Убежден в необходимости написания в каждом доме истории собственной семьи. В этом - начало начал. Первая литератургия. И неважно, кто даст изначальный импульс. Старшие ли, откладывающие сладкий кисель написания мемуаров на пенсионное время, дел в котором (внуки!) больше, чем кажется издалека. Или перепаханная трактором жизни молодежь, внезапно осознавшая более значимые цели и ценности. Заставляющая родителей в мельчайших деталях "проигрывать" предыдущую жизнь всех членов семьи, уже подернутую пеленою забвения. "А теперь, дорогая мама, только запиши все, что ты рассказала о наших предках, слово в слово. Больше ничего и не нужно". Конечно, она засмеется и, отмахнувшись, легко откажет. Но к Новому году подарит беспокойному сыну две-три толстых тетрадки, исписанные от корки до корки. Отдаст молча, вот только промокнут ресницы. А летом, после плавания до Астрахани и обратно, привезет в Москву, словно две серебряные иконки, фотографии деда и бабки со времен середины девятнадцатого, незабываемого для культуры России, века. И оживут все, упомянутые в литургии. И явится изумленным нашим глазам живая История, род за родом. Это - не генеалогические игры, но серьезное, нужное всем нам дело.
*
ПРОЯСНЕННОЕ СЕРДЦЕ
Катарсис, который всегда сопутствует молитве об ушедших (уснувших), дает нам новые силы. Увлекает и требует действия. Пусть плеть окружающей жизни взметнется над... Проясненное сердце не погибнет от этих ударов, нанесенных кем - по невежеству, а кем - и из лучших побуждений. На свой манер и лад. Развитое сознание преодолевает разрыв между словом и делом. Легко соединяет то, что дано в реальной окружающей жизни, с тем, что явилось в воспитующей душу молитве. Знаю, что человек, положивший свой труд на воссоздание памяти о предках в виде истории семьи и поднявший на этот подвиг близких и родных, сам изменился настолько, что не поверил бы, расскажи об этом преображении кто-либо со стороны. Новый дар нечаянно явился ему и отныне станет проявляться все сильнее. Это очень похоже на свойства живой и мертвой воды - на дар делать мертвое или уснувшее живым. Обращать память в явь Поверять свои новые дела с созданным в семье с давних времен "духовным камертоном". И черное дело или слово обойдет его стороной. А ясные глаза будущего благодарно взглянут на родившиеся под его рукою страницы. И сердца отцов, и сердца живущих, и еще не рожденных отзовутся в лад этой беззвучной литургии.
*
З А В Е Т Ы
Наверное, каждому из нас в детстве родители на всю жизнь наказывали никогда не трогать чужого. Но мы удивительно быстро вырастаем из коротких штанишек. Что из шлепков и уроков детства закрепляется в издерганной и изгаженной жизнью душе? Ведь родников остается все меньше и меньше. И невнятно кричат нам издали заветы-табу. "Никогда не касайся чужого, даже если жилище и вещи брошены в несчастье и бегстве, если покинутая земля зарастает бурьяном". Ушедшие непременно вернутся, придут на те же места. Им будут вновь нужны кров и еда. А как убережешь ты своих детей от справедливого гнева осиротелых? Отойди в сторону и построй новый дом рядом. Пусть он будет пока не таким, не очень-то обжитым. Ведь новое время принесло новые песни из камня. А каждое родительское строение - это страница каменной летописи Времени. Разрушит ли здравомыслящий старые постройки или осквернит их казенщиной? Уничтожит ли летописи, чтобы осветить этой злою вспышкой зияющий пустырь, чтобы согреть свое заледенелое сердце?
*
У Д А Ч А
Поразмыслим вместе над тем, почему именно самый младший из сыновей чаще всего отправляется в наиболее рискованные странствия. Что, ему не важны кров и родные корни? Почему голод странствий поражает именно его - порою не самого сильного, сноровистого и удачливого в семье? И что есть истинная удачи в нашей смешной муравьиной жизни? Взлезть наверх муравейника или закопаться в его теплую глубь? А может быть это - тяжеленная соломинка, принесенная к отчему дому издалека? И награда (не чаемая) - тяжесть родительских рук на полуразбитой, но все же вихрастой еще голове. А возможно, что это - пыльца и пыль бесконечно длинных дорог, принесенная к сотам, но увы - поздно. Пасека выжжена или отравлена. Ульи разбросаны и кровоточат. Мерзость и стоны, слабое мерцание жизни. Это - цена за опоздание. И уже поздно причитать и казниться.
*
ПЛАМЯ СВЕЧИ
Кажется, всеми осознано ( в последнюю очередь - власть имущими и богатыми), что защита стариков, осужденных самою природой на скорую смерть, это - показатель человечности и благодарности общества. Поддержание неизбежно угасающей жизни может иметь простейшие формы: регулярные, пусть короткие, письма. Немного лакомств, переданных с почтением детскими ручонками. Теплое одеяло, ласково поправленное среди холода и пугающей темноты. Ощущение ненужности и заброшенности катастрофически быстро рвет последние нити привязанности к опостылевшей, сладко-короткой жизни. И беззвучные слезы текут из гаснущих глаз по морщинистому лицу. Эти очи прощают все. Смотрят с легкой укоризной, ищут встречного взгляда понимания и сыновней любви. Противодействие смерти (слепой, безразличной стихии) иногда вдыхает новые силы, открывая у старших как бы второе дыхание. Но душа разрывается, если несчастье преждевременно вырывает детей, которые уходят вдруг, размашисто-круто, засыпая прежде своих поседевших родителей. В это мгновенье жизнь словно съеживается, ощущая свою особую беззащитность. Особенно шатко трепещет, словно пламя свечи под напором немилосердного ветра.
*
М О Л И Т В А
Подумаем вместе над тем, почему зачастую начинают писать матери рано ушедших из жизни писателей? Это похоже на вседневную литургию, когда раз за разом ими творится молитва-логос в память и в честь умолкнувшего, до времени сомкнувшего уста сына. Во многих домах наступает час, когда по крупицам собранная история семьи обретает плоть в родословном дереве. Предки словно оживают, глядя с бережно подобранных фотографий в семейных альбомах, словно переговариваются с нами и между собой.
*
Ц Е Л О М У Д Р И Е
Давно замечено, сколько нравственной силы в целомудрии. Именно она позволяет направлять инстинкты в плодотворное русло и даже до известной степени управлять ими. Душевные порывы концентрируются на творчестве, и это позволяет быстрее осознать и принять необходимость диеты не только в пище, но и в людях, и в мыслях. Каналы прочищены. Шлаки повыведены. Пегас бьет нетерпеливым копытом. В путь. И отправляется мама в путь за очередною молитвой.
*
П А Р Т Н Е Р Ы
Глубинная жизнь рода проявляется для нас в поступках буквально всех предыдущих поколений. То всплывет неожиданный факт. То отблеск давнего высветит сущее в новом, чарующем или тягостном свете. То бурунчики обозначат тайные рифы чьей-то "далекой и близкой" судьбы. Источником и предпосылкой устойчивости семьи служит забота о судьбе прошлой жизни - о больных или дряхлеющих родителях и о будущем - о подрастающих детях. Резерв, не дающий погибнуть семье в любом жизненном катаклизме, это полуинстинктивное объединение под действием внутренней силы без малейшего внешнего принуждения, насилия, "выкручивания души". Представляется, что свободная, деятельная ассоциация мужчины и женщины в исторической перспективе наиболее жизненна и долговечна. Потребность в детях именно от любимого человека. А не нравственные калеки, порожденные путами и монотонным позвякиванием супружеских кандалов. Взгляд на людей как на партнеров в лучшем смысле этого слова, а не как на товар со всеми уловками торговли (игрой и надувательством, скрытностью и обманом "коммерческой тайны") наиболее честен. Следующий шаг от чувственного партнерства - к сотворцам и единомышленникам, в которых чувство и мысль образуют неразрушимый монолит, не сливаясь безлико.
*
НИТЬ АРИАДНЫ
Кропотливо воспитанная совестливость человека обостряет и чувство обязанности перед родителями и пра-пра... Все это уходит гулким ведром в колодец генетической памяти, как бы просачивается в будущие поколения. Дар предвидения позволит гению рода создавать и поддерживать естественным образом нужные комбинации свойств души и ума в потомках, уберегая их и помогая нащупывать верный путь в непрестанно штормящем мире. Алая нить Ариадны ведет сквозь глубины себя в иные просторы, пронизывает пространство и время, питает надежду. Оборвем ли мы сами нить, на которой подвешена и наша жизнь? Где опасные острые уступы, и что подскажет нам напряженно-тревожный, дрожащий звук из колодца? Совесть не позволяет нам пройти мимо крика о помощи, уничтожить или причинить боль живому. Словно недреманное эхо всех предков, наш "третий глаз" сопровождает нас в трудном пути, напутствуя и предупреждая.
