Родан бросил на стол несколько газет, наблюдая за тем, как мужчины начали читать их.
2.
Была обычная лондонская ночь. Поднимавшаяся от Темзы сырость проникала под одежду, заставляя вздрагивать немногочисленных прохожих.
Бедно одетый человек, перейдя поздним вечером через мост Вэксхалл и идя левым берегом реки по Гросвенор-Роуд, поднял воротник. Надвинутая глубоко на уши шляпа служила, видимо, для того, чтобы скрывать лицо. За газовыми заводами мужчина пошел правой стороной, перешел через площадь Св. Георгия в направлении Лапас-Стрит, а потом свернул в Алдерни-Стрит.
Он остановился перед тяжелой дверью из тикового дерева и потянул за звонок.
Ему открыла полная женщина, спросив, чего он хочет.
«Мне нужен мистер Барри».
«Сожалею, сэр! В это время ему нельзя мешать. Мистер Барри как раз собирается ложиться спать. Вы видите, что я…»
Но поздний посетитель не дал себя выпроводить. — «Мистер Барри забудет про сон, как только увидит меня».
«У Вас есть визитная карточка, сэр?»
«Необязательно сообщать о моем приходе. Я знаю дорогу. Большое спасибо, мадам!»
«Сэр! — возмущенно воскликнула женщина, когда мужчина бесцеремонно пролез в узкую щель приоткрытой двери и вошел в светлую прихожую. — Кто Вы? Я не могу впустить Вас!»
«Благодарю, мадам! Не беспокойтесь о дальнейшем!» — Не обращая больше на нее внимания, он прошел по коридору и открыл одну из дверей.
Хайрем Барри еще сидел за своим письменным столом и вовсе не собирался отходить ко сну. Настольная лампа острым конусом бросала свет на бювар, в то время, как остальная часть комнаты была погружена в темноту.
«Вы же собирались ложиться спать, Милли», — сказал Барри, услышав за собой звук открывающейся двери.
«Милли и пойдет спать, — заявил посетитель, и звук его низкого голоса заставил Барри вздрогнуть. В темноте виднелась только тень стоящего человека. Но голос выдал все. Голос был для Хайрема Барри незабываемым.
«Адамс», — простонал он.
«Хоумер Дж. Адамс, — уточнил посетитель свое имя. — Надеюсь, не помешал».
«Нет, конечно, нет, Адамс! Для Вас двери моего дома всегда открыты. Вы же знаете…»
«Вещи, о которых я знаю, остались далеко в прошлом. Но я помню их. И это важно. Вы не находите, Барри?»
«Вы всегда были умным парнем, Адамс. Вы сделали деньги благодаря Вашей памяти, только благодаря ей. Я всегда восхищался Вами! И, конечно, немного завидовал».
«Не забудьте о ненависти, Барри. Восхищаться собой я мог бы позволить. Зависть других возбуждает тщеславие. Но ненависть опасна, как Вы можете видеть это на моем примере. Я не хотел бы, чтобы были люди, ненавидящие меня».
«Чего Вы хотите, Адамс? Перестаньте говорить о ненависти. Я не ненавижу Вас».
Посетитель подошел ближе к письменному столу. — «Конечно, нет. За четырнадцать лет это чувство пропадает. Мне уже не нужно убивать Вас, потому что Ваша ненависть превратилась в страх. И потому я охотно разрешаю Вам жить дальше. Может быть, тем самым что-то и окупится».
Барри застонал. — «Вы пришли, чтобы сказать мне это? Вы четырнадцать лет думали о мести? Я не могу себе этого представить, потому что это погубило бы Вас. А кроме того, прошло двадцать лет, если не ошибаюсь».
«Двадцать лет — так гласил приговор. Но через четырнадцать лет посчитали, что я уже достаточно наказан. При этом говорится о хорошем поведении, как Вы, может быть, знаете».
«Так говорят, — кивнул Барри, уже кое-что поняв. — Могу я предложить Вам что-нибудь выпить?»
«Если бы я знал, что там не будет яда».
«Вы плохо шутите, Адамс. Выпейте, пожалуйста! Я еще помню, что Вы любите виски. А потом расскажите обо всем. Я хочу знать, какие у нас теперь отношения после четырнадцати лет».
Адамс едва слышно засмеялся. — «Наши отношения не подлежат обсуждению. О тюрьме нельзя рассказать ничего интересного. Мой визит не отнимет у Вас много времени, если мы быстро придем к соглашению».
«К какому соглашению мы должны придти, о чем?»
«Мне нужен костюм. Хороший, новый костюм, соответствующий нынешней моде».
«И это все? — Барри открыл ящик и достал оттуда пачку банкнот. — Здесь десять фунтов».
«Сначала костюм, потом карманные деньги. Вспомните о счете в Мидленд-Банке. Тогда там лежало шестнадцать тысяч фунтов. Это немного, я знаю. Такова всегда была моя участь — не иметь собственных денег, не считая небольшой пенсии по старости. К ним следует добавить еще несколько процентов».
«Ваш вопрос сбивает меня с толку, Адамс. Откуда я могу знать о Ваших счетах в Мидленд-Банке?»
«Я имею в виду счет, который мы открыли на Ваше имя. Вы помните, что сделка с „Сервей Лтд“. принесла нам кое-что, что ни в коем случае не могло быть отражено в документах».
«Вы говорите загадками, Адамс».
«Вовсе нет! Вы никогда не задумывались над тем, почему Вы тогда ушли от наказания? Вас никогда не удивляло, что Хоумер Дж. Адамс отказался давать показания, которые, хотя и не оправдали бы его, но тем не менее помогли бы ему отправить некоего Хайрема Барри в такое же путешествие? Неужели Вы всерьез думаете, что я хотел защитить Вас, чтобы Вы могли тратить мои деньги? О, нет! Я позволил Вам убежать, чтобы сохранить мои деньги. И вот сегодня я здесь, чтобы забрать их. Включая проценты. Если исключить стоимость костюма, это должно быть почти двадцать четыре тысячи фунтов. Если Вы спекулировали ими, то это могут быть два миллиона. Но об этом я ничего не хочу знать. С меня достаточно двадцати четырех тысяч, а Вы можете оставить себе все, что заработали на них за это время. Я надеюсь, Барри, что Вы оцените такой щедрый жест с моей стороны».
Барри медлил с ответом. Его пальцы сжимали край стола.
«Вы хорошо знаете, Адамс, что двадцать четыре тысячи — это огромные деньги. Особенно для меня. Я никогда не мыслил Вашими масштабами».
Адамс улыбнулся. — «Каждому дано самому выбирать, каковы масштабы его действий. Вы мелкий мошенник, и никто не запрещает Вам стать крупным мошенником. Кроме того, Вы, кажется, путаете два понятия. Если я обманул кого-то на двенадцать миллионов, то это были чужие деньги. Мотивом моих миллиардных сделок никогда не была личная жадность. Я делал это… ну, скажем, ради спортивного интереса. Я придаю большое значение тому, Барри, чтобы слыть любителем и идеалистом. Для меня важно, чтобы мир признавал меня как бескорыстного служителя в больших делах».
«Еще и сегодня?» — спросил Барри.
Хоумер Дж. Адамс задумчиво кивнул. — «Еще и сегодня! Не думайте, что я в мои лучшие годы уйду с большой сцены. Я вернусь. У меня было много времени на раздумья, Барри. И я кое-что слышал. Но это вряд ли Вам интересно. Дайте мне костюм и деньги! Тогда я больше не буду Вам мешать».
Хайрем Барри, видимо, принял какое-то решение.
«Пойдемте со мной в мою спальню, Адамс! У Вас есть полчаса, чтобы проинспектировать мой гардероб».
Адамсу не потребовалось полчаса. Он бросил на кровать несколько костюмов и выбрал один из них.
«Я возьму этот, — сказал он. — Пиджак должен быть как раз. Брюки придется на несколько сантиметров подвернуть. В темноте это будет незаметно, а завтра я найду портного. Где я могу переодеться?»
«Там ванна. Прошу Вас!»
«Большое спасибо, Барри. Я вижу, мы отлично понимаем друг друга. Если бы Вы еще тем временем выписали мне чек».
Через десять минут Адамс снова вошел в библиотеку. Барри нерешительно протянул ему чек на сумму двадцать четыре тысячи фунтов стерлингов с вычурной подписью Барри.
«Может быть, Вам нужно еще немного наличных? — спросил Барри, явно желая поскорее избавиться от гостя. — Вы наверняка захотите пойти в гостиницу».
«Большое спасибо! Вы так любезны, мой друг. Но у каждого выпущенного на свободу заключенного есть при себе определенная сумма наличных денег. В этом отношении государство не мелочится. Так что нет необходимости, чтобы Вы мне что-то давали, когда у меня есть положенное. У Хоумера Дж. Адамса еще есть своя гордость. Разрешите откланяться, Барри! Мне доставило большое удовольствие вновь увидеть Вас после стольких лет здоровым и иметь возможность так мило поболтать с Вами».
