Ребята влетели в номер Киры, будто за ними кто-то гнался, взбудораженные и одновременно смущенные подсмотренной чужой тайной.

— Я пойду смою это, — сказала запыхавшаяся девушка, осторожно касаясь застывшей маски на своем лице и скрываясь в ванной. — А то навсегда такая останусь…

— Я уже начал привыкать! — кинул ей вслед Черышев.

Умыв лицо и придирчиво оценив состояние пор после чудодейственной австралийской глины, Громова натянула первыми попавшиеся под руку джинсовые шорты из магазина «Виктория» и свою любимую белую рубашку и вышла в комнату. Денис обернулся к ней и с сияющей улыбкой протянул к ней обе руки.

— Ты такая свеженькая, — притягивая девушку к себе и скользя носом по ее щеке, проговорил мужчина. — И елками какими-то пахнешь.

— Это не елки, это эвкалипт, балдень, — рассмеялась Кира и подняла палец вверх. — Профилактика простуды и гриппа!

— Тогда подышу еще, чтобы тоже не заболеть, — утыкаясь лицом ей в шею и демонстративно втягивая носом воздух, прошептал Черышев.

— Придумал повод, да? — улыбнулась Громова, нежно касаясь ладонью его затылка и позволяя ему покрывать короткими влажными поцелуями свою шею и подбородок, медленно, но настойчиво переходя к губам и все плотнее прижимая ее к стене.

Она закрыла глаза и поддалась его ласке, так просто и естественно вливающейся в умиротворенное после сауны и слегка возбужденное накалом страстей в предбаннике состояние ее тела. Его касания были такими осторожными и невесомыми, будто он боялся спугнуть ее расположение, и от этого казались еще более трогательными и милыми. Она улыбнулась его участившемуся дыханию, горячим ладоням, все настойчивей исследующим ее тело, и не удержалась от откровенного глухого вздоха, когда, сжав ее обнаженное бедро, он потянул его на себя, недвусмысленно упираясь в них живота твердеющим с каждой секундой бугорком на шортах.

— Черри, не увлекайся, — хрипло прошептала девушка, мягко снимая его руку со своего бедра и небрежно целуя в щеку.

Денис сжал зубы и, глухо застонав, бесшумно ткнул кулаком в стену за ее спиной.

— Это ты из-за Паши с Вадиком так завелся? — картинно рассмеялась Кира. — Они и, правда, горячие, меня тоже пробрало!

— Я не думал, что это будет так трудно… — с трудом подбирая слова и низко опуская голову, тихо проговорил мужчина. — Быть рядом с тобой и не иметь возможности…

— Просто «не иметь» ты хотел сказать, — ехидно поправила его Громова, ловко выныривая из-под его рук и отходя к окну.

— Называй, как хочешь, — устало отозвался Денис, упираясь второй рукой в опустевшую стену.

— А ты не мучайся! — оборачиваясь на него и высоко задирая подбородок, надменно произнесла Кира. — А то, может, это для здоровья вредно. У тебя вон весь директ забит девками, выбирай хоть каждый день новую. Ни одна не откажет, поверь мне!

— Ты читаешь мой директ? — поднимая на нее удивленный взгляд, спросил футболист.

— Не я, ребята читают. Это по протоколу положено, — отмахнулась Громова, снова отворачиваясь к окну, за которым уже начали сгущаться сумерки. — Так что, если приспичило, рекомендую обратить внимание. Я разрешаю.

— Спасибо за разрешение, — услышала она треснутый голос за своей спиной и повернула голову вполоборота, краем глаз наблюдая, как он забирает с кровати оставленный там шампунь.

— Хотя ты знаешь, забудь об этом, — вдруг бросила девушка, заставляя его остановиться в нерешительности на полпути к двери. — Я передумала. Мне будет неприятно, так что… И думать не смей.

— Ты уж определись — разрешаешь или запрещаешь… — вздохнул Денис и устало потер глаза.

Она снова отвернулась и замолчала, хмуро ковыряя пальцем крошечный скол на белом стеклопакете. Его надо было отпустить, потому что это не летний лагерь и не каникулы на море, а чемпионат мира, и он не симпатичный спасатель на пляже, а один из ведущих игроков сборной. Сейчас он должен быть сосредоточен на деле, на тренировках, на своей карьере и победе, а не тратить все свои эмоциональные и физические силы на девушку, которая принадлежит другому. И всегда будет принадлежать.

— Кир, это не преступление — привязаться к кому-то, — подходя к окну и обнимая ее сзади, тепло прошептал Черышев, касаясь лбом ее затылка. — Позволь себе, хотя бы раз не пытайся контролировать, просто отпусти это…

— Тебя забыла спросить, — буркнула Кира, злясь на сам факт того, что он смеет ее анализировать и еще больше на выводы, которые он сделал.

— Но ведь так тоже невозможно, — тихо сказал Денис, проводя ладонью по ее волосам. — Ты сама себя мучаешь. Нас обоих.

— Что-то не устраивает? — с металлом в голосе отозвалась девушка. — Дверь там!

Он вышел абсолютно неслышно, мягко ступая по ковровому покрытию и унося с собой все тепло и даже сам насквозь пропитанный нежностью воздух, которыми была наполнена эта комната в последние дни. Громова не услышала, как захлопнулась за ним дверь, но моментально почувствовала, как помещение наполнилось звенящей тишиной и покалывающим кожу сожалением, как тонкие холодные пальцы сомкнулись на ее оставшихся без защиты плечах.

Девушка глубоко вздохнула и коснулась лбом оконного стекла, все еще хранившего тепло солнечного дня.

— Мась, нам ведь никто не нужен, правда… — прошептала она, глядя на свое искаженное отражение в темном окне.

Кира одновременно и хотела остаться одна, и боялась этого. Только в одиночестве она могла так явно чувствовать его присутствие, видеть его усмешку в собственном отражении, всецело отдаваясь во власть своего болезненного чувства, погружаясь в мечты и воспоминания, раз за разом прокручивая в голове фразы и жесты, взгляды и прикосновения, придавая им новые смыслы и толкования, находя все новые и новые доказательство его бескрайней любви к ней. Но, в то же время, ей было страшно от осознания того, что ее связь с реальностью становится все более призрачной, что однажды она просто не сможет вернуться, не разглядит границу между своими фантазиями и обычной жизнью, окончательно потеряет себя. Ей не с кем было поделиться своим счастьем и печалью в этом мире, да и кто бы понял? Она сама с трудом приняла то, что они никогда не будут вместе, но при этом навсегда останутся вдвоем.

Громова не заметила, сколько времени провела вот так, стоя у окна, но когда за стеклом уже ничего невозможно было разглядеть, кроме густой южной ночи, она вдруг почувствовала, что ей катастрофически не хватает воздуха. Схватив со стола пачку сигарет и всунув ноги в дешевые сандалии, купленные Олечкой, она вышла из номера и спустилась вниз.

Пройдя через пустой холл и оказавшись во внутреннем дворе, девушка подошла к подсвеченному уютными огоньками бассейну и присела на его край. Она не взяла ни часов, ни телефона, и понятия не имела, который сейчас час, а темнело здесь настолько рано и быстро, что ориентироваться по украшенному крупными звездами небу тоже не представлялось возможным.

Кира закурила и опустила ступни в переливающуюся белым светом фонариков голубую воду. Здесь дышалось намного легче, а веселый галдеж цикад, притаившихся в ближайших кустах, будто твердил ей на разные лады, что жизнь существует и за пределами ее тайного мира, она реальна, она полна природой, людьми, эмоциями, и она готова принять ее. Возможно, принять их обоих. Стоит только позволить себе…

Громова скользнула ногой по воде, смешивая плеск капель с роем цикад, и усмехнулась этой внезапно понравившейся ей ночной мелодии.

— Тебе нравится? — едва различимо прошептала она.

— Вообще-то не очень. Они задолбали уже, если честно, — услышала она незнакомый женский голос над собой и вздрогнула от неожиданности.

— Простите? — переспросила Кира, поднимая голову на стоявшую рядом юную брюнетку в микроскопическом красном платье, которая хмурила брови на расшумевшиеся кусты за бассейном.

— Цикады! — без приглашения усаживаясь рядом и тоже опуская ноги в воду, ответила девушка. — Все ночь орут, спать мешают!

— А, понятно, — растерянно протянула Громова, рассматривая непрошенную собеседницу. — Я не замечала.