— Именно так, господин нуониэль, — оценил рисунок Гвадемальд. — Похоже, ваши пальцы помнят больше, вашего разума.
Нуониэль очертил рамку, где собирался написать пояснение к новому объекту на карте. Но пальцы сказочного существа вдруг замерли. То ли потому что нуониэль не помнил слов, то ли из-за того, что забыл, как эти слова пишутся. Нуониэль посмотрел сначала на Гвадемальда, потом на Ломпатри, а затем на Воську. Во взгляде сказочного существа читалась беспомощность дворовой собаки, просящейся в избу при проливном дожде.
Тяжело опустившись на стул, Гвадемальд проговорил сквозь зубы:
— Везде горы горя.
Ломпатри представил себе форт «Врата». Тяжёлые ворота открываются, и вереница скрипучих телег, с телами павших воинов въезжает на внутренний двор. Мертвецы лежат на телегах, а на мертвецах лежат щиты. И нарисованная на каждом щите птица Сирин окроплена темнеющими пятнами. Рыцарь Гвадемальд стоит на осеннем ветру и сдерживает слезу, скапливающуюся у него в глазах. Холод задувает под его проржавевшее зерцало, а грязные подлатные рукавицы неприятно касаются высохших пальцев. Ему холодно, неуютно. И трупы. Они втекают во внутренний двор, заполняя его до тех пор, пока там не остаётся ничего, кроме окровавленных щитов и бледных мёртвых лиц.
Ломпатри пришёл в себя, когда услышал знакомый ему голос: это Воська, склонившись над нуониэлем, бубнил что-то себе под нос в ответ на знаки, которые подавало ему сказочное существо. Затем Воська выпрямился и обратился к Гвадемальду:
— Господин нуониэль просит передать, что вспомнил то, о чём вы желаете знать, господин Гвадемальд.
Ломпатри напрягся, будто в воспоминаниях нуониэля кроется нечто опасное.
— Что же это? — воодушевился рыцарь птицы Сирин. — Что-нибудь про Скол или про бандитов?
— Господин нуониэль говорит, что всеобщее приветствие, о котором вы упомянули, звучит так: «несите свет сквозь тьму».
— Ах, вот как! — ответил Гвадемальд, явно разочарованный. Затем, поняв, что его разочарование может обидеть кого-то из присутствующих, он заулыбался. — Что же! Это прекрасно, господин нуониэль. Позвольте, я запишу, чтобы не забыть.
Он оторвал небольшой кусочек пергамента, одолжил у нуониэля перо и старательно вывел каждое слово.
— Вот так, теперь точно не забуду! — добавил весело Гвадемальд, пряча клочок с приветствием в небольшой набедренный кошель.
Нуониэль посмотрел на Воську и что-то сказал на пальцах.
— Господин нуониэль сожалеет, что не может сказать вам это приветствие на айседолийском языке, — передал слуга. — Господин говорит, что это чудесный язык. Если вы услышите слово на этом языке хоть один раз, то никогда не забудете.
— Несите свет сквозь тьму, — улыбаясь, повторил Гвадемальд. — Очень красиво и благородно. Хоть вы и не раскрыли нам тайны Скола, господин нуониэль, вам всё же удалось вселить в сердце старика луч надежды.
Нуониэль вдруг изменился в лице. Беспокойно он начал показывать знаки Воське. Слуга сначала не понимал, что ему сообщают, но потом всё же сообразил.
— Лист надежды! — облачил он в слова то, что передавал ему нуониэль. Затем сказочное существо начало знаками объяснять слуге что-то ещё, а Воська резво превращал эти движения рук в слова.
— Так говорят на родине господина нуониэля, — говорил слуга, глядя на бегающие руки немого. — Когда приходит осень все деревья в мире желтеют. Но где-то, на одном дереве, один единственный лист остаётся зелёным. Листья опадают, но этот лист держится. Если самые лютые холода не лишают его зелёного цвета, а сильнейшие порывы ветра не срывают его с ветвей, то значит это не простой лист, а волшебный лист надежды. Он напоминает всему лесу о тёплых днях и даёт надежду всему живому на то, что скоро вновь наступит весна. Есть легенда, гласящая, что тот, кто увидит этот лист надежды, потеряет нечто очень важное в жизни. Настолько важное, что без этого невозможно существовать. Чтобы этого не случилось, необходимо сорвать этот лист. Но стоит помнить, что если лист будет оторван от ветвей, деревья во всём мире могут позабыть, что такое зелёные листья. С приходом весны деревья не проснуться, а их ветви останутся голыми. И не будет ни лесов, ни урожая. Никогда.
Довольный своей толмачной работой Воська глянул на хозяина белого шатра и на своего господина. Но оба выглядели угрюмо, так что старый слуга расстроился. Гвадемальд опомнился и сказал:
— А вы трошки вспоминаете! Видите, господин Ломпатри, как полезно разговаривать с раненными и больными!
Нуониэль поднялся со стула и откланялся. Гвадемальд и Ломпатри отвесили ему ответные поклоны. Затем нуониэль вместе с Воськой покинули палатку.
— Удивительное существо! — сказал Гвадемальд, то ли разочаровавшись, то ли восхищаясь. — Берегите его, господин Ломпатри. Кто знает, может этому нуониэлю снова выпадет случай спасти вам жизнь.
В этих словах старого рыцаря не было ничего необычного, но Ломпатри понял, что именно хотел сказать Гвадемальд этим «выпадет случай спасти жизнь».
— Этого я не отрицаю, — ответил Ломпатри.
— Тогда, вы могли бы отправиться ко двору Девандина вместе со мною. Нуониэль и моя скромная протекция могли бы совершить то чудо, которое я бы не побоялся снова назвать спасением вашей жизни.
— Для меня великая честь получить вашу протекцию, господин Гвадемальд. Я не верю в сказки и в сказочных существ. В том смысле, что я не верю, будто бы они столь же люди, как и мы с вами. Но всё же, боюсь, данная щекотливая ситуация вновь и вновь приводит меня к размышлениям о чести, достоинстве и благородстве.
— Щекотливая, — повторил Гвадемальд это слово, на котором Ломпатри сделал такой акцент. — И правда. В виду этого, — он похлопал себя по кошельку, куда положил кусок пергамента с всеобщим приветствием, — действительно стоит подойти к этому со всей серьёзностью. Я уверен, что даже если бы вы сдали нуониэля для казни, скажем так, в дополнение к тому, что сожалеете об этом случае с убийством господина Гастии, ваша честь осталась бы незапятнанной, ибо её сияние не способна затмить даже сама Гранёная Луна, будь она неладна. Но, если у вас ещё остались силы терпеть тяготы дорожной жизни — будь по-вашему. Обдумайте эту щекотливую ситуацию.
Время разговоров подходило к концу. Рыцари простились, заключив друг друга в крепкие объятия.
— Я вернусь в Дербены. И довольно скоро, — сказал рыцарь птицы Сирин.
— Если нашим путям суждено будет вновь пересечься, я буду рад, — ответил Ломпатри. — Короли — королями, а дружба — дружбой!
— Раз вы так говорите, — хитро улыбаясь, начала Гвадемальд, — я бы не преминул нынче испробовать вашей баньки.
— Воська! — сразу же окликнул Ломпатри своего слугу. Тот, сразу же откланялся и метнулся прочь подготавливать баню к приходу высокого гостя.
— Эх, удал, старичок у вас, господин Ломпатри! — засмеялся рыцарь птицы Сирин. — И как он только понимает ваше сказочное существо без единого слова?
Утром следующего дня, выйдя из своей палатки, рыцарь Ломпатри увидел, что лагеря, стоявшего здесь ещё ночью, будто и не бывало. Вместо него на лугу стояли готовые отправиться в путь воины. Их командир-рыцарь Гвадемальд, облачённый в своё рваньё, прыгнул в седло и подкатил к Ломпатри, глаза которого ещё не привыкли к яркому утреннему свету.
— Ломпатри, — тихонько обратился к нему Гвадемальд, так, чтобы никто больше их не услышал. — Пойдёшь на полночь по Стольному Волоку и вскоре выйдешь к развилке. Бери вправо и к следующему дню снова окажешься на распутье. Там тоже выбирай стезю, ведущую направо. Всё время иди направо. Через ещё три дня окажешься в долине. Она выведет тебя в Амелинскую пущу. Там кругом болота, но у твоего спутника дельные карты — вы не заплутаете и, надеюсь не потонете. Или иди так, или обратно в наш стольный град тем щекотливым путём, о котором мы толковали давеча. Другого не дано.
Он пришпорил своего коня, но через миг снова осадил его и глянул на Ломпатри.
— Если же вздумаете идти иным путём, господин, — продолжил Гвадемальд уже громко, — пеняйте на себя. К Сколу советую не приближаться. В форт на перевале тоже не стоить ходить. Тот, кто им руководит — мой и ничей больше. Деревни обходите стороной. Настоящее проклятье Скола — это не разбойничьи набеги. Этой провинцией правит либо безумие, либо волшебство. Упаси вас свет разговаривать с местными жителями. Их рассудок блуждает в лабиринте. Будете с ними общаться — окажетесь там же. Зараза расползается по этой земле, как мыши по кладовой, где нет котов. Если же встречи с местными не избежать, не вздумайте отвечать на их вопросы. Они не имеют смысла.
