Он произнес это с ударением на слове "граф", предварительно выдержав эффектную паузу.
- Перед вами, - обернулся он ко мне, - один из мастеров французского лыжного спорта: Даниэль Хендрикс.
Хендрикс улыбался, но я почувствовал, что он опасается какой-нибудь неожиданной выходки со стороны Мейнта. Он ведь знал его не первый год.
- Разумеется, дорогой Виктор, вы так молоды, что это имя вам ничего не говорит, - продолжал Мейнт.
Все насторожились.
Хендрикс с притворным равнодушием готовился к схватке.
- Я полагаю, вас еще и на свете не было, когда Даниэль Хендрикс одержал первую победу.
- Ну зачем вы так, Рене? - спросил Фоссорье вкрадчивым сладеньким голоском, причмокивая, словно ел на ярмарке восточные сладости.
- Я сама присутствовала на этих соревнованиях, - заявила одна из загорелых блондинок, а именно Мэг Девилье, - это было не так уж давно.
Хендрикс пожал плечами и, воспользовавшись тем, что оркестр заиграл фокстрот, отправился с Ивонной танцевать. Фоссорье с Мэг Девилье последовали за ними. Директор гольф-клуба пригласил вторую загорелую блондинку. Ролан-Мишели, взявшись за руки, тоже вышли на танцплощадку. Мейнт подал руку брюнетке:
- Что ж, давайте и мы потанцуем?..
За столом остался я один. Я все смотрел на Ивонну с Хендриксом. Издалека он выглядел довольно представительным: в нем было метр восемьдесят - метр восемьдесят пять росту, и при мягком освещении на сиреневой танцплощадке его лицо казалось не таким одутловатым и пошлым. Он из кожи вон лез, увиваясь за Ивонной. Как поступить? Врезать ему? У меня задрожали руки. Я, конечно, мог бы напасть на него внезапно и, воспользовавшись замешательством, надавать по морде. Или подойти сзади и разбить об его голову бутылку. Но зачем? Во-первых, ей я буду смешон. А во-вторых, такие поступки мне несвойственны: я человек смирный, угрюмый и довольно-таки малодушный.
Оркестр заиграл другую мелодию, помедленнее, пары продолжали танцевать. Хендрикс так и льнул к Ивонне: как может она ему все это позволять? Я ждал, что она потихоньку подмигнет мне, улыбнется, даст понять, что мы с ней заодно. Но ждал напрасно. Пулли, деликатный толстяк-хозяин, неслышно подошел к моему столику и остановился рядом, опершись на спинку соседнего стула. Он хотел заговорить со мной, но не решался. Меня тяготило его присутствие.
- Господин Хмара... Господин Хмара...
Из вежливости я обернулся.
- Скажите, вы не из семьи александрийских Хмара?
Он склонился и буквально пожирал меня глазами, и тут я понял, откуда взялась эта фамилия, хотя мне казалось, что я выдумал ее сам: она принадлежала одному семейству в Александрии, о котором отец мне часто рассказывал.
- Да. Это мои родственники, - ответил я.
- Так вы египтянин?
- Да, отчасти.
Он растроганно улыбнулся. Ему так хотелось еще расспросить меня, и я мог бы, конечно, рассказать ему о вилле Сиди-Бирш, в детстве я прожил там несколько лет, о дворце Абадина и таверне "Пирамиды", обо всем этом я сохранил довольно смутное воспоминание. Мог бы и сам спросить его, не родственник ли он одному из сомнительных знакомых моего отца, некоему Антонио Пулли, доверенному лицу и "секретарю" короля Фарука. Но я был слишком увлечен наблюдением за Ивонной и Хендриксом.
Она все танцевала с крашеным перестарком - волосы он красит, это точно! Может быть, она делает это с какой-то конкретной целью, и, когда мы останемся одни, она мне все объяснит? А может быть, просто так, без всякой цели. А если она обо мне забыла? Моя личность казалась мне такой недостоверной, что даже мелькнула мысль, а вдруг она сделает вид, что мы с ней незнакомы. Пулли сел на стул Мейнта.
- Я в Каире знавал Анри Хмару... Мы виделись каждый вечер "У Гроппи" или в "Мена-Хаусе".
Можно подумать, он доверяет мне тайну государственной важности.
- Постойте... Как раз в том году король появлялся повсюду с одной французской певицей... Знаете эту историю?
- Да, конечно...
Он перешел на шепот, боясь каких-то невидимых соглядатаев.
- А вы тоже бывали там?
Слабый розовый свет освещал теперь танцплощадку. На мгновение я потерял из виду Ивонну с Хендриксом, но вот они снова показались. Их закрывали от меня танцующие: Мейнт, Мэг Девилье, Фоссорье и Тунетта Ролан-Мишель. Последняя, выглядывая из-за плеча мужа, сделала им какое-то замечание. Ивонна рассмеялась в ответ.
- Вы же знаете, о Египте невозможно забыть. Невозможно... Иногда по вечерам я вообще не могу понять, зачем остался здесь...
Я тоже вдруг перестал понимать, зачем я здесь, а не в "Липах" с моими старыми газетами и телефонными справочниками? Он положил мне руку на плечо:
- Я готов отдать что угодно за то, чтобы вновь очутиться на террасе "Паструдиса"... Разве можно забыть о Египте?
- Но "Паструдиса", наверно, больше нет, - пробормотал я.
- Вы уверены?
На площадке Хендрикс, воспользовавшись темнотой, гладил Ивонну пониже спины.
Мейнт направился к нашему столику. Без дамы. Брюнетка уже танцевала с другим кавалером. Рухнул на стул.
- Ну, о чем мы тут болтаем? - сняв в темноте очки, он посмотрел на меня с ласковой улыбкой. - Держу пари, Пулли рассказывал вам свои арабские сказки.
- Этот господин родом из Александрии, так же как и я, - сухо парировал Пулли.
- Правда, Виктор?
Хендрикс пытался поцеловать ее в шею, но она не давалась. Отклонялась назад.
- Пулли уже десять лет хозяин этого заведения, - сказал Мейнт. - Зимой он работает в Женеве. И, представляете, до сих пор не привык к горам.
Он заметил, что я наблюдаю за тем, как Ивонна танцует, и пытался меня отвлечь.
- Приезжайте как-нибудь зимой в Женеву, Виктор, и я обязательно свожу вас к нему. Пулли в точности воспроизвел обстановку одного каирского ресторанчика. Как там он назывался?
- "Хедиваль".
- В "Хедивале" Пулли чувствует себя как в своем любимом Египте, а здесь у него на душе кошки скребут. Правда, Пулли?
- Чертовы горы!
- Кошки скребут, - напевал Мейнт, - кошек прогнать... Брысь, кошки, брысь! Брось свою грусть!
Начался новый танец. Мейнт склонился ко мне:
- Не обращайте на них внимания, Виктор.
