– Наверное, выписывать будут. Да ты не бойся, он у нас добрый человек и тебя не обидит. Так тебе дорогу показать?

– Лучше показать, в ваших коридорах можно заблудиться.

Медсестра довела Анюту до кабинета главврача, тихонько постучала в дверь и пропустила Анютку в тесный кабинетик.

Главврач был не один.

– Ну, здравствуйте, Анна Семеновна, – сказал он, – вот врачи говорят, что Вы совершенно здоровы, и мы можем выписать Вас из больницы домой. Ваш ребенок тоже здоров и готов к выписке. Я правильно говорю, Зоя Николаевна? – Обратился он к миловидной женщине в белоснежном халате.

– Да, Егор Анатольевич, Вы совершенно правы. Девочка Ромашова прекрасно набирает вес, никаких противопоказаний к выписке нет. Анна Семеновна, Вы забираете ребенка домой? Мы сообщим в райздравотдел, что ребенок выписан по месту жительства несовершеннолетней мамы и попросим закрепить за вами врача и медсестру из района.

– Нет, – прошептала Анюта,– я уже говорила, что не могу ребенка забрать. Меня даже одну мамка может домой не пустить. А еще и ребенок, он же не может жить на сеновале? – Привела веский довод Анюта.

– Ну, что ж, мы это предвидели, – сказал главврач, – и пока выпишем Вас, Ромашова, без ребенка. Вы поедете домой, поговорите со своей мамой и возвращайтесь за ребенком. Но учтите, мы долго в больнице ребенка держать не сможем. В течение двух лет Вы, Анна Семеновна, должны забрать ребенка, иначе ребенок будет передан в детский дом. Отказную от ребенка, мы требовать пока не будем. Взрослейте, Ромашова, и приезжайте за дочкой.

– Ромашова, – в разговор вмешалась Зоя Николаевна, – Вы не дали имя ребенку. В отделении девочку называют Зосей, у вас есть другое имя или Вы согласны с этим?

– Зося? Я не знаю такого имени, но мне оно нравится.

– Зося – это Зоя. Если Вы согласны, то мы и в дальнейшем будем называть девочку Зосей, только Вы потом не передумайте.

– Не передумаю, красивое имя, пусть будет Зосей, – Анюта откровенно радовалась, что ее выписывают из этой больницы, да еще и без ребенка, – спасибо Вам, что меня вылечили, и за Зосей будете приглядывать. А я мамку попрошу, чтобы разрешила Зоську домой в деревню забрать. Может и разрешит. Тогда я за ней и приеду. А пока пусть здесь поживет.

Анюта торопливо шагала по больничным коридорам в палату – скорее – скорее забрать свои вещи и бегом – бегом в родную Чертовщину. Только бы врачи не передумали и оставили Зоську здесь, в больнице.

В палате Анюту ожидал еще один сюрприз – на ее кровати лежал огромный, пузатый пакет.

– Это что? – спросила Анютка улыбающуюся Тамару, – ко мне мамка приехала? Где она?

– Нет, мама твоя не приехала. Это тебе подарок от моих дочерей. Смотри и примеряй. Я думаю, что все должно быть впору. Вы с моей старшенькой почти однолетки, а она у меня девушка со вкусом.

– Это все мне? – Анюта выложила содержимое пакета на кровать.

– Ну да. Здесь слух прошел, что тебя завтра выписывают. И что дочку ты скоро заберешь. Люди правду говорят?

– Может, и заберу попозже, так главврач разрешил. А сейчас куда я с ней пешком, хоть и босоножки теперь есть, а тащить ребенка будет тяжело. Да и мамка может в дом не пустить, придется жить на сеновале.

– Глупая, никуда ты пешком не пойдешь. Завтра, когда будут готовы твои документы, приедет мой муж на машине и отвезет тебя прямо в твою деревню. Только о дочке не забывай. Поняла? Ну, а если ты сейчас не поняла, то повзрослеешь и обязательно поймешь. Девочка не должна остаться сиротой при живой матери. Анютка, тебе можно верить?

– Да, я буду стараться. Пойду на ферму работать дояркой. Мамка председателя колхоза попросит, и он меня возьмет. А деньги заработаю и приеду за Зоськой. Зоська маленько здесь поживет, а потом можно и в деревню ее забрать.

– Так, что, ты уже назвала дочку Зоськой? Красивое и правильное имя ты выбрала для дочери. Зоя в переводе с греческого языка означает жизнь. А что может быть важнее жизни – только сама жизнь. Умница, Анюта.

– Имя придумали в детском отделении, – решила быть честной и правдивой Анюта, – а я только дала согласие, чтобы девочку так называли.

«Мне ведь никакой разницы нет, как ее будут называть» – подумала Анюта, но свою мысль вслух не осмелилась произнести.

На следующий день Анюта заплела в косу свои дивные волосы, принарядилась в летний сарафанчик и босоножечки, обняла и поцеловала Тамару, и ушла из больницы. На ребенка взглянуть она не захотела.

Внизу возле приемного отделения, ее ожидала красная машина.

«Вот такую красную машину мне подарит тот человек с золотым зубом. Приеду домой и попрошу Кольку, чтобы отвел меня в лагерь с ним повидаться. Пусть долги отдает – обещал ведь Колька, что, если никому не расскажу, что он со мной делает, то мне подарят дом в городе и машину. И имя его узнать надо, врачи спрашивали про отчество для Зоськи»– подумала Анюта и осторожно уселась на переднее сиденье.

– Ну, хозяйка, рассказывай куда едем, и почему из роддома одна возвращаешься? А где же твой малыш?

– Домой меня отвезите, деревня Чертовщиной называется. Там мы с мамкой живем. А ребенок мой нездоров, врачи пока его в больнице оставили. Потом приеду и заберу.

Анюта облегченно вздохнула: значит, ничего своему мужу Тамара о ней не рассказала. И снова подумала: «Мне бы такую мамку».

Тамарин муж был неразговорчив, довез ее до поворота с указателем «Чертовщина» и высадил: дальше дороги не было. До деревни оставалось метров пятьсот и пешком недалеко.

Анюта подошла к своему покосившемуся старенькому домику – мамка должна быть дома, на дойку коров еще рано. Открыла дверь и через сени и кухню прошла в горницу. Странно, прежде чистенькая кухня была заставлена немытыми, закисшими горшками и грязной посудой. Такой же беспорядок был и в горнице. Мамка прямо в испачканных в навозе калошах лежала на измятой неубранной кровати.

– Мам, ты чего, заболела?

Мать зашевелилась, приподняла голову с подушки:

– А, явилась, не запылилась. Конечно, болею. А от дочери никакой помощи нет, залегла там по городским больницам. Нет бы, приехать, подсобить мамке – прибраться или коров колхозных подоить.

– Не могла я, только сейчас из больницы выписали. А ты, похоже, самогону напилась. Вон банка пустая, и стакан.

– Не тебе меня судить. Видишь, учитель выискался. Хочу и пью. А ты вырядилась, что нового хахаля нашла? Давай, мой халат и сапоги надевай, да шагай на ферму, коров подоишь за меня. Давай быстро, мне не подняться, голова раскалывается.

Так для Анюты началась новая жизнь: с пьяной мамкой, колхозными коровами, собственным скотом, огородом. Круговерть с раннего утра и до поздней ночи. Свои мысли о самоубийстве она забыла – мстить было некому, пьяная мамка и не заметит, что Анюта умерла. Новый дом в городе и красную машину ей тоже не купили. А покупать-то было некому. Колька сказал что мужчина, к которому он приводил Анюту, был зэком, сейчас освободился и куда-то уехал. Имени его Колька не знает. В колонии он был учетчиком или бухгалтером, уважаемым и авторитетном человеком среди зэков, которые называли его «Старшой», а имя там большого значения не имеет, его никто и не спрашивал.

Зоя Николаевна, заведующая детским отделением Горевской больницы, шла в палату к своей маленькой пациентке Зоське. Вчера для Зоси были приготовлены подарки, и медперсонал отделения томился в ожидании торжественного момента их вручения. Маленькой воспитаннице детского отделения и всеми любимой Зосе сегодня исполнялось два года. Вообще-то не сегодня, а завтра только исполнится, но февраль в этом году заканчивался двадцать восьмым числом и медицинские сестрички решили, что отсутствие дня рождения – большая несправедливость по отношению к их воспитаннице. Поэтому сами назначили для Зоси еще один день рождения – двадцать восьмое февраля. Девочка очень рано научилась разговаривать и, причем, сразу предложениями. Молоденькие сестрички не уставали отвечать на ее вопросы и часами не спускали ее с рук. В общем, сегодня в отделении был праздник. И только Зоя Николаевна грустно думала о том, что главврач больницы ей уже дважды напоминал о том, что пора девочку передавать в детский дом. Ведь Зосина мамаша как уехала в свою деревню, так больше и не показывалась в больнице.