– Тихо, дети! Давайте знакомиться. Меня зовут Мария Михайловна, и я буду учить вас целых четыре года, так что времени у нас будет предостаточно. Сейчас я буду вызывать по списку, каждый должен встать и показаться всему классу. Архангельская Людмила!

Откинув крышку парты, встала нарядная красивая девочка с умным серьезным лицом и огромными белыми бантами в косичках.

– Садись, Люда… Марков Виктор!

Сидящий рядом с Людой сухощавый симпатичный паренек тут же вскочил, оправляя руками ремень с гимнастеркой.

– Журавлева Таня! Марков может сесть, – улыбнулась учительница. Паренек сел, стукнув крышкой, зато встала симпатичная девочка из соседнего ряда, и смело оглядела класс, тряхнув косичками.

– Симаков Александр! Побыстрее прошу вставать.

Симак нехотя поднялся, закатив глаза в потолок. Все оживились.

– Косырев Владимир! А Симаков пусть постоит, поучится у других, как надо вставать, – построжала лицом учительница. Класс затих.

Вовка Косырев чинно встал, держась за крышку парты…

Слушая, как вызывают других, Ванька ждал, когда же и его вызовет эта строгая учительница? Ему было не по себе в столь непривычной школьной обстановке. Он посмотрел на красивую Люду Архангельскую, она заметила его взгляд и строго сдвинула брови вразлет.

Ванька отвернулся, стушевавшись.

– Маресьев Иван! – вдруг донеслось до него, и он вскочил, грохнув крышкой парты так, что вздрогнули сидящие рядом. Уши у него загорелись от непонятного волнения.

– Садись, Маресьев. Не надо так громко стучать крышкой. Прошу всех быть повнимательнее. Устименко Василий! – учительница перевела взгляд на его друга Ваську, и Ванька с облегчением опустился на свое место.

В это время сидящий сзади него Симак схватил Ванькин сундучок и стал насмешливо рассматривать, демонстративно хихикая.

– А сейчас все вынимаем из портфелей тетради и буквари! – снисходительно улыбается учительница, глядя на бестолково суетящихся учеников, и привлеченная возней у одной из парт, подходит:

– Что случилось?

Ванька уже успел отнять свой сундучок у сидящего сзади него Симака. И, весь красный от возмущения и борьбы, раскрывал его. Все засмеялись.

– А чего он с сундуком в школу приперся?! – на весь класс выразил свое недовольство Симак. – У меня тоже родителей нет, а братан вот, портфель купил, – и он хвастливо поставил на парту свой новый портфель.

Вокруг снова все засмеялись, радуясь неожиданной разрядке.

– Прекрасный сундучок, удобный, – неожиданно для всех похвалила Ванькин сундук учительница. – И пенал, какой необычный, – теперь уже искренне удивилась она, разглядывая самоделку. – Кто тебе это сделал?

– Дед, – тихо ответил смущенный Ванька и с гордостью объяснил, – он у меня столяр, дома всю мебель сам сделал: комод, стол со стульями, диван, кровати. Он все может. А родители мои в Чебоксарах начальниками работают, скоро к нам приедут. Насовсем.

– Какой у тебя хороший дедушка, – ласково улыбнулась ему учительница, возвращая пенал. Посрамленный Симак затих сзади.

– Можно я с Ваней сидеть буду? – поднялся со своего места Васька.

– Конечно, – разрешила учительница, и он пересел к другу.

– Продолжим урок. Тихо дети, внимание! – захлопала она в ладоши, снова призывая к тишине взбудораженный класс…

Лошадь неторопливо везла по улице телегу с дремлющим возле железной бочки возницей. На перекрестке она привычно остановилась и зафыркала, возница очнулся и, соскочив с телеги, взялся за черпак:

– Кому каросин? – зычно огласил он окрестности скорее по привычке, так как со всех сторон к нему уже спешили женщины с бидонами, ведрами, бутылями и банками…

Наглядевшись на это интересное зрелище, друзья пошли дальше.

«Эй, Ванек!» – Оглянувшись, Ванька увидел насмешливую физиономию Симака и едва увернулся от плевка в свою сторону.

– Попроси деда, он тебе коня деревянного сделает, в школу поскачешь, с сундуком! Ох, умора! – Симак явно нарывался на ссору.

Ванька поставил сундучок и, сжав кулаки, шагнул навстречу недругу.

– Ты чо, драться будешь? – удивился Симак, распаляясь. – Ну, давай, черт рыжий, стыкнемся до первой кровянки!

Но Ваньку этим было не испугать. Постоять за себя он умел, и Симак знал об этом. А идти на попятную было позорно.

– Да ладно, – начал, было, он тянуть канитель, но уже поздно:

– Я тебе за деда! – Ванька обхватил Симака за шею и рванул на землю, но тот угрем вывернулся и, стушевавшись, отступил.

– Пошутить нельзя, – растерялся Симак, чувствуя свою неправоту.

– И Ваньком меня больше не зови, а то еще получишь! – Ванька поднял свой сундучок, и друзья пошли домой, игнорируя смутьяна.

Симак плелся сзади, обидчиво сопя и жаждая отмщения.

– Напугал тоже, Ванька-встанька! – взъерепенился запоздало он, но, как говорится, после драки кулаками не машут. – Я тебя на лодку не возьму, – наконец нашелся он и взбодрился, – пешком к пещерам потопаешь!

Друзья обернулись, и Симак насторожился.

– Ну и пойдем, – вступился за друга Васька, – без тебя обойдемся.

– Да ладно, я пошутил, – примиряюще засмеялся Симак и зашагал рядом с ними, – братан разрешил, можем хоть сейчас рвануть.

Ваньке было приятно слышать об этом, и он невольно смягчился, уже по-дружески глянул на приятеля:

– Приходи вечером на огороды, костер запалим.

– Картоху печь будем, вот здорово! – обрадовался Симак и добавил:

– Птиц пора ловить, огород-то уже весь убрали?

– Картошку осталось просушить, – по-хозяйски ответил Ванька…

И вот он в передней за столом учит уроки: отложив букварь, торопливо пишет в тетради строчки букв, часто обмакивая перо в фарфоровую чернильницу и стараясь побыстрее закончить. От этого на листе появляются кляксы, но Ванька накрывает их промокашкой, и урок готов.

Входит чем-то расстроенная бабушка и, всхлипывая, бестолково мечется по кухне. Не успел Ванька как следует удивиться, появляется дед. Кряхтя, он влез на лежанку и, пошарив на запечке, достал оттуда длинный нож-финку:

– Ну, я пошел, мать, – озабоченно посмотрел на бабушку и ушел.

Ванька встревоженно вскочил и бросился к бабушке:

– Куда дед пошел, Борьку колоть?

– Пойдем-ка, милок, – бабушка увела его в спальню и, усадив на сундук, присела рядом, – што поделаешь, судьба его такая…

Ванька подозрительно часто зашмыгал носом и отвернулся.

– Ты уши-то заткни, так легше будет.

Он закрыл уши руками и настороженно прислушался: вроде тихо.

– Привыкли, чай, к нему, – сквозь слезы бормотала бабушка, – взрастили, обихаживали…

И вдруг даже сквозь заткнутые уши прорезался истошный пронзительный Борькин визг и оборвался, а Ванька заплакал, уже не прячась.

– Помогать пойду, – вздохнула бабушка и нехотя побрела на улицу.

– Борька мой любимый, зачем они тебя так, Борька, – шептал Ванька, сидя в одиночестве и дав волю слезам, затем встал и робко вышел следом, все еще не веря в случившееся.

То, что он увидел, заставило его содрогнуться от ужаса и отвращения: страшная картина распяленной туши потрясла его, и он замер, не в силах отвести глаз от того, что еще недавно было живым и веселым боровом.

Туша висела в сарае вниз головой и покачивалась, когда дед поворачивал ее, а сосед палил шерсть, водя пламенем горелки по шкуре.

В сторонке от сарая, ближе к сеням, заплаканная бабушка проворно разделывала на дощатом столе внутренности, от вида и запаха которых Ваньку замутило, и он бросился в сад…

Красные языки пламени жадно лижут высохшую ботву, трещат стебли и сучья, разгорается костер, и вот уже вовсю гудит пламя, освещая лица очарованных необыкновенным чудом мальчишек, и еще более сгущая сумерки вокруг них.

У Паньки в руках котелок с картошкой, и он преисполнен важности.

– Пора в поход отправляться, а то холодно будет, грязь, – Ванька смотрит на развалившихся вокруг костра друзей, ожидая поддержки.