— Идея-то была хорошая, но…

— Еще три дня мы не могли отбиться от рыбьих полчищ, осаждавших «Воблу». И угадай, кто первым спрятался в каюте, когда на горизонте появились акулы?..

— Ну, мне показалось, что…

Алая Шельма не дала Тренчу договорить.

— В другой раз он чуть не сжег корабль, решив, что его драгоценная одежда высохнет быстрее, если развешать ее в машинном отделении. Если бы не случайность, мы бы все сгорели.

Габерон поджал губу.

— Не преувеличивай. К тому же, я пострадал не меньше прочих. Из-за чертовой магии мой прекрасный колет изменил цвет с кобальтового на королевскую лазурь! Это испортило мне настроение на целый месяц!

— А еще раз мы как-то чуть не протаранили кита, — мстительно добавила капитанесса, отряхивая от пыли треуголку, — Только лишь потому, что наш вахтенный самовольно покинул пост.

Габерон придирчиво отобрал самое презрительное и высокомерное из своих выражений.

— К вашему сведению, вахтенный — это лицо корабля, капитанесса, сэр. Я не мог допустить, чтоб другие экипажи лицезрели вахтенного, одетого по моде полугодичной давности!

Обнаружив среди руин мидль-дека свой лиловый сюртук, Габерон накинул его на плечи и не удержался от горестного вздоха — тот был похож на изжеванную лиловую тряпку.

Тренч сплюнул несколько чешуек на палубу и неуверенно заметил:

— Но его план в некотором роде действительно…

— Тренч, — глаза капитанесса прищурились, — Этот человек — самый недалекий, наглый, самовлюбленный, трусливый, никчемный и ленивый канонир во все воздушном океане. Подумай об этом в следующий раз, когда он предложит очередной план. Если бы не я…

— Премного благодарен, капитанесса, сэр! — ухмыльнулся Габерон, отдав честь, — По правде сказать, вы даже преуменьшили список моих заслуг.

Капитанесса окатила его ледяным презрением. Которое не показалось приятным даже в удушающей жаре залитой Маревом палубы. Прихрамывая, Алая Шельма подошла к распростертому голему. Несмотря на то, что тот не шевелился, слепо глядя в палубу потухшим глазом, двигалась она с явственной опаской.

— Он… Готов?

— Готовее не бывает, — ухмыльнулся Габерон, — Можно посыпать луком и подавать на стол. Между прочим, чертовски крепкий сукин сын.

— Этот сукин сын украл мой приз, — капитанесса со злостью пнула ботфортом неподвижную стальную тушу. Та отозвалась негромким гулом, — Да и черт с ним. Не очень мне и нужна была эта консервная банка. И вообще, мне никогда не нравились канонерки. Думаю, Паточная Банда сможет найти корабль получше.

— Наверняка найдем, — Габерон улыбнулся своей дежурной улыбкой. Кажется, она была единственным, что не пострадало за последние сутки. Разве что немного потускнела.

Алая Шельма развернулась в сторону трапа.

— А теперь, господа, попрошу подняться всех на верхнюю палубу. Через две минуты последняя шлюпка отчаливает, с вами или без вас.

Подбородок ее был гордо поднят, но Габерон мельком заметил то, что могло ему и привидится в липком мороке Марева — улыбку на губах капитанессы.

— И с ним, — вдруг сказал Тренч.

Он стоял на прежнем месте и показывал на неподвижного голема. Рядом с ним он выглядел еще более щуплым и угловатым, чем обычно. Давид рядом с мертвым Голиафом. Перепачканный рыбной чешуей и похожий черт знает на что Давид, подумал Габерон.

Бровь Алой Шельмы поползла вверх.

— Прости, что?

— Мы перенесем его на «Воблу», — спокойно произнес Тренч.

— Все в порядке, мальчишка просто хлебнул слишком много Марева, — поспешил сказать Габерон, но Тренч внезапно перебил его.

— Мы должны узнать, кто его создал. Кто погубил команду. Не хочу, чтоб в этом обвинили Готланд.

— Ах вот как, — Габерон почесал в затылке, — Что-то мне подсказывает, что едва ли найдешь на нем заводское клеймо. Кто бы ни испытывал эту штуку, он, кажется, отнюдь не стремился заявить о себе.

Тренч упрямо дернул плечом. И даже одно это движение было выразительнее любых гримас и любых слов.

— Если понадобится, разберу его на запчасти. Но найду.

— Приятель! Ты представляешь себе, сколько он весит?

— Используем лебедку и шкивы. Всего-то дотащить его до шлюпки.

Габерон развел руками.

— Он твой подчиненный, Ринни. Тебе и решать.

— Тащите, — устало вздохнула капитанесса, — Но разбирать его будешь на гандеке или в трюме. На худой конец из него получится недурная статуя для кают-компании. И вот еще, Тренч. Рекомендую принять душ, как только окажешься на «Вобле».

* * *

Шлюпка взмыла над Маревом медленно и неохотно — слишком уж большой груз приходилось ей нести. Но когда она все-таки оторвалась от его поверхности, затянутой легкой алой дымкой, Габерон едва сдержался, чтоб не заорать от восторга.

Небо над ними было ослепительно синим, а облака — ослепительно белыми. В царстве, в котором все цвета состояли из оттенков алого, любой другой цвет ласкал взгляд. А еще здесь был ветер. Не ленивое колебание в плотном и горячем воздухе, как внизу, а настоящий ветер — то небрежно и насмешливо треплющий по щеке, то ласкающийся, как большой кот, то презрительно шипящий на ухо.

— Если не собьемся с курса, к полудню сядем на хвост Хлопотуньи и будем идти почти до самого Порт-Адамса, — заметил Габерон, переходя на крутой бакштаг, — Дня за три управимся. Но я настаиваю, чтоб Тренч сидел на носу, подальше от меня. Его запах мешает мне ориентироваться в пространстве.

— Он и выглядит, как человек, воспитанный лососем, — вздохнула капитанесса, — Вот устроит Дядюшка Крунч мне взбучку! Заставит месяц подряд Кодекс зубрить.

— И поделом, — не удержался Габерон, — Надеюсь, ты помнишь, чем кончают рыбы, которые разевают пасть слишком широко.

Алая Шельма молча поскребла ногтем борт лодки.

— Вы были правы, — наконец сказала она, глядя куда-то в сторону, где набирающий силу ветер равнодушно гнал перед собой пушистые клочья облаков, — Нам не стоило соваться в Унию. Нечего играть с ветрами почем зря.

Ей приходилось сидеть на самом краешке банки — почти все свободное место в шлюпке занимала стальная туша голема. Даже с потухшим глазом и безвольно распростертыми лапами, она выглядела слишком зловеще, чтоб кто-то рискнул прикасаться к ней лишний раз.

— Значит, «Вобла» вновь меняет курс? — поинтересовался Габерон, украдкой поглядывая на капитанессу.

— Да, — твердо ответила она, — Слишком долго мы держались одних и тех же широт. Возможно, Корди и Тренч правы, нам стоит отправиться в Нихонкоку или даже Рутэнию. Туда, куда ветра нас прежде не заносили.

— А небо? — осторожно спросил он.

— Что — небо?

— Восьмое Небо. Мы знаем, что если сокровище и существует, оно где-то в воздушном пространстве Унии. Чем дальше мы уйдем, тем меньше…

Алая Шельма устало пригладила пальцами растрепанные волосы.

— Сокровище… Нет никакого сокровища, Габби. Просто у моего деда было дурацкое чувство юмора, вот и все. А небо… Вот это — небо. Смотри.

Габерон послушно повернулся, чтоб посмотреть, куда она показывает.

Рассветное небо было похоже на сцену театра перед тем, как откроется занавес. Солнце нетерпеливо выглядывало из-за кулис, окрашивая в нежные персиковые цвета легкую дымку облаков, и все небо, казалось, было наполнено звенящим предвкушением нового дня, звенящим среди тысяч рыскающих ветров. Огромное небо. Бездонное небо. Никому не подвластное. Вечное. Даже алая дымка Марева уже не казалась такой жуткой, с каждым футом под килем оно блекло, бледнело, таяло — до тех пор, пока не превратилось в едва видимый розовый отсвет далеко-далеко внизу, сотканный из рассветного солнца.

Габерон сделал вид, что возится с неудобным примитивным анемометром, больше похожим на крошечный флюгер. Есть ситуации, когда слова не нужны, только сбивают с курса. Если человек достаточно умен, чтобы чувствовать ветер, Роза неизбежно направит его в нужную сторону.

Когда Габерон вновь взглянул на капитанессу, та уже не выглядела рассерженной или смущенной. Взгляд ее глаз был ясным, как чистое небо. В нем была уверенность.