После обеда они идут гулять. Не просто в сад, а за ворота, туда, где не действуют защитные заклинания. И, наверное, им только кажется, что воздух здесь другой. Как будто свободней. Дышится легче, полнее. И крыльям за спиной не мешает стеклянный купол.
Они спускаются к реке и по очереди бросают туда камушки. На холме возвышается мрачный дом Лавгудов, где-то за спиной – «Нора», а перед ними – синяя, дрожащая от ветра вода, такого же цвета, как глаза близнецов.
- Давно мы не проводили время за таким бездельем, - замечает Джордж.
Это правда. Сначала они тратили каждую минуту на изобретения и фокусы, потом к ним прибавился магазин, а затем всё перечеркнула война. Но теперь они здесь, бросают камни в воду, совсем как магглы или дети, и их это более чем устраивает.
Потому что это только перемирие. Потому что их битва ещё не окончена. Фред думает так и искоса смотрит на брата. Джордж стоит, прикрыв глаза и подставив лицо солнцу, и немного улыбается. Он и сам сейчас похож на яркий луч, такой же ослепляющий, обжигающий, притягательный.
- Давно, - соглашается Фред. – Но иногда это полезно, согласись?
- Ага.
Фред отводит взгляд, вытягивает руку и смотрит на солнце через свои растопыренные пальцы. Из-за света его ладонь кажется почти черной, только контуры алеют, будто угольки. Она выглядит совсем, как настоящая. То есть, как у человека. Живого человека. Она не прозрачная, она… глядя на неё так легко забыть о том, кем он стал.
- Я хочу сходить кое-куда, - слова срываются прежде, чем Фред успевает остановить себя. Он не собирался ничего говорить, потому что знает, что это расстроит Джорджа, но теперь уже поздно. Разлитую воду не соберешь.
- Ммм? – Джордж мычит безмятежно, и Фред заранее мысленно извиняется за то, что сейчас это разрушит.
- Туда… на свою могилу.
И бам! Атмосфера вокруг меняется со скоростью снитча. Джордж открывает глаза и таращится на Фреда так, будто тот заявил, что завтра женится на Гермионе.
- Зачем? Тебя там нет.
- Ну… - Фред ещё пытается как-то разбавить напряжение, - технически, всё-таки есть.
Он сам не понимает до конца, почему хочет сделать это. Но что-то тянет его туда. Может, душа притягивается назад к телу, может, руки жаждут вернуть волшебную палочку, а может, какое-то чувство незавершенности, недосказанности. Он хочет отпустить себя. Принять тот факт, что он умер. Смириться. И начать получать удовольствие от своего нынешнего состояния. Сегодняшний обед показал, что это ещё как возможно.
Сведенные грозно брови Джорджа похожи на скрещенные волшебные палочки, знаменующие запрет. Фред не ребенок и не привязан, он мог бы уйти прямо сейчас, но дело в том, что он не может, если брат не согласится. Джордж сверлит его взглядом. Ждёт продолжения. Пояснений, на самом деле.
- Я не знаю, - сокрушенно качает головой Фред. – Ладно. Забудь.
Джордж глядит в ответ тихо, пристально, и ничего не говорит. Ещё один камешек с тихим «бульк» падает в воду. Поднимается ветер, и он почему-то кажется холодней, чем до этого.
- Домой? – тихо спрашивает Фред и сам удивляется, как приглушенно звучит его голос. Джордж мгновенье молчит, прежде чем отвечает:
- Сначала зайдем на могилу.
Он не говорит «твою», они оба и так это знают. Фред не удивляется. Для них это привычно – делать всё возможное и нет друг для друга.
Оба они не были здесь со дня похорон. Фред шагает впереди и потому первым добирается до изголовья своей же могилы. На бежево-белом камне вырезано крупными ровными буквами его собственное имя. Ниже – дата рождения и смерти. А под цифрами – «Самое светлое сердце то, что смеётся даже в момент грусти. Любимому сыну, брату, другу».
Фред опускается на корточки перед камнем и проводит пальцами по цифрам 02. День, когда он погиб. Если перевернуть, то получится его возраст. Теперь он навеки останется двадцатилетним.
В тот раз он запаниковал. Но сейчас в груди на удивление пусто, как в доме после уборки мамой. Он не был уверен, что должен почувствовать, когда шёл сюда, но не сомневается, что точно не «ничего».
Он слышит, как Джордж останавливается за его спиной, каким беспокойным становится его дыхание.
- Фред, я… - его голос похож на жалобный стон, - я не знаю, что делать.
Не нужно быть леггилиментом, чтобы понять, о чём речь. Это даже без особой связи на уровне мыслей очевидно.
Фред убирает руку с камня и оборачивается. Джордж возвышается над ним, глаза его прикованы к могиле и кажутся похожими на две синие стеклянные бусины: такие же блестящие, но бездвижные.
- Ты не можешь меня оттолкнуть, Джордж! – Фред не сдерживает эмоций. – Я остался ради тебя. Мне ничего не нужно. Не поступай так! Мы всегда плевали на законы магии, мы нарушали все правила, так нарушим и это. У нас будет целая жизнь, чтобы найти выход.
- А если не найдем? – продолжает сомневаться Джордж. – Цена слишком высока.
- Не бывает безвыходных ситуаций, - парирует Фред. Но брат словно не слышит.
- Если мы проиграем…
- Мы никогда не проигрываем вместе Мы через столько прошли, вспомни, как часто мы рисковали!
Но Джордж как будто позабыл. Его глаза всё такие же неподвижные, неживые. И Фред сердится за то, что не может до него докричаться. Он вскакивает на ноги и выдыхает:
- Чего ты боишься, Джордж?
И тогда Джордж, наконец, приходит в себя. Стекло его глаз разбивается, обнажая глубокие опасные ледяные воды.
- Потерять тебя снова! – кричит он на надрыве. И опускается на колени прямо на траву.
Фред застывает.
- Та ночь была худшей в моей жизни, - бесцветно бормочет его близнец, больше не повышая голос. – Ты всегда меня видел, но я… В ту ночь я думал, что потерял тебя навсегда, что никогда больше не услышу твой голос, не поговорю с тобой, потому что ты умер. И всё, всё о чём я мог думать, это почему я не умер вместе с тобой.
Джордж закрывает лицо руками и утыкается им в траву. И вся эта поза такая несчастная, такая болезненная, что Фред чувствует в горле острое лезвие. Его брат так уязвим в своих обнаженных чувствах, в своих ужасных мыслях, пугающих даже его, в этом признании о жажде собственной смерти. И теперь он сжимается, будто его бьют, словно верит, что если станет меньше, то получит не так много ударов Судьбы, что руками и коленями защитит самые чувствительные места.
Фред умоляет… да кого угодно! – чтобы Джордж перестал страдать. Чтобы они оба смогли просто жить, не ломаясь как стекло каждый день по несколько раз. Он падает на колени рядом с братом и обнимает его, одной рукой накрывая его затылок, а второй обвивая спину и грудь.
- Ты никогда больше меня не потеряешь, - уверенно обещает он. Клянётся. Себе. Джорджу. Всей Вселенной. И только комок слёз в солнечном сплетении мешает дышать.
Намного позже, ночью, после нескольких часов тренировок, они оба лежат в темноте в своих постелях, и Фред тихо спрашивает:
- Эй, Джордж. Ты правда готов меня отпустить?
«Потому что я – нет».
Но Джордж не отвечает минуту, пять, семь. Приподнимаясь на локтях, Фред заглядывает ему в лицо и видит, что, измотанный за день, его брат спит.
========== День 6-й. ==========
Джордж и Фред вместе проводят утро в компании Гарри, сидя на крылечке, когда тот неожиданно рассказывает им о Дарах смерти и о разговоре с портретом Дамблдора, об эффекте камня и Бузинной палочки.
- Постой, значит, Дамблдор пытался воскресить свою сестру? – переспрашивает Джордж, потому что, Мерлиновы баклажаны, это на самом деле неожиданно.
- Пока был молод, - отвечает Гарри задумчиво. – А после, думаю, лишь хотел найти способ повидаться с ней. Когда погиб Сириус, я тоже всё время искал возможность хотя бы ещё раз встретиться с ним, что-то сказать. И когда я перевернул тот камень, всё сбылось. Он был там, а я не смог сказать ему ничего из того, что хотел.
Джордж понимает. О том, как много хочется объяснить тому, кого потерял. Но обычно такой шанс никому не выпадает. Они с Поттером просто счастливчики. Вопрос в том, не в кавычках ли. Он легонько хлопает Гарри по плечу, как бы говоря, что всё нормально. «Я здесь и знаю то, что ты чувствуешь».