Киреев подал стакан воды:

- Пейте!

Фунтиков выпил, стуча зубами о край граненого стакана.

- Возьмите себя в руки. Слезы - не мужское оружие. Курите? - Иван первый закурил и протянул пачку арестованному.

- Извините, нервы, слабость... - бормотал тот, закуривая, - Я не спал всю ночь, все думал... Ах, что будет, что будет?.. Я все расскажу, может быть, этим насколько-то искуплю свою вину.

"Ненадолго же хватило твоей храбрости, лидер РДПР", - подумал Киреев и сказал:

- Ни о чем спрашивать я вас не буду. Вот вам бумага, чернила, ручка пишите! Вы ведь хорошо умеете писать. Пишите все, в чем считаете себя виноватым перед Советской властью, перед народом. Пишите о себе и о своих сообщниках.

Долго писал Фунтиков, передавая исписанные листы один за другим следователю. Тот читал, делал какие-то заметки на отдельном листе.

В собственноручно написанных показаниях Фунтиков петлял, как заяц. Он каялся в совершенных ошибках и заблуждениях и клялся, что больше никогда в жизни не сделает ни одного антисоветского деяния, что он уходит "с политической арены". Свои "ошибки" и "заблуждения" называл глупой игрой в политику, конспирацию, нелегальщину, объяснял, что все это делалось скуки ради, что песле выхода из РКП (б) он тяготился политическим бездействием...

Своими сообщниками назвал фотографа Франтова, ссыльного Сизова, парикмахера Абалкина и бухгалтера кооперации Тучина. Но не назвал Ронского и Воронина, известных по материалам дела, не назвал многих других действительно активных контрреволюционеров, но предусмотрительно добавил, что, может быть, кто-нибудь из его сообщников и завербовал кого, но ему об этом неизвестно.

Абалкин и Тучин были допрошены как свидетели.

Оба они показали, что ни о какой антисоветской организации знать не знают. С трудом припомнил Тучин встречу с Фунтиковьш в чайной на пристани, когда за кружкой пива тот рассказывал какой-то антисоветский анекдот. Абалкин показал, что его сосед Фунтиков не один раз при встречах негодовал по поводу недостатков продовольствия, а он ему поддакивал. И все.

Арестованный Франтов, у которого при обыске были найдены фотоснимки тенденциозного содержания и порнографические, на допросах молчал или все отрицал. Зато Воронин (вот уж не ожидали!) разговорился и выложил почти все, попросил за это признание о снисхождении.

Разгадать тактику Фунтикова было нетрудно. Он надеялся, что угрюмый и непримиримый враг Советской власти Франтов, бывший владелец модного фотоателье в Петрограде, - никого не выдаст, ничего не скажет. Сизов почти ничего не знает о практических делах участников организации, так как этим он никогда не интересовался. А то, что ему известно, о том сам Фунтиков написал, и портфель с документами уличает. Тучин и Абалкин могут показать только о каких-то незначительных антисоветских недовольствах, и, таким образом, деятельность группы примет невинный характер.

Фунтиков не удивился, когда ввели Воронина на очную ставку. Хотя он и не знал о его аресте, но не исключал такой возможности: фамилия Воронина, кажется, упоминалась в протоколах заседаний "комитета РДПР", отобранных при обыске. Его удивило, ошарашило другое: Воронин давал подробные показания о себе и об известных ему участниках организации почти без утайки.

Фунтиков растерялся. Он не ожидал, что Воронин, ярый контрреволюционер, станет откровенничать с гепэушниками. Поэтому он не назвал его в числе своих единомышленников. Показания Воронина начисто опровергали версию Фунтикова о глупой игре в политику скуки ради. Он понял это. И заторопился:

- Я все-Тюдтверждаю, о чем показывает Воронин.

Я со всем согласен и все расскажу, о чем не успел рассказать, и даже то, что скрывает Воронин...

- Что я скрыл? Что скрыл? - закричал Воронин. - Ты всех нас сбил с толку. Златоуст!

Златоуст ощетинился, как кот перед собакой. Казалось, он вцепится в толстую морду своего соратника.

Киреев прервал очную ставку.

VIII

Сидя на койке в одиночной камере после очной ставки, Фунтиков тупо уставился в стену: стена голая, выбеленная известкой по кирпичной нештукатуренной кладке. Казалось, он отрешился ото всего живого, потерял всякий интерес к своему положению, к своей дальнейшей судьбе. В голове вяло копошатся отрывочные воспоминания о прожитом.

...Детство в чиновничьей семье среднего достатка.

Безвольный отец, бойкая на язык мать-уездная дама. Избалованный единственный ребенок. Гимназист с отличными способностями и примерным поведением. Золотая медаль с аттестатом зрелости и уверенность в блестящей карьере после университета.

...Революция в феврале. Красные бантики в петлицах пиджаков и мундиров. Речи, речи, речи... Партии, союзы, организации. Меняются лидеры. Для кого кумир Гучков, для кого Милюков, для кого Корнилов, для кого Керенский.

А двадцатилетнему студенту Петроградского университета Вячеславу Наумовичу Фунтикову импонирует Троцкий. Его увлекла конспиративная сторона полулегальной деятельности партии. Он пишет листовки, работает в большевистской типографии корректором.

...Октябрь. Временное правительство свергнуто восстанием народа. Ленин возглавил Советское правительство.

Фунтиков рассчитывал получить видный пост в государственном масштабе в столице, а его направили в северную губернию для укрепления руководящего партийного ядра. Вот тогда-то зародился в его душе крохотный червячок уязвленного самолюбия. Очень крохотный, и подавить бы его не стоило труда, но...

Он редактор губернской газеты, ведет ее грамотно и на уровне текущих задач и проблем. Только не хватало газете большевистской страстности, непримиримости к политическим путаникам. В губкоме ему делали по этому поводу тактичные замечания, но он пропускал их мимо ушей, считая советчиков некомпетентными в журналистских делах.

...Гражданская война. Страна в кольце блокады.

В стране голод, разруха. У редактора партийной газеты появился страх. Страх не за судьбу революции, а за свое существование. И обида за несбывшиеся мечтания. И злорадство. И он вышел из партии "по несогласию с ее политикой".

В Красную Армию его не призвали по близорукости. В губернском городе нечего было делать, и переехал он в небольшой, но бойкий город на слиянии двух больших рек-Тотлес. Устроился на должность главного бухгалтера в контору Госбанка. Вскоре женился на Татьяне-дочери покойного протопопа, девице миловидной, окончившей епархиальное училище, довольно начитанной. Поповна привела ему в приданое дом-пятистенок со всяким домашним добром. Укрылся Фунтиков в своем уютном гнезде от всех общественных проблем, поначалу увлекся своим огородом, курами, поросятами. И брюзжал.

А когда началась сплошная коллективизация и раскулачивание, когда на Север стали переселять раскулаченных, выселять из городов центра разный антисоветский элемент, тогда ренегат партии Фунтиков решил, что настало его время.

"Вот и конец. Ради чего погубил я свою жизнь?

С кем связался? Перед кем выставлялся, вождя из себя разыгрывал, рисовался, ораторствовал? Златоуст!

А ведь правда. Надеялся на новую интервенцию. Вот так и пошли бы капиталисты против большевиков в защиту РДПР?! Я же Фунтиков, и только Фунтиков", - казнился он после очной ставки.

Если до встречи со своим верным сообщником на допросе он был уверен, что убедил или почти убедил следователя в том, что только заблуждался, что вел глупую игру в политику, что никаких практических деяний в смысле диверсий, вредительства, пропаганды ни он, ни его единомышленники не проводили, то теперь поняли, что цена его "раскаянию" - грош, что следствию известно больше, чем он предполагал. Но ему - следствию - еще неизвестно о зверском преступлении Воронина, к которому он, Фунтиков, непосредственно руку не приложил, а только знал и молчаливо одобрил. А ведь молчаливое одобрение к делу не подошьешь! Надо опередить Воронина, надо немедленно рассказать об этом следователю.

- Надзиратель! - закричал арестованный, стуча что есть мочи в дверь. Срочно доложи следователю, чтобы он меня вызвал на допрос. Немедленно!