Медленно поднимаюсь с колен и кладу руки по обе стороны от неё, буквально захватив в плен. Мы смотрим друг другу в глаза, я вижу, как ее дико расширенные зрачки с каждой секундой расширяются все больше. Перевожу взгляд на пылающие губы, затем на шею с бешено бьющейся веной. Господи, как же я хочу ее поцеловать.

– Я принёс стул, мистер Купер. – В кабинет заходит Зеленски.

Перевожу на него озверелый взгляд.

– Быстрей не мог? Смылся отсюда! – практически ору на него. Я зол не на него, даже не на неё. Я злой на себя.

Тру затылок обеими руками, мне надо стряхнуть с себя это наваждение.

– Я думаю, это вывих. – Откашливаюсь. – Извини, что я так…

– Спасибо, за помощь. – Она старается слезть со стола.

Я протягиваю руку, чтобы помочь слезть. Беру туфельку и уже готов обуть моей золушке на ногу, но она останавливает меня взмахом руки, хромая, отходит. Стоит немного вдали, обдумывает, я уверен в этом. Сейчас она точно скажет мне, что не поедет!

– Я раздала сама свои проекты. Зеленски справится, просто ему необходим пинок. Он сделает, как надо. – Опять профессиональный голос. – Остальные тоже уже в курсе дел.

– Хорошо. – Показываю ей на стул. – Присядешь?

– Нет, думаю, мне пора домой собирать вещи. Спасибо за помощь, мистер Купер. – Она опять уходит. Я уже хочу спросить, когда ее ждать, как она оглядывается. – Ночью в 3.40?

– А, да… – Я официально отупел. – Да, ночью.

– И, мистер Купер, мы с вами не переходили на «ты», насколько мне известно. Всего доброго, – говорит она.

Удивительная женщина, хромая, упрямая, но не сломленная. Откидываюсь в кресле, она сведёт меня с ума. Мне необходимо начать вести отсчёт до надвигающейся катастрофы.

– Ты серьёзно собралась уезжать, не подождав меня? – возмущается Дуг.

– Что ты имеешь в виду? – Все ещё упорно сворачиваю свою бордово-красную бандану. Два узла и готово.

– Я же сказал, что отвезу тебя, – все ещё спорит со мной.

– Не вижу причины нервничать, Моника меня отвезёт, ты должен поспать. Ты же знаешь, что завтра тебе на работу. Не понимаю, к чему эти трудности. – Последний штрих, обуваю ботильоны от Calvin Klein. И вот я готова.

Еще раз критически осматриваю свой вид. Итак, бандана повязана на голове в виде повязки с кокетливым бантиком, белая майка и сверху чёрный пиджак, джинсы светлые с прорезями на коленях и бедрах. Завершаю все черными ботильонами с открытыми пальчиками и пяткой. Подкрашиваю губы блеском.

– Милый, ты не видел мои очки? – кричу мужу.

– Ты уверенна, что направляешься в Дублин, а не на неделю моды в Сан-Франциско? – Прыгает на одной ноге, надевает носки.

– Не привязывайся. Ты знаешь, что внешний вид для меня очень важен, и необходимо завершить начатое. А мне не хватает моих авиаторов, – бурчу я. – Только не говори мне, что ты оставил их в машине прошлый раз.

– Я не могу тебе прямо сейчас ответить на этот вопрос. Как видишь, я все ещё одеваюсь, – говорит он.

Наконец, нахожу очки и кладу их в футляр, я не настолько идиотка, чтобы в час ночи надевать сей предмет. Но в Дублине, я уверенна, они мне понадобятся. Не хочу даже думать о ботоксе в этом возрасте, а гусиные лапки возле глаз – их и так достаточно, чтобы пренебрегать очками. Смотрю на мои наручные часы, господи, где носят черти эту Монику?

Звонит мой телефон, и я улыбаюсь, она, как всегда, «пунктуальна».

– Привет злючка, я подъехала, жду тебя, – говорит она.

– Сейчас выйду, – отвечаю ей. – Дугалт, я прошу тебя, ложись спать. Хватит наводить бардак в шкафу. Я уезжаю.

Не успеваю выйти, Дугалт спешно выхватывает мой чемодан. Его лицо покраснело, видимо, от спешных сборов, а может я его вывела из себя. Не важно, иногда хорошо позлить большого мужчину.

– Я. Сказал. – Он взбешён, господи, это реально горячий мужчина, когда зол. – Провожу. Тебя. – Он выделяет каждое слово.

Смотрю на него долгим взглядом, жду, что он накинется на меня и поцелует, испортит к чертям собачьим мою причёску, но я буду счастлива. Но вместо этого он начинает стаптывать задники на кроссовке из последней коллекции Nike. Которые, скажем, кстати, именно я купила ему. Сказать, что я в бешенстве, нет, я в долбаной ярости. И теперь ни один его поступок не изменит испорченной таким варварским способом обуви.

– Какой же ты … – я хочу выразиться, чтобы он понял, насколько он сейчас насрал мне в душу.

– Какой? – Он пыхтит над шнурками и даже не смотрит на меня. Просто засовывает шнурки в кроссовки! Да пошёл он.

Открываю дверь и начинаю спускаться по лестнице, уверена, что совместная поездка в лифте закончится кровожадным побоищем.

Пока я спускаюсь, меня никак не покидает мысль о проклятой обуви. Моё мнение – если ты берёшь дорогую обувь, то необходимо за ней правильно ухаживать. Все это время я натыкаюсь на стену непонимания и тупости. Зачем отдавать такие деньги, чтобы он мог просто убить при мне мой подарок?

Я понимаю, что это вроде как мой фетиш, не его, но отношение в целом раздражает. Толкаю входную дверь и выхожу на улицу.

– Что с тобой? – Моника беспокойно тарабанит пальцами по рулю. – Ты не одна едешь?

– Черта с два, Дугалт решил, что ты будешь нас катать до утра. – Скриплю зубами.

– Ну, этому есть разумное объяснение. Он твой муж и хочет тебя проводить. – Замолкает. – Он взбесил тебя не этим, да?

– Как всегда, Моника. Даже не спрашивай. Сейчас сама все увидишь. – Оборачиваемся обе на щелчок двери. И вот он – мой муж во всей красе, клетчатая рубашка навыпуск, джинсы темно-синие, немного подвёрнутые снизу, кроссовки со стоптанными задниками… Он даже не потрудился завязать шнурки.

– Эй, Бойд, классно выглядишь, – кричит Моника.

Какого…

Он проходит мимо неё и бьёт ладонью по ее протянутой руке.

Я стою с открытым ртом и ничего не понимаю.

– Эй, ребята, да у вас уже рабочий тандем? – Сажусь на переднее сидение, чтобы не видеть этот тихий ужас.

– Ты только что подняла своего мужа из постели, или вы, ребята, трахались? – Вот в этом вся Моника, прямо, никаких «вокруг да около».

Дугалт что-то бубнит, усаживается сзади, а я пожимаю плечами, не хочу, чтобы она думала, что все совсем плохо. Прибавляю радио и начинаю напевать какой-то песенке.

– Ты определённо не знаешь слов, дорогая. – Дугалт обнимает мои плечи, вытягивая свои длинные руки.

– А ещё у неё противный голос. – Смеётся Моника. – Как всегда, так ведь? Ты никогда не умела тянуть и сейчас не надо.

– Смейтесь, упыри, я вам назло буду выть до аэропорта, чтобы не было так весело. – И я начинаю в буквальном смысле кричать слова невпопад. Моника кривится и убавляет звук.

– Хуже твоего пения только стоптанные задники на обуви у Бойда. – Да, да, хочу закричать я. – А вообще, я думаю, у вас недостаточная половая жизнь.

– … – Да мне нечего ответить, я открываю и раскрываю рот, как рыба, выброшенная на берег. Жду, что скажет мой муж. Напряжение за моей спиной настолько осязаемо, что можно повесить топор.

– Сейчас поскучаете немного друг по другу, успокоитесь, и все будет нормально. – Смотрит в зеркало заднего вида. – Бойд, перестань хмуриться, твой лоб замучили морщины. Я… Блин… Хорошо, я молчу, шеф.

Что? Моника кого-то слушает? И этот кто-то мой муж? Не веря, оглядываюсь, чтобы посмотреть, что же такое страшное он ей показал, и ничего. Обычный Дугалт, молчаливый и смотрящий на меня с нежностью.

– Дуг, меня бесит, как ты относишься к вещам. Серьёзно, я не собираюсь спорить в машине или рассказывать, но Моника, она своя, и это лучше, чем мы поругаемся, – говорю ему я.

– Я торопился, и ты меня подгоняла. – Я опускаю зеркало напротив пассажирского сидения и смотрю на него с недоверием. – Хорошо, я всегда так делаю. Всегда можно купить ещё такие. Не быть же обуви вечной?!

Да, действительно. Отдай за его подарок полторы штуки баксов и плюнь на то, что он творит. Даже не вижу смысла что-либо отвечать, с ним и так все понятно. Остаток дороги мы едем молча, я закрываю глаза и наслаждаюсь лёгким покачиванием в машине. Оно успокаивает, помогает отключиться от всего. Мы приезжаем ровно за час до регистрации, Дуг везёт мой чемодан, а Моника идёт со мной, держась за руки.