И со смехом Гарольт, Оливер и Патрик выехали за пределы замка, окруженные несколькими слугами. Я видела, как наши мужчины, понукая своих коней, стремительно удалялись под звонкий лай рвущихся борзых. И все-таки самым красивым и статным для меня оставался Оливер.
Мы с Маргарет въехали в лес неторопливо, в седле я держалась далеко не так уверенно, как она. Деревья были на удивление высокие и иногда их ветви, обсыпанные снегом, сплетались в причудливые формы над нашими головами. Наши мужчины лишь один раз появились в нашем поле зрения вдалеке, однако, преследуя некого зверя, даже не заметили нашу тихую компанию между деревьями. Я всегда была близка к природе, и в этот спокойный довольно теплый для рождественской недели день меня приводило в восторг все, что было связано с этим девственно-прекрасным лесом. Как это отличалось от природы 21 века, просто словами не выразить! Человек не слишком изменился за шесть с половиной веков, однако, природу он смог изуродовать!
К середине дня погода стала портиться. Лайнел и еще один слуга, спешившись с коней, бросили поводья третьему сопровождающему:
- Джозеф, привяжи-ка коней, а мы пока за хворостом сходим. Леди, пока мы не придем, не удаляйтесь далеко от этой поляны. Хорошо? Мы будем неподалеку и быстро вернемся.
- А чего нам бояться? – очаровательно улыбнулась Маргарет.
Некоторое время я и Маргарет еще оставались верхом.
- Наверное, наши охотники скоро вернуться в замок, с такой поземкой все следы волка заметет, какая уж тут охота! – обернулась я к ней.
Но она вдруг подалась на лошади вперед и сказала:
- Элизабет, по-моему, это они! Вон там!
- Где? – стала присматриваться я, - вряд ли. Мы бы их услышали.
В это мгновение лошадь подо мной неестественно вздрогнула, едва не поднялась на дыбы и понеслась, словно, бешеная! Я очень испугалась, поскольку сидела верхом, наверное, всего в третий раз в жизни. Закричав, я вцепилась мертвой хваткой в гриву и пригнулась к ее шее. Я оглянулась и увидела, что Маргарет в панике носится на своей лошади по поляне, невольно мешая единственному человеку из нашей охраны подобраться к своему коню.
Я с ужасом перевела взгляд вперед – моя лошадь, не сбавляя темпа, петляла между густыми деревьями, и мне казалось, что мы вот-вот врежемся в одно из них. А лошадь, словно, обезумев, продолжала делать сумасшедшие виражи и прыжки через овраги. Что же могло ее так напугать? У меня ведь не было ни шпор, ни плети?
Наши спутники уже остались далеко позади, и я была в полной растерянности, понимая, что заблудилась. Поскольку никого следом не видела и не слышала других всадников. С такой скоростью мы удалялись крайне быстро. Как я не пыталась остановить лошадь, она и не думала подчиняться мне. Я надеялась, что животное скоро само остановится, но потом почувствовала, что постепенно соскальзываю с лошади. Я попыталась сесть поудобнее, но в итоге съехала еще больше. Самое страшное, что я не могла нащупать стремена. Значит, мне надо было самой спрыгнуть с лошади. Опасаясь, что полы моих юбок или плаща зацепятся за стремена, я сбросила с себя теплый плащ, оставшись в закрытом бархатном платье и меховой безрукавке. Подобрав юбки, я из последних сил старалась удержаться в седле, не решаясь на прыжок. Я медлила, пока деревья не стали расступаться, и перед глазами не появился внушительный овраг, через который лошадь явно намеревалась перескочить. «Если я сейчас не спрыгну, то точно упаду в туда», - подумала я и тут же чертыхнулась, увидев, что справа земля идет под наклоном вниз. Надо было прыгать раньше, пока склон не был таким опасным, но выбора не было. Тогда я, придерживая юбки одной рукой, напряглась всем телом и буквально заставила себя соскользнуть с лошади. Я была уверена, что сломаю шею, пока по инерции летела и кувыркалась со склона вниз. но все закончилось, когда я налетела на переплетенные корни дерева, твердые, как камень. Через мгновение болезненная темнота поглотила меня.
Глава 9. Волки в Рождественском лесу
Я пришла в сознание от какого-то внутреннего страха, и, неудивительно – небо почти стемнело. А, значит, меня ожидала ночь в лесу с волками! Все мое тело ломило от боли, и я медленно и с большим усилием подняла голову с твердого, как камень, корня. По моему виску текло что-то густое, и тогда я увидела, что лежала головой в маленькой лужице крови. Я испуганно начала ощупывать свою голову и обнаружила глубокие царапины на лбу и виске. Уже тогда мне не помешало бы наложить пару швов. Оглядевшись, я заметила, что нахожусь примерно на середине склона, а, увидев примятый кустарник пред собой, поняла, откуда у меня эти раны на голове. Тут я почувствовала, что промерзла до костей, лежа на снегу в платье, и, едва держась на ногах, решила пойти на поиски своего плаща, который сбросила во время езды. Я с отчаянием заметила, что следов моего коня уже не было видно, и метель усилилась еще больше.
Слабость настолько одолевала меня, что я с трудом прошла несколько метров и, мучаясь от болезненного головокружения, оперлась о дерево. Несколько платков я использовала, приложив к кровоточащей голове. Но мне как можно быстрее следовало уйти от моего кровавого следа под деревом, иначе волки быстро меня найдут по этому запаху.
Стиснув зубы, я продвигалась вперед по лесу в чужих владениях чужого времени. Морозный воздух отрезвлял меня, а страх заставлял забывать о боли, и вскоре я стала идти быстрым шагом. Я знала, что меня ищут в лесу, и была уверена, что обязательно найдут. О другом я просто запрещала себе думать.
Единственное, что, действительно, могло спасти меня сейчас – это нож и кинжал, которые я везде носила с собой. Жизнь в 14 веке научила меня иметь при себе оружие. И у меня всегда в правом ботинке был спрятан небольшой нож, а в корсет я помещала тот узкий кинжал, который оставил на моем теле шрамы, и которым я убила Жака и его приятеля на корабле.
Решив, что в длинных юбках мне будет неудобно спасаться от волка, я достала из корсета длинный нож, обрезала и оборвала все юбки, кроме нижней шерстяной. Теперь заодно появилось, чем перемотать мои ссадины и раны.
Темнота наступала стремительно, и, казалось, надвигалась изнутри леса, и вскоре я сама стала пробираться как хищник, очень тихо и осторожно. Вдруг справа я заметила что-то черное, и сразу же метнулась к ближайшему дереву. Я очень быстро взобралась по его ветвям, и в итоге оказалась в метрах трех над землей. Обхватив дерево обеими руками, и, неуверенно сидя на ветви, я стала вглядываться в этот неподвижный предмет. С высоты я обнаружила, что это и есть мой плащ, но спускаться с дерева мне уже не хотелось – на нем я чувствовала себя в относительной безопасности. Однако замерзшие пальцы онемели до того, что, казалось, вот-вот расцепятся сами собой. Да что там пальцы – я вся замерзла так, что хотелось плакать от холода! К своему ужасу, я обнаружила, что забралась на довольно тонкое молодое дерево, и была не уверена, сможет ли оно меня выдержать всю ночь. Я не знала – читать мне молитву или проклинать все на свете, я была в отчаянии! За каждым деревом мне мерещился волк, и как я могла спуститься в этот ад?! Но, оказалось, холод сродни голоду, из-за которого пойдешь на все. Тут я вспомнила, как мой дед Василий находился в тайге почти неделю, будучи четырнадцатилетним подростком, и всего-то с одним ножом. А у меня их было целых два! И липкий страх немного отступил от меня.
Я присмотрела большое дерево с раскидистыми широкими ветвями, которое росло в нескольких шагах от моего плаща, и спустилась на землю. Я сразу вытащила небольшой кинжал из правого ботинка на всякий случай и переложила его в левую руку, поскольку правая сильно болела. Риск был огромный, и, пересилив себя, я двинулась по направлению к моему одинокому теплому плащу. Мне так хотелось зажмуриться и добежать до своей вещи, но я не могла себе позволить даже такой роскоши, как лишний раз моргнуть или сделать неосторожный шаг. Наконец, я добралась до плаща, подхватила его в левую руку, и взглянула вперед.
