Мне в жизни встречалось очень много интересного, но простое перечисление даже исключительно интересных фактов и событий не входит в мои планы. Важны не сами факты, а то, как они могут быть использованы во благо читающему. Я понял, что роль друга, учителя, наставника, просто старшего в том, как он интерпретирует повседневно возникающие ситуации, как комментирует поступающую извне информацию и как реагирует на те или иные эпизоды. Человека важно видеть не только на экране, на сцене или во время выступления с трибуны в качестве пусть даже и исключительно интересного лектора. Важно видеть, каков он в повседневной жизни. И это оказывает самое сильное впечатление.

«Штрихи к портрету» – это, в первую очередь, сделанные мною штрихи к моему собственному портрету. Но не только. Они могут быть и штрихами к вашему собственному портрету. Это как посмотреть и как использовать. Все, о чем я пишу, – это часть моей жизни, то, что когда-то вызывало у меня интерес. Главная идея всех этих мыслей, изложенных на бумаге, – помочь найти свою дорогу и написать свой собственный портрет. Для каждого он будет особенным. И желательно, чтобы он был не как у Дориана Грея в конце его жизни, а красивым внутренне. Ну, а написанный мной «автопортрет» может служить неким ориентиром – люди любят себя сравнивать с кем-то еще. Так нагляднее.

Когда я задумался о структуре своей книги, то понял, что без описания корней, то есть истории своего рода, не обойтись. С кем бы я ни говорил на эту тему, все считают это правильным. Имеется в виду – знать историю своего происхождения. Но мало кто этим занимается реально. Недавно мне попалась замечательная книжка Ольги Бочаровой «На грани прошлых лет…» с очень необычным подзаголовком – «Фотобиография семьи Бочаровых Алексея Петровича и Валентины Александровны». Вы ее можете даже не искать, хотя она прекрасно издана в 2017 году в Москве на глянцевой бумаге с высоким качеством печати.

Эта очень личная книга-фотоальбом напечатана тиражом 50 экземпляров и роздана самым близким родственникам. Одним из них оказался мой однокашник Коля Медведев, который и показал ее мне. Начинается она с совместного портрета дедушки и бабушки автора книги. И дальше идут, перемежаясь с текстом, фотографии не только бытовые, но и фотокопии различных документов (паспортов, удостоверений, аттестатов, справок, писем). Все это расположено в хронологическом порядке и завершается красиво оформленным генеалогическим древом, в котором, правда, всего 21 листок с именем. Может быть, и поэтому древо так красиво смотрится, занимая неполную страницу книги. Мое семейное древо не может быть таким по определению – только с отцовской стороны нас 19 родных и двоюродных братьев и сестер. Я не говорю о троюродных и дальше, которые тоже являются близкой родней. А есть еще не менее обширная родня со стороны матери.

В принципе, штрихи к собственному портрету надо начинать писать именно со своих корней. Но такой сугубо личный элемент может изменить всю тональность книги, а я этого не хочу. Поэтому тот, у кого сохранится желание поближе узнать историю моей семьи (а мне она кажется весьма интересной и поучительной), может сделать это, дочитав книгу до конца. В противном случае можно ограничиться тем, что каждого интересует больше всего.

Раньше я терпеть не мог читать предисловия. Хотелось быстрее перейти к сути, но со временем я понял: если хочешь понять автора и воспринять его идею книги – не выпендривайся и читай предисловие. Эта книга состоит из множества непохожих по тематике и внутреннему содержанию частей, которые отражают разные стороны жизни и того, что меня интересовало в те или иные периоды. Ее можно начинать читать с любого места, хотя определенная связь между разными ее частями, естественно, есть. И эта связь – я сам.

Вокруг нас всегда много интересных людей. Надо их только замечать. Я бы назвал их колоритными. Иногда они сразу бросаются в глаза своей необычностью, иногда постепенно выходят на первый план. О колоритных людях нельзя писать и говорить односложно, ведь их оригинальность состоит из множества нюансов.

У меня тоже есть ряд друзей и просто знакомых, которые отличаются своим неповторимым колоритом. Один из них – Владимир Леонидович Жовнерчук. Он всю жизнь после окончания Военно-медицинской академии проработал психиатром. Как правило, они все со странностями после стольких лет общения с пациентами. И Володя – не исключение. Но не в дурном смысле. На правах однокашников мы часто над ним подтруниваем. Но он не обижается, а, наоборот, подыгрывает нам. Раньше он позиционировал себя в качестве «доктора Владимира», потомка древлян, перенявшего от них целительную силу. Сейчас он перевоплотился в колдуна. Во всяком случае, именно так он себя и называет – то ли в шутку, то ли всерьез. Их, психиатров, не поймешь.

На самом деле Володя действительно похож на колдуна. Среднего роста, худощавый, выглядит бодро, хотя стукнуло ему уже 67 лет, и пару лет назад другой наш однокашник, Игорь Алексеевич Борисов зашунтировал ему четыре венечные артерии. Говорит Володя медленно, не спеша. И очень часто моргает из-за синдрома «сухого глаза», при котором недостаточно вырабатывается слезной жидкости и, чтобы роговица глаза не пересыхала, приходится часто моргать. Натуральный колдун.

Проработав много лет в хирургии, когда почти все можно «потрогать руками», я, как ни странно, все больше убеждаюсь в силе воздействия на психику человека, которую потрогать невозможно. И во многом этому способствовал Володя Жовнерчук. Я не знаю, как ему это удается, но результат он выдает практически всегда. Потрясающая эффективность воздействия на психическую сферу с внешне минимальными усилиями.

До распада Советского Союза Владимир Леонидович служил начальником психиатрического отделения окружного военного госпиталя в Ташкенте. Думаю, что именно тогда он созрел как психиатр. Я провел в Ташкенте целый месяц в июне 1990 года, жил у него дома, и мы много общались. Благодаря этому поездка в Ташкент осталась в памяти ярким красочным пятном. Причем сам город я практически не запомнил, не очень представляю его устройство, топографию, взаиморасположение улиц и площадей, зато впечатления от общения с людьми остались очень живыми. И в первую очередь от общения с Володей.

К тому времени война в Афганистане закончилась, но на окружном военном госпитале она отразилась очень сильно, потому что именно этот госпиталь был одним из главных путей эвакуации раненых, больных и вообще пострадавших. Психиатрической патологии в годы войны становится больше, и сам характер патологии меняется. Развивается больше тяжелых неврозов, да и вообще психика человека ломается часто. Госпиталь, хоть и военный, (а может, именно поэтому), как лечебное учреждение в Ташкенте котировался очень высоко. Там работали не местные специалисты, доверие к которым в народе было невысоким, а хорошо подготовленные профессионалы.

Чтобы мои слова не прозвучали как навет на узбекское здравоохранение того времени, сделаю маленькое лирическое отступление. Будучи кардиохирургом и имея массу свободного времени, я побывал в ведущем кардиоторакальном центре Узбекистана. Естественно, представившись директору и испросив на то разрешение. Я посетил пару утренних конференций, но реальной хирургической работы в июньскую жару не было, и я перестал туда ездить. Запомнился мне, однако, эпизод с нагоняем, который устроил директор своим сотрудникам во время утренней конференции. Смысл недовольства шефа заключался в том, что врачи практически не обращают внимания на больных, а «работают» только с родственниками. Думаю, директор это не с пустого места взял.

В госпитале тоже не стремились нарушать местные традиции в отношении «благодарностей» пациентов, но никто не ставил это во главу угла. Отсюда и авторитет учреждения.

Психиатрические отделения в военных лечебных заведениях всегда отличались в лучшую сторону с точки зрения бытовой. Во всяком случае, те, где я бывал. Они совсем не напоминали сумасшедшие дома, описываемые в книгах и реально существующие в гражданской жизни. В Военно-медицинской академии клиника психиатрии именно так даже не называется. На вывеске при входе выведено «Клиника неврозов». Думаю, что это разумно. Я несколько лет консультировал по хирургическим вопросам эту «клинику неврозов». В частности, «подшивал» алкоголиков. Соответственно, приходилось бывать там нередко. И обстановка в ней вечером при мягком свете была даже романтичной – старинная мягкая кожаная мебель, растения в кадках, в холле пианино. Замотанный своими вечными хирургическими проблемами, я даже как-то брякнул, что с удовольствием полежал бы в таких условиях. На это дежурный врач-психиатр в ответ буркнул, что не советует, потому что за этим сразу же последует увольнение из армии. Я и умолк.