Под утро петля, в которой была моя рука, немного ослабла, и я, покрутив кистью влево и вправо, смогла освободиться. От выпитого вчера шампанского ужасно болела голова, во рту пересохло.

Я неслышно поднялась с кровати и на цыпочках вышла из спальни.

Через большие окна дом заполнился светом от лучей восходящего солнца. Мне захотелось выйти на улицу и прогуляться.

Я спустилась вниз, нашла кухню, налила в стакан воду из-под крана.

– Ты что голая тут ходишь?

На меня смотрела маленькая скукоженная старушка в платке. Она опиралась на трость.

– Вы кто?

Я облизнула сухие губы. Жажда была нестерпимой – я мечтала выпить содержимое стакана залпом.

– Я мама Данила. Изольда Карловна. А вот ты кто такая? И где Олеся? Ее что, с детьми нет дома? Вот поэтому прислуга, видимо, совсем от рук отбилась и голая тут расхаживает!

– Я не прислуга!

– Ну ничего, я тебя сейчас проучу, чтобы в следующий раз голая по дому не расхаживала, пока хозяйка в отъезде!

Тут произошло невероятное! Старушка в считанные секунды оказалась около меня и замахнулась коричневой тонкой тростью.

Я бросила стакан с водой в раковину и побежала от нее прочь в соседнюю комнату.

– Я тебя догоню и космы твои выдеру, потаскуха! – с криком неслась она за мной на второй этаж.

– Руха, Руха, проснись!

Я трясла Данила за плечо, и в этот момент Изольда Карловна, словно торпеда, ворвалась в спальню.

Сонный Рухалев пытался сообразить, что происходит, переводя глаза с разъяренной матушки на меня, стоявшую в чем мать родила.

– Руха, ты что, женат? – спросила я.

– Женат? Причем здесь это?

Он поднялся с кровати и по-хозяйски поставил руки в боки.

– Данюшка, кто эта потаскушка? – тыкала в меня тростью Изольда Карловна. – Где Олеся и дети?

– Олеся с детьми теперь живет за границей. Я тебе это уже тысячу раз говорил, но твой старческий склероз прогрессирует с невероятной скоростью. Мама, это Аделаида, и она теперь здесь будет жить.

– Жить? – в один голос выпалили я и Изольда Карловна.

– Не бывать этому! – стукнула она тростью об пол.

– Я не собираюсь тут оставаться! – запротестовала я.

– Ты будешь делать все так, как я скажу, – заявил Руха и больно схватил меня за подбородок. – Пока я езжу по делам, за тобой присмотрят охрана и моя мать. Изольду Карловну ты во всем будешь слушаться! А иначе…

– Что «иначе»? Она будет лупить меня своей тростью? Я вообще не понимаю, зачем она ей? Для маскировки? Да она может спокойно участвовать в беге с препятствиями! Всех обгонит, все призы соберет! – возмущенно глядя на Руху, негодовала я.

– Аделаида! Больше ни слова. Я одеваюсь и уезжаю на работу. Ты остаешься здесь и во всем слушаешься мою мать! Иначе я тебя сам выпорю – пожалеешь, что на свет родилась. Вечером приеду – будешь мне гадать. И смотри, чтобы была неуставшая. У меня много вопросов. Мама, ты расскажешь ей про порядки нашего дома. Не будет слушать – ты знаешь, что делать.

– Сыночек, зачем тебе эта швабра?! Ведь она даже не в твоем вкусе.

– Я не швабра! – ответила я ей и тут же пожалела: Руха влепил мне сильную пощечину.

– Не смей так разговаривать с моей матерью.

– То есть она может со мной так разговаривать, а я с ней нет?

Я потерла щеку, полыхавшую огнем.

– Хочешь еще? – вопросительно посмотрел он на меня.

Я молча обошла кровать, надела на себя вчерашнее платье, окинула ненавистным взглядом Изольду Карловну и пошла вниз.

Я жадно пила воду прямо из-под крана на кухне. Что это? Какой-то дурной сон? Я закрыла глаза, ущипнула себя больно за руку, открыла глаза и разочарованно вздохнула: к сожалению, моя реальность не изменилась. Хуже того – Изольда Карловна уже стояла в дверях кухни и сверлила во мне дыру своими темными, как и ее трость, глазами.

– Что вы на меня так смотрите? – закрутила я кран и уселась за стол.

– Вставай.

– Зачем?

– Будешь готовить моему сыну таджикский плов и запекать свинину.

– Изольда Карловна, ничего я готовить вашему сыну не собираюсь. Он у вас владеет рестораном и предпочитает ужинать там.

– Ты что, оглохла? – заорала мерзкая старуха и больно огрела меня тростью по спине.

Мое лицо исказилось от боли.

– Вы что, с ума сошли? – закричала я.

– Если ты не будешь меня слушать, я позову охрану, прикажу им тебя избить и засунуть в холодный подвал с крысами, – заявила она, поправив платок на голове. – Иди к холодильнику, вынимай оттуда продукты и начинай готовить. Рецепт я тебе расскажу. А свежую свининку нам сейчас охранники доставят.

– Коля! – громко заорала она.

На кухню прибежал охранник.

– Слушаюсь, Изольда Карловна.

– Иди зарежь Моню. Мы его будем готовить.

– Вы что?! Как можно Моню-то? Это же…

– Я сказала: неси свежее мясо.

– Руха… Это… Указ дал… – слабо сопротивлялся Коля.

– Мало ли что он дал! Я его мать! Хозяйка этого дома! Ты что, пойдешь против матери твоего начальника? Тебе жить надоело?

– Что вы, Изольда Карловна! Сейчас все сделаю! – отрапортовал Коля и побежал исполнять ее указ.

Изольда Карловна вертела всеми как хотела, в том числе и мной. Ну ничего! Как только выберусь из этого дома, я ей покажу кузькину мать!

Я готовила плов и слушала ее бурчание.

– Положи туда чеснок. Да побольше! – кинула она в меня несколько луковиц чеснока.

Я хотела было швырнуть ей их обратно в лицо, но мне не хотелось получить удар жесткой тростью и просидеть остаток вечера в подвале.

На готовку у меня ушло полдня. Когда я поставила свинину в духовку, Изольда Карловна притащила на кухню ведро с водой и швабру.

– А теперь вымой везде пол. Да смотри, чтобы начисто! Я все проверю.

Не отвечая ей, я взяла швабру и принялась за уборку. Перемыть этот огромный дом было просто невозможно. Через три часа я сидела на ступеньках выжатая словно лимон и была похожа на швабру, которая лежала у моих ног.

– А теперь иди в ванную и постирай Данилушкины рубашки и грязную одежду.

– Надеюсь, стиральная машинка у вас есть?

– Есть.

– Слава Богу! – вознесла я руки к потолку.

– Только она не работает! – ехидно улыбнулась старуха. – Вставай давай, ты не сидеть сюда пришла!

Она начала подталкивать меня своей тростью, и я подумала, что было бы очень хорошо, если бы Руха поскорее пришел домой. Уж лучше гадать десять часов подряд, чем проводить время с его сумасшедшей мамашей.

Руха пришел домой, как назло, очень поздно.

– Как прошел твой первый день в моем доме?

Он развалился на диване и вытянул ноги:

– Ботинки с меня сними!

– Знаешь, этот день мог бы быть и лучше! Твоя мать заставила меня стирать белье и убирать дом.

– Зачем? Ведь у меня по средам обслуга для этого приходит. Я не люблю держать постоянный персонал: вечно они свой нос суют туда, куда не надо.

– А это ты у нее спроси! – сквозь зубы прошипела я, стягивая с него обувь. – Ужин тебе я тоже приготовила.

– Ужин? Зачем? Ведь у меня ресторан. Эх, ладно, давай тащи! – от удовольствия он потер руки.

Я принесла с кухни огромную глубокую тарелку с пловом.

– Тут что? Чеснок? – он сморщился и зажал нос пальцами.

– Много чеснока. Как ты любишь!

– Дура, у меня аллергия на чеснок!

Он швырнул тарелку на пол.

– Твоя мама сказала, что…

– Ничего я ей не говорила, сынок! Она все врет!

Из-за угла нарисовалась Изольда Карловна собственной персоной.

– Она тебе еще и свинину запекла!

– Как свинину?

Его правый глаз задергался, лицо покраснело, и я поняла, что это не к добру.

– А так! Приказала убить Моню и сготовила его! Что за баба?! Я пыталась ее остановить, сыночек, пыталась! Но ведь она моложе, сильнее меня. Как мне, дряхлой старухе, с ней сладить?

– Ты что, сука, убила моего Моню?

Руха, окончательно рассвирепев, поднялся с дивана и двинулся в мою сторону.