Коридор резко повернул влево, и юноша очутился в пещере. Пришел. Его глаза вспыхнули золотым блеском, и шар вырвался из руки к потолку, а там, рассыпавшись на тысячи огоньков, замер в воздухе подобно множеству маленьких солнц. И этого хватило, чтобы полностью осветить пещеру.

Дом. Это слово, внезапно вспыхнувшее в голове, болью отозвалось в груди. Гвин остался на месте, лишь глазами осматривая обстановку, в которой оказался. Невысокий каменный потолок, такой же голый каменный пол. Наверное, ледяной. У противоположной стены стоит некое подобие кровати – широкая лежанка, укрытая множеством меховых пледов и одеял. Рядом на полу разбросаны книги, некоторые открыты. Какие-то свитки, перья, склянки с чернилами и бинокль. Стоп. Маггловский бинокль? Весьма… необычно. У другой стены – маленький стол, должно быть, обеденный, но сейчас совершенно пустой. Ни шкафа с одеждой, ни комода. Лишь под столом какой-то небольшой деревянный ящик, даже, скорее, просто коробка. Слишком мала для одежды, но в ней могли бы храниться личные вещи. Только вот что личного может быть у того, у кого нет даже имени. Значит, так вполне могут оказаться артефакты Древней магии, а ведь это именно то, зачем Гвин пришел.

Он искал дом Жреца, которого ненавидел лишь с одной целью – найти ответы о своем внезапном бессмертии и как это исправить. Как заставить Древнюю магию перестать его оберегать там, где любой бы умер. Гвин не просил этого, не просил такой жизни…

Он пересек комнату и склонился над ящиком. Тот оказался не заперт – Жрец ведь не предполагал, что не вернется, что кто-то окажется здесь вместо него. Убийца. Оба они убийцы. И глупо это отрицать. Теперь больше всего на свете Гвин боялся потерять над собой контроль, боялся сойти с ума и стать тем чудовищем, что были Жрецы. Боялся, что не сможет противостоять зародившейся в сердце тьме. И его смерть – это свобода не только от жизни, но и от этого страха тоже.

Внутри ящика лежала книга, старинная, из тех, что едва не рассыпаются от прикосновений, мантия, медальон на цепочке и кинжал. Сердце стукнуло болью. Полузабытые воспоминания, призрак другой жизни. Такой же кинжал был у первого Жреца, многие шрамы на теле Гвина нанесены им во время занятий. Отложив холодное лезвие, юноша вытащил медальон. Тяжелый, с вырезанной в центре круга буквой «A». Гвин не знал, что бы это могло значить. Он вернул кинжал и украшение обратно в коробку и вместо них взял мантию. Легкая, словно сотканная из паутины, она соскользнула по ладони между пальцев и без звука опустилась на пол. Стоило признать, не смотря на собственное нежелание, но она была прекрасна. Волшебна. Гвин поднял почти невесомую ткань и осторожно сжал в ладонях. Она так и дышала Древней магией, тем временем, когда все было иначе. Могла ли она что-то особенное или была просто великолепием той эпохи, Гвин не знал. Но узнает. Он опустил мантию назад и теперь вытащил книгу. Пожалуй, это интересовало его больше всего.

Фолиант оказался действительно старинным, его страницы приобрели уже не желтоватый, а коричневый цвет, от них пахло нежилым зданием, влажностью, и они хрустели под пальцами. Пробежавшись глазами по оглавлению, Гвин понял, что это то, что нужно. Древнее учение о магии. Пожалуй, даже в Хогвартсе не было настолько старых книг.

Наугад он полистал книгу в нескольких местах, пока не наткнулся на вырванные страницы. Признаком отсутствия их служили лишь клочки бумаги, и отличия в нумерации. Но с семьдесят восьмой по восемьдесят девятую страниц не было. Шесть листов исчезли. Вряд ли просто так. Гвин вернулся к оглавлению. Если вырвана определенная глава, это точно не случайно.

- Семьдесят восемь, - пробормотал он, проводя пальцем по строчкам. – «История сердца Тьмы».

Что? В висках стукнула боль. Гвин и прежде слышал упоминание о величайшем зле Древней магии, сулящем конец мира, но никогда не придавал этому значения. Это ведь не больше, чем страшилки для детей. Или нет? «В древних легендах говорилось о сердце Тьмы. Может, это твое?» - раздался в памяти вопль умирающего Жреца.

- Не мое, - упрямо в тишину ответил Гвин, резко захлопывая книгу. – Не мое.

Но все теперь складывалось в картинку. Жрец искал это сердце, чьим бы оно ни было. И вряд ли для того, чтобы уничтожить.

Гвин положил книгу в ящик, закрыл его и взял с собой. Подойдя к кровати, он сел на край и принялся рассматривать валявшиеся на полу вещи. Бинокль самый обычный, не заколдованный. Как и чернила и перья. Большинство листов исписаны непонятными символами и рисунками – полукруги, линии, стрелы и треугольники в различных комбинациях. На некоторых листах были только вертикальные черточки, зачеркнутые горизонтально в хаотичном порядке. Все это походило на записки сумасшедшего. И было ими. Отбросив пергамент в сторону, Гвин переключил свое внимание на книги. Они были новее той, что хранилась в ящике, и Жрец обращался с ними куда небрежнее. Но тоже о Древней магии. В основном, слухи, легенды или то, что Гвин уже знал. Но все же эти книги он тоже решил забрать. Ответ для него может скрываться в любой мелочи. Да и чем ему еще заняться? Что осталось от его мира, кроме этого?

Гвин запихнул книги в ящик, теперь тот не докрывался, но это не важно, так все равно удобнее нести. Правда, одна книга все-таки не влезла. Когда Гвин попытался засунуть ее в коробку, она выпала и распахнулась, ударившись об пол. Что-то было вложено между страниц. Опустив ящик на пол, юноша наклонился и поднял выпавшие листы. На мгновенье в его голове промелькнула мысль – не те ли это страницы? Но нет. Гвин взглянул на первый лист. Это оказался портрет двух мальчиков. В отличие от колдографий, изображенные на нем люди не двигались. Но это было и ни к чему. Гвин ясно мог представить, как смеялись эти мальчики, когда их рисовали. Веселые, счастливые дети. Их яркие черные глаза блестели жизнью.

- Не может быть… – дыхание замерло. И все стало ясно. Это были они – Жрецы. Братья. Прежде, чем потеряли свои имена и сошли с ума. Просто дети, со своими планами и мечтами. Дети, у которых все было впереди. Первый Жрец никогда не упоминал о брате, не хранил его изображений, но второй… «Но ты отнял у меня мое сердце, моего брата». Он мстил за него. Он… любил его? И разве сам Гвин не стал чудовищем по той же причине – ради мести за убитую семью?

Гвин встряхнул головой. Ничто не заставит его сочувствовать убийце своей семьи, никогда. Жрец был монстром и раньше. Он заслужил все это. И Гвину было совершенно плевать, что тот чувствовал, что чувствовали оба Жреца и почему расстались, почему не общались и что случилось с их жизнями. Теперь все равно. Он снова опустил взгляд на двух детей на портрете. Такие живые и невинные. Еще не знают, что ждет их в конце. Никто из них не будет счастлив. Видимо, это так. Древняя магия это проклятье. Она только ломает, ломает и ломает. Всех, кто соприкоснется с ней.

Гвин собирался выбросить портрет, но отчего-то не смог. Он вернул его в книгу и взглянул на второй лист. Клочок бумаги, на котором красовались шесть неизвестных символов – по три в столбик. А между ними узким почерком горела надпись «Ключи к тайнику сердца». Юноша ощутил слабое любопытство, но проигнорировал его. Сейчас ему не до легенд. Может, он еще займется разгадкой этой тайны – сердца Тьмы. Или хотя бы просто узнает эту историю целиком. Но сейчас.

- Как-нибудь, - прошептал Гвин, всматриваясь в символы. – Как-нибудь.

***

Гвин вошел в детскую спальню на втором этаже. Тихо горели ночники над кроватками, на полу были разбросаны игрушки, а на полках стояли книги. Все так мирно и спокойно. Мужчине не хотелось думать, что там внизу сейчас двое волшебников убирают дом и размещают тела двух взрослых так, чтобы для маглов все это выглядело как обычное убийство, не связанное с магическим нападением.

Марлин сидела на стульчике между кроватками, лицо ее казалось утомленным и печальным. В опущенных руках была зажата палочка. Она подняла глаза, когда услышала шаги, и взгляд ее встретился с взглядом Гвина. На короткий миг мужчина ощутил сожаление за то, что заставил ее стереть память детям самостоятельно. Но тут же отбросил это чувство. Все правильно. Она должна была через это пройти. И лучше сейчас.