- Мария Всеволодовна, - после дежурных фраз начал Яшин. - Когда я по вашему представлению утверждал Лиджиева, я не сомневался, что вы руководствовались профессиональными соображениями, - перехватил мой взгляд, поправился. - Не сомневаюсь. Но до меня дошли слухи, что в отделе сложился неблагоприятный морально-психологический климат, и это влияет на результативность работы.

  Я опешила и не сразу нашлась, что ответить.

  - Олег Германович, я признаю, что сама ожидала большего за полтора месяца работы. К сожалению, некоторой организационной неразберихи избежать не удалось, но теперь работа ведется в соответствии с планом, в график мы укладываемся, я даже была готова к тому, что вы нам работы подкинете, - улыбнулась. - Что касается коллектива, то отношения у нас рабочие, а если есть трения - что ж, - пожала плечами.

  - Мария Всеволодовна, - Яшин поморщился, - Я надеюсь, что все вопросы вы будете решать внутри, - он выделил это слово. - Коллектива.

  - Я вас поняла. Я могу идти?

  По дороге в свой корпус я обдумывала, как мне себя вести. Поговорить с Кан? Сделать вид, что ничего не было? Главное, я не понимала еще, настолько ли ценный Ирина специалист, чтобы закрыть глаза на дурной характер. Или, может, сразу предложить ей уйти? Так, а если не захочет? У нас же не американское кино, подчиненного не позовешь, 'ты уволен' не скажешь. Контракт у нее на год, явных оснований нет. Она откажется уйти, я окажусь в глупом положении. А что, если поступить по-другому? Скоро двадцать третье февраля, женщины Центра сюрприз готовят. Надо нам устроить своим отдельный праздник, вдвоем с Ириной. Попробую все-таки, может удастся как-то притереться?

  Я зажмурилась, посидела, повторяя про себя: 'Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!'. Открыла глаза, посмотрела на черный кружок с одинокой чертой. Как знак 'стоп'... Расплакалась беззвучно, спрятала тест подальше в ящик. Июнь уже, полгода ничего... Никак не могла сдержать слезы, и только старалась, чтобы Саша ничего не услышал. Ему на космодром сегодня, можно было бы тест и завтра сделать, но у меня была задержка и я так надеялась...

  - Маруська, - Саша поскребся в дверь. - Что ты там застряла? Остынет все.

  Побыстрее умылась холодной водой, высморкалась, вышла в кухню.

  - Марусь, - обнял меня, целовал в макушку. - Не плачь. Ну, не плачь...

  - Я не плачу, - потерлась носом о футболку. - Я чуть-чуть расстроена. Ты сам радуешься, что ли, что от меня улетаешь?

  Сжал меня крепче.

  - Маша, меня никто никогда не ждал, я никогда не торопился вернуться. Скорее, наоборот. А теперь... если б ты знала, как я не хочу улетать!

  - Сашуль! - испугалась я, вцепилась ему в плечи. - Ты так не говори! Ты лети спокойно, полгода - не такой большой срок. Сам говоришь - теперь Марс ближе, чем Луна. А на планете скучать некогда будет, с вашей программой. И связь есть, будем как с РКС общаться. Я тут тоже буду вам помогать, только дистанционно. Чуть дольше твоей обычной командировки... - я повторяла сказанное сотню раз, как заговор.

  - Ты меня успокаиваешь или себя? - Саша наконец улыбнулся. - Давай завтракать и собираться.

  - Саш, можно.. - я в очередной раз хотела попроситься на аэродром, но он перебил.

  - Нет, Маша, я прошу - провожай и встречай меня дома, всегда. Хорошо, жена?

  - Всегда, - тихо пообещала я. - Всегда.

  Я вернулась в пустую квартиру поздно вечером. Хоть на работе задерживаться не было никакого желания, в пустую квартиру ноги не несли. Села на табуретку в прихожей, не раздеваясь, с сумкой в руках. Хотелось расплакаться, но слезы сцементировались где-то в груди, и я сидела в темноте, не двигаясь, чувствуя себя настолько несчастной, что внутри болело.

  День не кончился, а мне кажется, что вся моя семейная жизнь мне приснилась. Опять одна. И ребенка нет... А если Саша не вернется? Невыплаканные слезы жгли глаза, дурные предчувствия, ожидание катастрофы, от которых все сжималось, леденели руки... Никак не могла справиться с собой, успокоиться хоть чуть-чуть. Паника и отчаяние нарастали, я с ужасом понимала, что сползаю в какое-то невменяемое состояние, и ничего не могла с собой поделать. Дверной звонок выстрелом ударил по ушам, я вздрогнула, подскочила, суетливо открыла дверь.

  - Привет, Маша, - сказала Мила Серебро. - Весь день не могу до тебя дозвониться, у тебя телефон выключен.

  - Он не вернется. Я его больше никогда не увижу! - я почти рухнула на нее, трясясь и в истерике бормоча что-то бессвязное.

  - Маша, Маша, - подруга обняла меня. - Ты что? Напридумывала себе, накрутила. Давай успокаивайся, слышишь? - но я только цеплялась за нее, задыхаясь, силясь заплакать и вытолкнуть наконец из груди чудовищную давящую тяжесть.

  Мила грубо ругнулась, толкнула меня обратно на стул, закрыла дверь, сняла с себя и с меня обувь, споткнулась о мою сумку, сунула ее на полку.

  - Маша, вставай, - она помогла мне. - Пойдем.

  Я сделала несколько шагов до кухни, не чувствуя ног, слабая, беспомощная, рухнула на диван.

  - Вот до чего себя довела, дурочка, - Люда капала что-то резко пахнущее в рюмку, налила в стакан воды, сунула мне и то, и другое. - Пей!

  Я, давясь, выпила, чувствуя, как становится легче - не от лекарства, а от того, что не одна, что рядом есть человек. Пусть, пусть ругается, только не тишина... Кажется, я сказала это вслух.

  - Вот что, Маша. Ты сейчас вещи соберешь, и мы ко мне пойдем. Сегодня у нас переночуешь, завтра на дачу поедем, на все длинные выходные.

  Я торопливо закивала, вскакивая и начиная беспорядочно метаться по квартире. Мила ходила следом и вешала на место зачем-то вытащенный мной офисный костюм, Сашин пиджак, забирала у меня и укладывала в сумку вещи, которые я рассматривала с бессмысленным видом. Что-то сама положила, заставила меня переодеться, посмотрела на меня.

  - Все? - спросила, не особо надеясь на ответ. Прошлась по квартире, выключила электроприборы, вывела меня на площадку, заперла дверь.

  - Ключи, - я как сомнамбула сунула их в сумку. - Все, спускаемся.

  Мы приехали к ее дому минут через десять. Я к этому времени успокоилась настолько, что вдруг стало стыдно.

  - Люда, прости, пожалуйста, - я покраснела. - Я веду себя как дура.

  - Перестань, - отмахнулась она. - Я тоже лицензию на вечно умную не покупала.

  В квартире у Серебро я еще ни разу не была, мы всегда на даче гостили. Поднялись на седьмой этаж, Люда отперла, впустила меня. В просторной прихожей горел свет, откуда-то тихо-тихо слышалась музыка. Что-то знакомое, пронзительно-грустное.

  - Катя без нас начала, - прокомментировала Люда, ставя мою сумку, отбирая у меня куртку и предлагая тапки.

   'Что начала?' - не поняла я, но вслух ничего не спросила.

  Мы - Мила, Катя Русанова и я, просидели в той части кухни-гостиной, что и была собственно кухней, полночи. Пили вино, плакали под Морриконе, смеялись, вспоминая что-то смешное из семейной жизни. Девочки, в основном, но и я рассказала пару смешных мелочей. Мне казалось, что Саша где-то рядом, в соседней комнате, и тоже слышит нас и улыбается.

  - В первый день тоска наваливается, одной нельзя, - говорила Катя, пока Мила хлопотала, усаживая меня. - И детям тяжело, мы к Миле пришли, кучковаться.

  - Я пойду посмотрю, что там наверху, - Мила огляделась. - А Темка где?

  - Уснул, я его пока на вашу кровать уложила, ничего?

  - А, - отмахнулась Мила. - Куда же? Наверху ему старшие спать не дадут, тут мы. Хорошо, уснул. Все ведь понимает уже.

  - Спрашивал, где папа, - Катя всхлипнула. - Искал.

  - Так что у тебя с этой Ириной? - мы выпили две бутылки красного вина, были немножко пьяненькие и только что решили, что хотим еще. Однако в магазин то ли поздно, то ли рано, а Катя поклялась, что никаких запасов у нее нет. Мила постояла посреди кухни, что-то припоминая, щелкнула пальцами, зачем-то полезла на табуретку и энергично копалась в кухонном шкафчике. - Вот! - она помахала пузатой бутылкой. - Нашла! И что это ты говорила 'это ерунда, главное...'. Давай, и про важное, и про ерунду.