И тут, когда казалось, что все в сборной уже стабильно поднимается, у меня начался стресс. Теннис действительно наладился, зато все остальное в стране разваливалось, включая и саму страну. Стали возникать вопросы, которых раньше избегали, так как ответов на них никто не давал. Система подготовки игрока еще существовала и работала. Но сложившаяся ситуация и эту систему начала расшатывать. Я понимала, что ту должность, которую я занимаю - старший тренер сборной СССР, - теперь надо называть по-другому. Выходило, что я и менеджер и тренер в одном лице. Прежде об этом никто не задумывался, а теперь такое положение вещей меня напрягало, потому что в нормальных странах это абсолютно разные профессии. А я занималась, получая одну зарплату, одновременно двумя делами, но в общем-то справлялась и с первым и со вторым. Надо сказать, что моя власть в сборной стала постепенно таять, причем с каждым днем все быстрее и быстрее, так как начали исчезать привычные рычаги управления. Добившись получения настоящих гонораров, мои знаменитые девочки приобрели своеобразный психологический настрой. Никто из них не думал о том, как нужно тренироваться. Зверева и Савченко желали только одного - получить наконец причитающиеся им деньги, и чихать они на всех хотели. Сами они уже играли в лучших турнирах, они уже входили в компанию звезд, а то что рвется "цепочка", кого это волновало?
К тому же вокруг них еще и накручивались страсти не без участия их личных тренеров и новой свободной прессы. Мужья, мамы, папы твердили: "На кой черт нам нужна советская система подготовки, мы сами все можем, сами наймем кого хотим..." Результаты поспешного развода со сборной налицо. Зверева, которая, как я считала и считаю, десятилетие должна была провести в первой тройке мира, так туда и не попала. Мое же положение с каждым днем становилось все более и более невыносимым. И морально и материально. Игроки получали все свои западные призовые деньги, моя же зарплата оставалась прежней, советской, и разница наших жизненных уровней становилась не просто все больше и больше, а катастрофической. Они уже получали какие-то невероятные по советским понятиям гонорары, а я приезжала с ними на турниры и жила на суточные командировочного за границей. Это выглядело совершенно унизительно. Они действительно были звездами, талантливыми девочками, но до моих спортивных результатов им еще предстояло расти и расти, а я, находясь рядом, превращалась из Ольги Морозовой, которую знал и уважал весь теннисный мир, в бедную родственницу.
И тогда я тоже подумала: а ради чего мне все это нужно терпеть и испытывать? Так у меня родилась и постепенно развивалась некая задумка о том, что пора уже и мне что-то в своей жизни менять. Как раз в это время моя дочь Катя переходила от детского тенниса к настоящему, с серьезными, ежедневными тренировками, и я не без оснований предполагала, что, уехав из Москвы, где, кстати, ребенка с каждым днем было все труднее и труднее хорошо покормить, я каким-то образом помогу ей в ее теннисном становлении. Как позже выяснилось, тут сказалась моя не-опытность, потому что я никогда не занималась дет-ским спортом, и тот период, в котором находилась Катя со своим теннисом, для меня, естественно, оказался полностью неизвестным.
Поэтому я выпустила из своих предположений одну простую вещь: в принципе, для подготовки высококлассного спортсмена, как я всегда говорила, нужна соответствующая среда и нужна соответствующая система. А лучшая система оказалась та, которая в нашей стране уже была отработана, как часы-хронометр, и, как потом выяснилось, совершенно отсутствующая в Англии. Но это, к сожалению, выяснилось не сразу.
Почему я уехала - понятно. Пресс, который давил на меня, становился нетерпимым, но все равно на первое место в этом решении я ставлю волнение за судьбу дочки. Я искренне полагала, что жизнь в стране, которая своими теннисными традициями куда богаче чем наша, позволит мне сделать из Кати хорошую теннисистку. Но вернемся ненадолго к тому, что в любом деле очень важно иметь отработанную систему. Система - это то, что ты делаешь каждый день. Пишешь ли ты каждый день статью, ежедневно ли занимаешься теннисом, или каждое утро едешь на телевидение, ты уже создаешь систему. Ежедневная работа ее основа. И вот как раз эта основа, которую я считаю правильной и необходимой, в английском теннисе для детей отсутствовала почти полностью. И поэтому я свою дочь как бы из системы правильной перевезла в систему неправильную.
Первые несколько лет все шло хорошо. Катя легко побеждала своих сверстниц, в пятнадцать выиграла национальный чемпионат среди восемнадцатилетних. Но позже, когда девочки подросли и стали девушками и тут должна была начаться страшная конкуренция, которая всегда присутствовала у нас в стране, причем не только на соревнованиях, но даже и на тренировках, в Англии она и близко не наблюдалась. И тогда Катя немножко надломилась. Точнее, в ней проявилась раздвоенность. Она, будучи русским ребенком, так и не стала ребенком английским. Но желание оказаться частью той жизни, в которую ее окунули, желание быть равной среди своих подружек, которые были не лучше и не умнее ее, но жили у себя в стране, не позволило ей стать сильной спортивной личностью. Наконец, ее замучили травмы. Сначала в 15 лет ей удалили часть мениска, а после этого и до сих пор ее мучают незаживаемые трещины в стопе.
Почему я выбрала именно Англию, а не в Швейцарию, Америку или Италию? Все очень просто. У меня было три предложения для будущей работы. Первое - из Германии, второе - из Австралии и третье - из Великобритании. То есть мне предлагали на выбор три приличных контракта. Надо сказать, каждый из трех контрактов был по-своему хорош. Но Австралия ужасно как далеко, а мама моя оставалась в Москве - поэтому зеленый континент отпадал сразу. Германия для меня казалась страной недоступной, я не знала и трех слов по-немецки. С другой стороны, я свободно говорила по-английски, да и Катя училась в английской спецшколе. И потом, Англия - это Уимбл-дон. Это страна, про которую я наивно думала, что все знаю.
Мне казалось, что там я больше, чем где-либо, смогу себя проявить. Я выбрала для себя самую тяжелую по возрасту группу детей - тринадцать лет, исходя из того, что он близок к Кате, следовательно, и дочь будет рядом. Но это возраст, когда наступает созревание - пьюбети, как говорят англичане, - и дети в это время становятся трудноуправляемыми.
Только на себе можно испытать, что чувствует иностранец, работающий в чужом государстве. Очень точную статью написал Марк Маккормик, основатель знаменитой фирмы "IMG" (агентство, занимающееся адвокатскими услугами для спортивных звезд). Марк объяснял в ней, что когда он открывает в некой стране офис, то сколько бы там не работало людей из его центральной конторы, обязательно начальник должен быть из аборигенов (как раньше у нас в республиках, первый секретарь - представитель коренной нации). Таким образом Маккормик всегда знал все подводные камни в местных взаимоотношениях. Я же, попав в Англию, даже отдаленно не представляла, как там работает английский теннис. Я предполагала, играя в свое время на Уимблдоне или на турнире в графстве Кент, или тренируясь в каком-нибудь клубе, что в Англии существует и, наверное, неплохо действует клубная система. Но что она собой представляет, а главное - ради чего в Великобритании занимаются спортом, я понятия не имела.
Подведем итог. Во-первых, я уехала из-за Кати - это было главное.
Во-вторых, и это тоже немаловажная причина, появилась возможность, пусть уже не в молодые годы, но пожить, имея такой заработок, о котором я, будучи долгие годы первой ракеткой советского женского тенниса, мечтать не могла.
Я выбрала Англию, потому что она располагалась ближе всего к моей маме. Я знала в Англии всех игроков, мне было легче налаживать там жизнь, так как многие из них стали, как и я, тренерами, то есть мы оставались коллегами. Здесь, в Англии, жизнь, конечно, спокойная. И на фоне этого спокойствия невольно возникала третья причина моего отъезда - развал страны и от этого мое психологическое состояние. Я же не просто так была старшим тренером сборной Советского Союза. Для меня честь флага - не пустые слова, как и для моей соседки по московскому дому Иры Родниной. Мы не раз с ней вспоминали то время, конец восьмидесятых. Для нас все, что произошло - ужасный удар. Реакция у многих была возбужденной, у нас - нулевая. Я не хотела унижаться, а чувствовала унижение. Я хотела себя уважать, а уважение уходило.
