Неготовность немецких интеллектуалов к восприятию постмодернистских идей, по мнению многих исследователей, объясняется как особенностями исторического развития страны, так и спецификой немецкой литературно-философской традиции. Германия по праву может называться классической «страной метарассказов». В Германии острее, чем где бы то ни было, существовала потребность во всеобъемлющих спекулятивных системах, объясняющих мироустройство и разрешающих его противоречия; недаром самая знаменитая и влиятельная из них, гегелевская, всегда была главной мишенью иррационалистической критики, от Кьеркегора до Деррида. В гегелевском учении об истории как самораскрытии Мирового Духа, её устремлённости к Абсолюту коренится телеология проекта модерна, его футуристическая направленность. Классическая немецкая литература также была проникнута пафосом логоцентризма. «Уже Гёте и Шиллер вели ожесточённую войну с неразумной и не слушающей советов «публикой», апостолы германизма пошли ещё дальше, соединив образование с обладанием, сделали поэта духовным вождём, читателей – его последователями, а литературу – своего рода эпифанией высшего духа… Современная немецкая литература, - продолжает свою мысль Г.Уединг, - по сей день с напряжённым интеллектуализмом реагирует на «неравенство вкуса» (Шиллер), навязывает ему концепт «облагораживания», «совершенствования» и «завершения», пусть даже никто, естественно, уже не использует такие понятия» [224; 42]. В этом отношении напрашивается явная параллель с Россией, где всегда поэт был «больше чем поэт», где элиту и широкие массы объединяли хилиастические либо эсхатологические ожидания. В Германии всегда гораздо слабее, чем в романских странах (не говоря уже о США) было выражено отношение к литературе, искусству и мыслительным спекуляциям как к развлечению, игре (несмотря на то, что генеалогия постмодернистского сознания восходит к «Весёлой науке» пруссака Ницше). Другая серьёзная причина, безусловно, - события новейшей немецкой истории. Невосприимчивость немецкой литературы к постмодерну, полагает Х.Э.Хольтхузен, «объясняется не только тем, что «империя» Т.С.Элиота не имела у нас никакого соответствия… а феномен «классического модерна» был воспринят и понят нашей общественностью не в той мере, какую предполагает Фидлер. Это связано, в первую очередь, с нашей политической историей, с низвержением в нацистское варварство, возникшей в результате этого прерывностью летоисчисления во всех дисциплинах. Это связано с обстоятельствами морального давления, возникшими в результате катастрофы, с новым усилением левогегельянских традиций (не имеющих соответствия в англосаксонстве), с победным шествием нового Просвещения в течение шестидесятых годов» [151; 909]. Позор национал-социализма, бесславные поражения в двух мировых войнах вызвали углублённую саморефлексию, потребность в мучительном «преодолении прошлого», изживании комплекса вины вкупе с политической ангажированностью, как правило, левого толка у не одного поколения немецких интеллектуалов.
В этом отношении усвоение идей постмодерна легче происходило у писателей Австрии и Швейцарии – стран с менее развитой патерналистской традицией и не ответственных за развязывание второй мировой войны. В Австрии выдвинулся крупный прозаик и драматург Т.Бернхард (р.1934), в произведениях которого констатация абсурдности и неисповедимости бытия сочетается с признанием необходимости его приятия и заворожённостью его тайнами. В Швейцарии постмодернистские, игровые тенденции обозначились уже в творчестве таких классиков ХХ века, как М.Фриш («Штиллер», «Назову себя Гантенбайн») и Ф.Дюренматт («Поручение»). Недаром первый однозначно постмодернистский роман на немецком языке, «Комедия» (1980), принадлежит перу швейцарского же писателя Г.Шпета (р.1939).
Но и в ФРГ в описываемый период исподволь вызревали тенденции, которые, бесспорно, можно истолковать как постмодернистские. Неуспех «молодёжной революции» конца 60-ых и его осмысление усилили неоконсервативные тенденции в немецком обществе. Очередные литературные дебютанты объявляли себя приверженцами «новой субъективности» (Р.Хербургер, А.Мехтель, австрийка Э.Елинек). Два наиболее заметных немецкоязычных автора «поколения 1968 года» – немец Б.Штраус (р.1944) и австриец П.Хандке (р.1942), не порывая с традициями «высокого модернизма», обнаружили в своём творчестве ярко выраженные постмодернистские тенденции. Чётко обозначились они и в творчестве писателей старших поколений (Э.Юнгер, В.Хильдесхаймер, Х.М.Энценсбергер), по-новому осмысливших исторический опыт человечества и ХХ века в частности. Особенно показателен пример последнего. Х.М.Энценсбергер (р.1929), начинавший свою литературную деятельность как вполне правоверный авангардист, впоследствии был одним из лидеров «студенческой революции» 1968 года, но в числе первых извлёк урок из её поражения. В поэме «Гибель Титаника» Энценсбергер осознаёт всякую историческую катастрофу в «изначальном греческом смысле слова: как переворот, поворот или перипетию – и крушение понимается не как политически-практическая неудача, а как делегитимация целой системы политической философии, крушение – в сознании автора великого гегельянско-марксистского мирового театра…» [151; 911]. Впоследствии, в своей публицистике Энценсбергер нападал на сторонников политического ригоризма, сигнализируя, что «настали скверные времена для харизматических героев и настоящих вождей» [119; 105], что люди на планете осознали: «их единственный шанс на выживание – хаос и беспорядок» [119; 105] и уподоблял структуру мира «пюре», которое «нельзя победить с помощью ножа – оно слишком мягкое, нельзя опровергнуть – оно слишком вязкое, и нельзя устранить – оно слишком объёмное» [119; 112].
Во многих произведениях немецкой литературы 70-ых голландский литературовед Х.Харберс усматривает конгломерат как постмодернистских, так и традиционно-модернистских тенденций. Если Б.Штраус в игровой форме, жонглируя цитатами из мировой литературы, говорит о томлении по «божественному» искусству и его невозможности, о любви как утопии и угрозе одновременно, то следует различать между «постмодернистским способом изображения и модернистской тематикой» [141; 67]. Противоположную стратегию, по Харберсу, использовал Б.Морсхойзер, в своих произведениях показывающий симулятивность окружающего бытия и ненадёжность языковых обозначений: «Это всё темы «постмодернистской ситуации», но представленные как вполне реальные проблемы и введённые в русло «большой» тематики литературного модерна» [141; 65]. Таким образом, говорить о преодолении классического модерна немецкой литературой 70-ых было ещё рано.
Но в последующее десятилетие в немецкой литературе наблюдался дрейф в сторону «освоения реальностей, существующих только литературно» [166; 21]. Б.Штраус в 1984г. выступил с программным романом «Молодой человек», изначально задуманным как постмодернистский «роман воспитания». В то время как «Комедия» Г.Шпета строится как экскурсия по «музею» индивидуальных человеческих историй и мировосприятий, в котором, как в лабиринте, заблудились и канули праздные самодовольные «туристы»-буржуа, то протагонист Штрауса учится адаптироваться к существованию в этом безвыходном лабиринте. В ряде моментов «Молодой человек» пересекается с романом К.Хоффера «У племени биреш» - «историей открытия мифа в современной цивилизации» [194; 133]. Также на рубеже 70ых – 80-ых выступают такие авторы как Б.Айлерт, Х.Бургер, Р.Вольф, И.фон Кизерицки, Б.Кронауэр, С.Надольны, предпочитающие свободную пародийную игру и творение фикциональных миров художественному анализу проблем современной действительности. Именно в 80-ые годы стало возможным говорить о постмодернизме в немецкой литературе как массовом явлении, заслуживающем пристального внимания. Целый ряд заметных литературоведов (немцы У.Виттшток, П.М.Лютцелер, Х.Й.Ортхайль, И.Хёстерей, австрийцы П.Зима, Г.Э.Мозер, голландец Х.Харберс, американка Дж.Райан и др.) занялся изучением постмодернистской литературы на немецком языке как отдельного феномена. Связано это было с тем, что в литературу ФРГ, Австрии и Швейцарии пришло поколение писателей, родившихся после второй мировой войны, выросших в условиях «экономического чуда», свободных от «комплекса вины», на долю которых не выпало участия в бурных исторических событиях. Именно к этому поколению принадлежат П.Зюскинд (р.1949) и К.Рансмайр (р.1956) – гордость современных немецкой и австрийской литератур, выведшие постмодернистскую литературу на немецком языке на мировой уровень, а также Г.Кёпф, Б.Кирххоф, Д.Лёйпольд, К.Модик и др.
