– Да, мы уже это знаем.

– …Любовь была настоящая, Костров словно с ума сошел. Они наметили дату свадьбы в центральном загсе, но самой свадьбы не состоялось. Костров неожиданно съехал с квартиры, которую они снимали с Егором. Хозяйка сказала, что он поселился в гостинице «Волга». Егор поехал туда, и ему сказали, что Костров только что съехал, что ему утром принесли билеты в Москву прямо в номер, что поезд в четыре, что Егор еще может успеть… Егор побежал на вокзал, ему удалось успеть увидеть друга. Тот был в ужасном состоянии, сказал, что Стелла передумала выходить за него, что она, оказывается, любит своего мужа-гримера. Юра уехал, а Егор через некоторое время отправился за ним, ну а дальше вы уже знаете…

– Юля, постой, пока ничего больше не говори. Мне кажется, что я все, все, слышишь, поняла… Я сейчас произнесу тебе только одно слово, хорошо? А ты скажешь, попала я в точку или нет…

– Ну, хорошо… – удивленным голосом произнесла Юля. – Слушаю тебя.

– «Роза»?

Образовалась пауза, после чего Земцова прошептала:

– Да, «Роза»… Но как ты догадалась?

– Так же, как и ты…

– Герман? Рада вас видеть в добром здравии! – поприветствовала его Лиза. Она вошла в унылую комнату для свиданий, стены которой были выкрашены в темно-синий цвет, в розовом воздушном платье, словно олицетворяя собой саму весну и надежду.

– Я уж думал, что вы забыли меня… Целая неделя прошла! – невольно вырвалось у Германа.

– Ничего, потерпите еще немного, думаю, что вам здесь страдать осталось совсем недолго. Однако я принесла вам, как и обещала, кое-что из продуктов.

Она положила пакет на стол.

– Здесь колбаса, черный хлеб, чай, сахар… И пирог от Машеньки.

– Да-да, спасибо. Мне уже три раза доставляли посылки от вас!

Герман выглядел ужасно. Он похудел, лицо его осунулось, под глазами залегли темные круги. Черная щетина сделала его старше лет на пятнадцать!

– Уныние – страшный грех! – улыбнулась Лиза, с нежностью рассматривая его. За последние несколько дней она узнала о нем так много нового, вызывающего уважение и даже восхищение, что позволило ей взглянуть на него именно так, а не иначе. Художник с золотыми руками и добрым, любящим сердцем, вот кем был для нее Герман Петров! – Что же это вы не сказали мне, что были раньше гримером?

– Ах, это… Да, был. И мне, признаться, нравилась эта работа. Говорят, что у меня неплохо даже получалось… Думаю, что будь у меня две как бы параллельные жизни, работал бы одновременно и гримером, и краснодеревщиком…

– Стелла влюбилась в вас, когда вы работали в театре?

– Стелла? – Брови его удивленно взлетели вверх. – Что это вы о ней вспомнили? Да, она приходила в театр, к своей подружке, которая играла у нас в массовках… Мы встретились в фойе, точнее в буфете театра, она была очень красивая и нежная, я угостил ее чашкой кофе, ну и закрутилось…

– Расскажите, как вы расстались?

– Мы прожили несколько месяцев, после чего она вдруг переменилась ко мне, стала раздражительна, а потом и вовсе перешла жить и спать в другую комнату… И я понял, что у нее есть другой. Ну а потом она сама мне обо всем рассказала. Молодой человек, у них любовь, он собирается жениться на ней и увезти с собой в Москву. Может, он был богатый, перспективный, я не знаю…

– Вы дали ей развод?

– Сразу. Она сама нашла знакомых, которые помогли с быстрым разводом. Вернее, мы подали на развод, но решение суда должно было быть готово примерно через неделю, я обещал Стелле выслать его… Они так спешили с отъездом.

– И что потом? Она сразу уехала от вас?

– Нет-нет… Мы решили с ней развестись цивилизованно, ну, это она так выражалась. Другими словами, она попросила меня, «как друга», чтобы она до отъезда в Москву какое-то время еще пожила в моем доме.

– Она не претендовала на ваш дом? Имущество?

– Слава богу, нет… К тому же у нее же была своя квартира возле вокзала, доставшаяся ей от бабушки. Возможно, она планировала ее продать, чтобы купить какое-нибудь скромное жилище в Москве. Хотя, может, ей это и не потребовалось бы, может, у ее жениха уже была там квартира…

– Сколько дней она прожила у вас после того, как вы подали на развод?

– Два дня. Она объявила мне день отъезда и попросила меня в этот день не появляться до вечера, чтобы она могла спокойно уйти. Думаю, ей было просто стыдно передо мной.

– И что? Вы пошли ей навстречу?

– Да. Я утром как уехал в театр, так до вечера и не возвращался. Примерно с трех часов дня и до самой ночи мы с моим другом, Максом, декоратором, пили неподалеку от театра, в одном баре… А когда я вернулся домой, в Поливановку, часов в десять вечера, ее уже не было.

– Вас ничего не насторожило?

– Нет. Правда, дом оказался не заперт, как мы договаривались. Она должна была его запереть и оставить ключи в условленном месте.

– Как выглядел дом после ее отъезда?

– О нет, она ничего не взяла лишнего, если вы это имеете в виду. Она даже часть своих вещей оставила. Вероятно, в надежде, что ей купят новые…

– Вы были сильно расстроены?

– Да я, честно говоря, был раздавлен. Убит.

– Скажите, Герман, Стелла рассказывала вам когда-нибудь о балерине императорского театра Матильде Кшесинской?

– Да, рассказывала… Какая-то из ее бабушек или прабабушек по материнской линии родом из Кисловодска, в тысяча девятьсот восемнадцатом году работала не то горничной, не то кухаркой у балерины Кшесинской, которая сбежала туда из Петербурга… В то трудное военное время их, живущих на даче, просто замучили обысками, искали драгоценности, деньги… Кшесинская прятала деньги где-то высоко, между окнами, а драгоценности – в полой ножке кровати, на ниточке… Не знаю, где уж здесь правда, но вроде бы эта Кшесинская подарила этой прабабке Стеллы одну брошку, скромную такую с виду, хотя, может, она и украла ее, время-то было какое! Спасайся кто может!

– Вот эту? – Лиза достала фотографию, на которой была изображена Стелла в белой кружевной блузке и с наколотой на груди брошкой в виде маленькой серебряной розочки.

– Да, именно эту брошку она часто прикалывала. А почему вас это так заинтересовало?

– Дело в том, Герман, что Стелла исчезла. Ее жених, Юрий Костров, в тот день, когда вы пили с вашим другом в баре, укатил в Москву один, без Стеллы. Вы же, вернувшись домой, ее тоже не застали.

– Как это – один? А где же Стелла?

– А так! На днях Кострова задержали здесь, у нас… Он проживал в гостинице «Европа»… У меня есть его снимок на телефоне, не хотите взглянуть?

– Ничего не понимаю…

Герман посмотрел на телефонный снимок и присвистнул.

– Я знаю его, он приезжал в Поливановку, заходил ко мне, интересовался, не продаю ли я свой дом.

– Что же вы раньше его не вспомнили, когда я спрашивала, не происходило ли в вашей жизни чего-нибудь особенного…

– Да я не придал этому никакого значения! И что с этим Костровым?

– Его допросили. В тот день, пятнадцать лет тому назад, он действительно приехал за своей невестой, Стеллой. И она, увидев в окно такси, обрадовалась и с чемоданом бросилась к лестнице… Ее спальня ведь была на втором этаже?

– Да, это правда, она сама туда перешла. И что? Неужели…

– Да, она кубарем скатилась с лестницы и разбилась. Насмерть. И когда Костров вошел в дом, то он увидел свою Стеллу внизу, на плиточном полу в луже крови. Она уже не дышала. Понимая, что дело принимает серьезный оборот и что это происшествие может спутать все его планы и сорвать поездку в Москву, он спрятал труп Стеллы вместе с чемоданом в ваш погреб, Герман.

– Что-о-о???

– Вы когда-нибудь пользовались погребом?

– Нет! Я и в сарае-то редко бывал, мне просто нечего было там делать… Я тогда болел театром…

– А потом?

– Потом я взял кредит, сломал сарай и построил на его месте мастерскую! Что же это получается… Я сам, собственными руками залил бетоном полы, под которыми где-то глубоко под землей лежало тело Стеллы?! Это невероятно!