— Ты сама уже две недели идешь. Нет уж! — категорично отрезал Максим.
— Ну, тогда давай в другой раз, ладно? — совершила очередную робкую попытку отвертеться от визита в клинику Громова. — Вот завтра! Завтра у меня первая половина дня до самолета почти свободна!
— Нет, сегодня, — безапелляционно ответил мужчина. — Я уже здесь, внизу.
— В смысле «внизу»? — испуганно переспросила девушка.
— Громова, не тупи! — воскликнул Липатов. — У вас в офисе, на первом этаже! Жду тебя!
— Ладно, блин! — раздраженно бросила Кира, чувствуя, что выхода у нее нет. — Иду уже, иду, заноза ты эдакая…
Она отключила вызов и глубоко вздохнула, глядя на свои сложенные на столе руки. Громова сама себе не могла объяснить, чего так боялась, но крошечное зернышко животного страха за свою жизнь, старательно запрятанное в самых дальних уголках истерзанной бесконечными переживаниями психики, неустанно кололо острыми уголками, напоминая о себе в самый неподходящий момент. Сейчас Максим окончательно загнал ее в угол, лишая простора для маневров, поэтому оставалось только отдаться на волю судьбы и попытаться вынести из этой ситуации главный положительный момент — она увидит его, а это может компенсировать любые неприятные эмоции.
Снова обреченно вздохнув, Кира потянулась к внутреннему коммутатору и нажала кнопку вызова секретаря.
— Олечка, перенеси, пожалуйста, мою встречу с «Лукойлом» на два часа. Если они не смогут, то пусть назовут удобное для них время, я подстроюсь, — проговорила она по громкой связи, параллельно просматривая записи в ежедневнике.
— Меня Катя зовут, — послышался из динамика обиженный голос секретарши.
— Черт! Катюша, извини! — накрывая лоб ладонью и вжимая голову в плечи, виновато воскликнула Громова, которая никак не могла запомнить имя новой помощницы, продолжая настырно называть ее Олей и каждый раз горячо извиняясь за это. — Я отлично помню твое имя, просто привычка…
— Да, я вижу, — недовольно проворчала Катя, которая с самого начала работы с новой начальницей не могла отделаться от неприятного ощущения, будто занимает чье-то чужое место. — Я все сделаю.
— Спасибо, Катюш! — с нарочитым энтузиазмом отозвалась Кира и поспешно отключилась, чтобы не растягивать неловкий момент.
Громова бросила взгляд в зеркало и, поправив лацканы белого жакета, спустилась в холл бизнес-центра. Она застала Липатова за разглядыванием стенда с информацией о пожарной безопасности и остановилась в нескольких шагах от него, засмотревшись на знакомую и такую родную фигуру любимого мужчины. Осень в этом году выдалась на удивление теплой, поэтому в середине сентября стояла почти летняя погода, позволяющая жителям северной столицы обходиться без пальто и продолжать выгуливать легкие куртки и плащи. На Максиме была его любимая джинсовка, которая столько раз согревала плечи Киры этим летом во время ночных прогулок, голубые джинсы и белые кеды, оголяющие тощие щиколотки и делающие его со спины совсем мальчишкой. Он был слишком худой, слишком высокий и даже в чем-то нескладный, но ей казалось, что никого прекраснее она в своей жизни не видела. Когда он обернулся и посмотрел на нее, все страхи и волнения на несколько секунд вылетели из головы, отодвигая неприятный повод их встречи на задний план и оставляя только восторг от погружения в зеленый омут его хитрых улыбающихся глаз.
Макс наскоро чмокнул девушку в губы и, обняв за талию, мягко подтолкнул к выходу.
— Поехали, у меня тоже не так уж много времени, — деловито проговорил он, открывая перед ней стеклянную дверь.
Они добрались до клиники, которая находилась совсем недалеко от офиса «БиБиДиО», на машине Липатова за считанные минуты, что окончательно обесценивало все оправдания Киры, связанные с нехваткой времени на посещение центра.
— Я не понимаю, к чему весь этот шум! — ворчала Громова, когда они зашли в тихий просторный холл медицинского центра. — Если бы что-то было не так, они бы сами позвонили, разве нет?
Максим ничего не ответил, лишь покачал головой и улыбнулся уголками губ, подводя девушку к стойке информации.
— Добрый день! Нам нужно забрать результаты анализов, — вежливо обратился он к стоявшей за стойкой сотруднице в белом халате. — Кира Громова.
— Можно ваш паспорт? — попросила девушка, обращаясь к Кире.
— Прям секретный объект, — пряча волнение за ехидством, пробубнила Громова, протягивая документ и опасливо шаря глазами по полупустому помещению.
Народу в клинике было немного, и все они выглядели абсолютно обычными людьми, спокойно дожидающимися своей очереди к врачу либо на анализ. Но Кире внезапно показалось, что все посетители центра тяжело и неизлечимо больны, а само ее нахождение среди них приближало ее к неминуемой смерти. Оставалось загадкой, почему она не видела или не воспринимала этого в Максиме, который имел к ней намного больше отношения, чем эти посторонние ей люди, и диагноз которого был ей доподлинно известен. Громова каким-то удивительным образом научилась отделять любимого человека от болезни, примирилась с ней и отпустила, защищая себя и свою любовь к нему от правды жизни и упорно отгоняя от себя все, что могло нарушить выстроенную ею самой иллюзию благополучности их нестабильной пары.
— Вы их потеряли, что ли? — глядя, как сотрудница клиники уже довольно долго роется в папках с результатами анализов, безуспешно пытаясь найти там справку с ее фамилией, раздраженно произнесла Кира.
— Барсук, успокойся. Все будет хорошо, — чувствуя нервозность девушки и ласково касаясь ее плеча, тихо проговорил Липатов.
— Если все хорошо, тогда зачем мы здесь? — уже без всякой надежды на успех, а просто из вредности, продолжала настаивать на бесполезности этого визита Громова. — Они вообще могли бы присылать результаты по электронной почте, а не заставлять людей ходить сюда! Двадцать первый век на дворе!
— Это конфиденциальная информация, — со значением сказал Макс, оправдывая старомодные методы медицинского центра, и плотнее сжал руку на ее плече.
— Ваши результаты у доктора. Присядьте, пожалуйста. Вас вызовут, — с безликой профессиональной вежливостью прервала, наконец, мучительное ожидание администратор за стойкой и указала рукой на ряд пустых металлических кресел у стены.
— Это еще что за фигня? Какой доктор? — от неожиданности и страха теряя над собой контроль и повышая голос, воскликнула Кира, переводя испуганный взгляд с девушки на Липатова и обратно. — Мы так не договаривались! У меня нет времени ждать какого-то доктора! Просто отдайте мне чертову справку!
— Девушка, не волнуйтесь так. Доктор лично отдаст вам ваши результаты. Это займет всего несколько минут, присядьте, пожалуйста, — не меняя тона, продолжала увещевать ее сотрудница клиники, видавшая за время своей работы всплески эмоций и посерьезней.
— Ерунда какая-то у вас тут происходит! — возмущенно выпалила Громова, нехотя отходя от стойки и садясь на холодное кресло.
Максим молча сел рядом, продолжая длинными пальцами сжимать ее плечо и прислушиваясь к замирающему через такт сбившемуся дыханию девушки. Они оба понимали, что для выдачи отрицательного результата необходимости в консультации врача нет, и если специалист принял решение лично сообщить пациенту информацию, значит что-то пошло не так, поэтому оба молчали, застыв в пугающей неизвестности. Кира перестала слышать и видеть, чувствуя лишь, как холодеют и немеют кончики пальцев. Таившееся внутри зерно страха не просто дало побеги, оно взорвалось, выпуская наружу свое ядовитое нутро и заполняя отравляющим и отупляющим животным ужасом каждую клетку ее тела. Девушка столько раз представляла себе подобный момент, как ей сообщат, что она ВИЧ-положительна, воспринимая этот факт в своих фантазиях в большей степени как благую весть и возможность навсегда соединиться с любимым человеком. Окутанный флером романтизма и жертвенности ради любви, в ее мечтах диагноз терял почти все свои реальные черты, включая изматывающую терапию, бесконечных подсчет иммунных клеток и вирусной нагрузки, побочные эффекты лекарств, сопутствующие болезни, бессонницу, потерю веса, судороги и, главное, близкую дружбу со смертью. Сейчас же, когда три страшные буквы, способные перечеркнуть будущее человека и бесповоротно изменить его жизнь, уже виделись ей на равнодушном листке казенной бумаге рядом с ее фамилией, болезнь вдруг перестала казаться такой эфемерной. Как никогда раньше Кире захотелось жить в самом элементарном смысле этого слова, просто жить, как живут миллионы людей по всему миру, копаться в своих маленьких проблемах и ничтожных радостях, быть здоровой, дышать, видеть, чувствовать мир, каким бы уродливым и несправедливым он ни был; но только не умирать, не посвящать всю себя борьбе с вирусом, ежедневно пожирающим беспомощный иммунитет, не ставить выживание единственной целью своего существования, не становиться такой же, как он…
