Тут же перед носом Ани оказался лист формата А4, являющийся отсканированной копией оригинального документа. Аня сориентировалась мгновенно.

– Обратите внимание, Дмитрий Васильевич, на то, что на каждом из пригласительных билетов значится только одна фамилия, а вот здесь, – произвольно ткнула пальцем в одну из строк, – здесь указано, на какое количество людей рассчитан один пригласительный. На фамилию Зайцев, к примеру, забронировано сразу четыре места. А вот пригласительный на имя Павла Александровича Крайнова. Как видите, места всего два и одно из них предназначено для меня.

– Значит, вы были приглашены на торжество в качестве спутницы Крайнова. А не тот ли это Крайнов, который…

– Разумеется, тот самый. – Аня незамедлительно выдавила из себя неприязненную улыбку, к которой следователь остался безучастным.

– А в каких отношениях вы состоите с Павлом Крайновым?

– Это имеет какое-то отношение к делу?

– Самое непосредственное.

– В таком случае можете записать, что я состою с ним в близких отношениях. А можете написать, что в очень близких: он мой жених.

– Давно?

– Что давно? – Раздражённо фыркнула, а следователь подленько усмехнулся.

– Давно ли он ваш жених?

– Что вы хотите этим сказать?

– Именно то, что вы так усердно скрываете. Давайте разграничивать понятия: всё же жених, и вы заручились его предложением или же попросту сожительствуете?

На вполне красноречивое молчание следователь понятливо кивнул.

– В народе говорят так: не сделал предложение в первый год знакомства, значит, и не собирается делать. – Паскудно улыбнулся. – Так я пишу, сожительствовали?

– Мы проживали по разным адресам. – Получил резкий ответ и улыбнулся шире. В протоколе Аня чётко увидела выведенное быстрым почерком «дружеские отношения».

– Вы были лично знакомы с Давыдовым Олегом Николаевичем?

– Я была ему представлена Павлом Крайновым полгода назад в качестве невесты.

– В каких отношениях с Давыдовым состояли?

– Я достаточно близко общалась с его нынешней женой.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Просто вас не устроил мой ответ. Кажется, всё доступно пояснила: познакомили нас полгода назад, но общалась я исключительно с его невестой. Олег Николаевич имеет весьма узкий интересы, которые с моими не пересекаются.

– Какое вы имеете представление об интересах Давыдова?

– Я имею представление о своих интересах, которые, повторюсь, с его интересами не пересекались.

– В каких отношениях были Давыдов с Крайновым?

– Не знаю. У них спросите. – Ядовито процедила сквозь зубы, точно зная, что следователь Филатов едва ли имел подобную возможность.

– Я спрашиваю у вас.

– В моём присутствии они чаще обсуждали бизнес.

– Их связывали деловые интересы?

– Возможно. – Ответила с сомнением. – А, возможно, и нет. В первую очередь Павел был адвокатом. Давыдов вполне мог быть его клиентом.

– Вы сказали «обсуждали чаще всего». Что они обсуждали вне разговоров о бизнесе?

– Это был оборот речи.

– И всё же я попрошу вас пояснить. Что Крайнов и Давыдов обсуждали кроме деловых вопросов?

– Не знаю… Цены на нефть, женщин, сексуальные предпочтения…

– Да? И какие же у них сексуальные предпочтения? – С наглой ухмылкой следователь переложил написанное следующим по очереди чистым листом бумаги.

– Таких, как вы, обычно имеют сзади. – Получил в ответ и на мгновение замер. Кулак только сжал покрепче.

Аня увидела в зеркальном отражении странный отблеск, который улавливала боковым зрением уже не в первый раз, но до этого могла сослаться на игру света, меняющуюся при смене её собственного положения тела. Сейчас же с уверенностью готова заявить, что миниатюрная светодиодная лампочка, расположенная под самым потолком не что иное, как способ контролировать вопросы следователя.

– Вам нравится пререкаться? – Явно сдерживая эмоции, прорычал мужчина?

– Вы когда-нибудь встречались с Крайновым в зале суда? – Издевательски хмыкнула Аня в ответ.

– Вопросы здесь задаю я.

– Согласитесь, он мастерски работает языком. – Похабно облизнулась.

– Потрудитесь отвечать на мои вопросы!

– Вам нравится быть нижним? Паша прирождённый доминант. Придётся подстроиться.

– Заткнись!

– А я и так уже всё сказала. – Удовлетворённо улыбнулась, отмечая, как лампочка под потолком за её спиной едва ли не «морзянку» отбивает. – От вашего жужжания невозможно разболелась голова. – Закатила глаза, изображая недалёкую. – Не будете ли вы столь любезны…

– Дежурный! – Поддержал давно усилившуюся пульсацию в висках громогласный мужской бас и дверь со стороны коридора открылась, являя обозрению всё того же бесцеремонного конвоира.

Оставшись в допросной, следователь не спешил делать умозаключения, записывать мысли и догадки. В некой растерянности он глянул на ту же зеркальную стену, которой всё это время любовалась задержанная. Не сдержал досадного вздоха и несколько комично развёл руками. Тут же из комнаты выскочил и открыл соседнюю дверь, найдя там начальника Следственного Комитета столицы в неизменной позе. Точно так же он сидел несколько минут назад, внимательно разглядывая Ковалёву через стекло. Склонённая набок голова, выдающая немалый интерес, пристальный, улавливающий малейшие изменения взгляд, жёсткая ухмылка на губах. Сейчас Ковалёвой уже не было, а он всё смотрит на то место: на тот стул, где она сидела. Смотрит и молчит. Выдержав неприличную по продолжительности паузу, мужчина всё же удостоил следователя Генеральной Прокуратуры внимания.

– Или она ничего не помнит, или в принципе не понимает, что происходит. И это её желание вызвать Павла Александровича…

– Ты так и не ответил на её вопрос: встречался с Крайновым в суде? – Перебил мужчина с вполне понятным намёком.

– Я… – Замялся тот и глянул с непониманием.

– Просто интересно. – Заверил москвич, будто удивляясь нежеланию отвечать.

– По поводу Ковалёвой, вам не кажется… – В ответ на внимательный взгляд начальника Следственного Комитета задержал дыхание, но всё же решился продолжить. – Вам не кажется, что это действительно удачная инсценировка и не более того?

– Экспертиза готова? – Вместо ответа на вопрос москвич припёр Филатова к стенке интонацией.

– Нет.

– Я не вижу на своём столе акты допроса свидетелей. Что там с камерами видеонаблюдения? Что-нибудь удалось восстановить? – Перечисление, произведённое бесстрастной интонацией, не оставила Филатова равнодушным, но и возразить было нечего. – Это всё то, что ты должен был предоставить, а вовсе не свои нелепые домыслы.

– Но…

– Она врёт! – Привстал москвич из-за стола, опираясь на его поверхность костяшками кулаков. – Она врёт. – Повторил угрожающим шёпотом. – Я это знаю, ты это знаешь и она это знает. Коли её, Филатов.

– Но если…

– Тогда тебе нечего делать в органах. – Москвич вернулся в исходное положение и с остервенелым удовольствием уставился в ту же точку, что и минуту назад.

Оказавшись в камере, на нары Аня рухнула без сил, пытаясь с охватившей дрожью справиться. Руками лицо закрыла, но тут же опомнилась: на пальцы уставилась, теперь уже отчётливо понимая, что за странная мазь въелась в кожный рисунок. От страха и паники в какой-то момент замерла, будто в ступор впала, неотрывно глядя на сжавшиеся кулаки. Неосторожно губы ими подпёрла, причиняя ощутимую боль.

– Почему же ты не едешь?.. – Тихо простонала и тут же к умывальнику бросилась, пытаясь грязь оттереть, от её следов избавиться и забыть всё как страшный сон.

Мыла, тёрла руки ледяной водой, пока не поняла, что от холода зубы сводит, а раскрасневшиеся, распухшие пальцы отзываются на прикосновение чётким покалыванием.

Опустилась на корточки. Прямо там, у поржавевшей трубы, у растекающейся из той же трубы лужицы, взвыла в голос от страха и непонимания. Пытаясь согреться, растирала озябшие голые плечи, шею, колени. Выла и растирала. Ближе к вечеру притихла. Тусклое окно уже совсем не пропускало редкие солнечные лучи, лампочка под потолком залила пространство камеры жёлтым светом, подчёркивая убогое убранство и даже самые мелкие дефекты.