда всё пойдёт на лад. Мы будем ходить на реку, на лодочные гонки и ловить рыбу, чтобы… чтобы…

На этой ноте усталые глаза отца закрылись, голова упала на грудь, и он тихо захрапел. Арти осторожно вынул у него из руки бокал и поставил на стол, рядом с пустой бутылкой. А потом поплотнее запахнул на спящем художнике плед и вышел на цыпочках, чтобы не разбудить папу.

В спальне Арти было куда холоднее, чем на кухне. Мальчик зажёг спичку и запалил маленькую масляную лампу на прикроватном столике, скорее ради толики тепла, чем ради света. На стене над кроватью висела незаконченная картина, которую подарил ему отец: конный рыцарь, выезжающий из пещеры навстречу яркому солнцу. Рыцарь прикрывал глаза рукой от ослепительного света.

В углу, почти неразличимая в тени, располагалась стопка учебников – алгебра, геометрия, история и латынь. Возле узкой кровати Арти имелась стопка книг повыше – это были его любимые романы, в основном приключенческие и детективные. Стопку венчали «Легенды Короля Артура» – древнего легендарного правителя, в честь которого Арти получил своё имя. Артуровские сказания всегда воспламеняли его воображение – там было столько благородных рыцарских историй и героических битв.

Арти вытянул из-под стола табурет и сел. А потом достал свой дневник и открыл новую страницу.