- Сегодня "блистающая ночь", Хмара. - Он вздыхает.
Его машина стоит неподалеку от "Розы" на обочине дороги у берега озера. Марки "Симка Шамборд". Он церемонно открывает передо мной дверцу:
- Пожалуйте в мой драндулет.
Машина заводится не сразу.
- У меня была машина с открытым верхом в Каире...
- А где ваши вещи, Хмара? - внезапно осведомляется он.
- Они там, на вокзале.
Какое-то время едем молча. Затем он спрашивает:
- А куда вы направляетесь, позвольте узнать?
Я не отвечаю. Он притормаживает. Мы едем со скоростью не больше тридцати километров в час. Он оборачивается ко мне:
- Все путешествуете...
Мы оба молчим.
- Но рано или поздно придется где-нибудь осесть, - произносит он наконец. - Увы...
Мы едем по берегу озера. Я в последний раз гляжу на сверкающие впереди огни Верье, на темные дома бульвара Карабасель над нами. Сощурившись, пытаюсь разглядеть ползущий фуникулер. И не могу. Мы отъехали слишком далеко.
- Вы когда-нибудь вернетесь к нам, Хмара?
- Не знаю...
- Счастливец вы, вот уезжаете. Ох уж мне эти горы... - Он кивнул в сторону горного хребта, освещенного луной.
- Кажется, вот-вот обрушатся на вас. Мне здесь нечем дышать, Хмара.
В его словах слышалось искреннее страдание. Мне стало жаль его, и нечем было его утешить. К тому же он ведь меня старше.
Мы въехали в город по проспекту Маршала Леклерка. Неподалеку от дома Ивонны. Пулли вел так, словно привык к английскому левостороннему движению, но, по счастью, никакого движения, то есть, я хотел сказать, машин, не было.
- Мы приехали даже раньше, Хмара.
Он остановился на привокзальной площади, у отеля "Верден". Мы прошли по пустынному залу ожидания. Пулли даже не пришлось покупать билета для провожающих. Чемоданы остались на том же месте.
Мы сели на скамейку. Кроме нас, на перроне не было никого. В этой тишине, теплом воздухе, свете фонарей было что-то тропическое.
- Невероятно, - заметил Пулли, - но это место напоминает вокзальчик в Рамлехе...
Он предложил мне закурить. Мы курили серьезно, в полном молчании. Кажется, у меня вышло несколько залихватских колечек.
- А мадемуазель Ивонна Жаке действительно уехала с господином Даниэлем Хендриксом? - спокойно спросил я.
- Да. А что?
Он пригладил свои черные усы. Я подозревал, что он сейчас начнет меня утешать и подбадривать, но он молчал. Лоб у него сморщился. На висках выступил пот. Он посмотрел на часы. Две минуты первого.
- Я вам в отцы гожусь, Хмара, - с трудом выговорил он. - Поверьте мне. У вас еще вся жизнь впереди... Мужайтесь. - Он посмотрел по сторонам - не идет ли поезд.
- Даже я, старик, стараюсь не оглядываться назад. Стараюсь забыть Египет...
Поезд подходил к платформе. Пулли смотрел на него как завороженный.
Он вызвался помочь мне с чемоданами. Подавал их мне по одному, а я их ставил в тамбур. Один. Другой. Третий.
Мы чуть не надорвались, пока втащили сундук. Он, наверное, здорово перетрудил руку, когда поднял его и втолкнул в вагон в каком-то исступлении.
Проводник закрыл дверь. Я опустил стекло и высунулся наружу. Пулли улыбнулся мне:
- Не забывайте Египет. Счастливо, old sport! [старина (англ.)]
Я удивился, услышав от него английские слова. Он стал махать мне. Поезд тронулся. Вдруг Пулли заметил, что мы забыли у скамейки один чемодан. Он схватил его и побежал за поездом. Но наконец остановился, задыхаясь, и беспомощно развел руками. Он стоял на перроне при свете фонарей по стойке "смирно" с чемоданом в руке. И все уменьшался, уменьшался... Верный мой часовой... Оловянный солдатик...
