Буревестник, казалось, заурчал от удовольствия. Песня меча становилась громче, алчнее, по мере того как один за другим охотники падали замертво.

Элрик, привычный к противникам из сверхъестественных миров, стоял среди растущей груды тел, словно фермер, занятый косьбой в хороший летний день, а разделываться с теми, кто отчаянно пытался вернуться на свой корабль, он предоставлял Чарион и команде…

Затем Элрик пришел им на помощь: он вскарабкался по корабельному канату – один из охотников отчаянно пытался перебить его своей пикой, но альбинос убил охотника, прежде чем тот перебил канат. Вонзив меч глубоко в грудь врага, Элрик смотрел, как тот корчится в агонии. Охотник пытался сам добраться до каната, потом схватился обеими руками за меч, который со страстью выпивал его душу. Охотник пытался сняться с меча и броситься в темные воды, которые лежали между двумя кораблями, и Элрик, поддавшись порыву, отпустил рукоять Буревестника и с полным спокойствием смотрел, как меч и его жертва полетели вниз. Он без оружия продолжал подниматься по канату, потом, оттолкнувшись, перелетел на башню вражеского корабля и обнаружил, что это громоздкое сооружение было возведено на чрезвычайно тонком корпусе. Корабль специально предназначался для плавания по этому необычному океану. Элрик видел большие утлегари, похожие на конечности каких-то огромных водных насекомых, уходящие в темноту.

И тут из строения на палубе появились новые охотники. Все они были вооружены топориками и ухмылялись, предвидя легкую поживу. Элрик, проклиная собственную глупость, попытался найти путь к отступлению.

У охотников был вид людей, которые собираются получить наслаждение от своей работы. Первый на пробу замахнулся своим топориком. Широкое, искривленное лезвие рассекло вязкий воздух.

Они уже были готовы расправиться с альбиносом, когда тот услышал ворчание где-то у себя над головой и решил, что туда наверх незаметно пробрался ящер. Но он увидел не ящера, а огромного рычащего пса, поблескивавшего в темноте зубами, нацелившегося на горло ближайшего охотника и вмиг превратившего его в окровавленный кусок мяса. Пес торжествующе раздул ноздри, когда остальные охотники бросились прочь. В этот момент Элрика не интересовало, откуда взялся пес. Он просто поблагодарил животное и бросил взгляд на палубу – как там дела у его товарищей. Он увидел, как приканчивает противника Чарион, как она поднимает голову и издает победный клич.

Несколько оставшихся в живых охотников в слепой панике бросились к бортам, и через правый борт, шлепая губами и сверкая глазами, уже перевалился неторопливо посапывающий ящер, которого они собирались поймать. Пес исчез.

Хоргах помедлил, его тело замерло, накрыв собою часть фальшборта и некоторые люки, он вопросительно наклонил голову.

Откуда-то с этого корабля Хаоса раздался голос Гейнора – торжествующий и полный необычного возбуждения:

– Теперь можно, ящер! Теперь, мой дорогой, можешь поесть!

Позднее, когда останки охотников и их корабля догорали во мраке Тяжелого моря, когда Хоргах в своей клетке спал, похрапывая и положив огромные лапы на раздувшийся живот, а Чарион, скрестив ноги, сидела рядом с ним, словно огромная сила этой твари доставляла ей удовольствие, Элрик неторопливо пошел вдоль борта в поисках своего меча.

Он ни на мгновение не подумал, что избавился от меча, когда выпустил его из рук и тот вместе с жертвой упал за борт. В прошлом каждый раз, когда он пытался избавиться от Буревестника, тот непременно возвращался к нему. Теперь он корил себя за глупость. Меч ему скоро понадобится. В волнении он продолжал свои поиски, спрашивая себя, уж не похищен ли его меч какой-нибудь сверхъестественной силой.

Он искал повсюду на корабле. Он знал, что этот клинок не желает с ним расставаться. Он с полным на то основанием ожидал возвращения меча. Но пропали и ножны, что наводило его на мысли о краже. Он искал также и пса, который пришел к нему на помощь и так неожиданно исчез. У кого на борту мог быть такой пес? Или он принадлежал охотникам и, как и ящер, отомстил своим угнетателям?

Проходя над каютой под носовой палубой, он услыхал знакомые звуки. Они доносились из каюты Гейнора – низкие характерные стоны. Он удивился и встревожился еще больше, подумав о силе, которой владеет Проклятый принц. Ни один смертный не мог взять в руки этот обнаженный меч и остаться в живых, в особенности после того, как клинок напитался душами.

Элрик тихонько подошел к двери Гейнора. Теперь из каюты не доносилось ни звука.

Дверь была не заперта. Гейнор не боялся покушений на свою жизнь со стороны смертных.

Элрик помедлил немного, а потом распахнул дверь, из-за которой на него внезапно хлынул яркий свет, раздались визг и шипение, а потом перед ним встал Гейнор, поправляющий свой шлем облаченной в металлическую рукавицу рукой. В другой руке он держал рунный меч. Руны на клинке вибрировали и постанывали, словно сам меч осознавал невероятность происходящего. Элрик обратил внимание, что Гейнор дрожит, что ему пришлось второй рукой взяться за эфес меча, чтобы удержать оружие, хотя его поза и оставалась небрежной.

Элрик протянул раскрытую ладонь к мечу.

– Даже ты, Проклятый принц, не смог безнаказанно овладеть моим рунным мечом. Разве ты не понимаешь, что мы с этим клинком едины? И что у нас есть и другая родня, которую мы при необходимости можем призвать на помощь, когда это нужно? Неужели тебе ничего не известно о свойствах этого боевого меча?

– Только то, что говорится в легендах, – вздохнул в своем шлеме Гейнор. – Я бы хотел сам испытать его. Не одолжишь ли ты мне свой меч, принц Элрик?

– Мне легче было бы одолжить тебе руку или ногу. Верни мне его.

Гейнор явно не желал отдавать оружие. Он рассматривал руны, взвешивал меч в руках. Наконец он поднял меч двумя облаченными в сталь руками.

– Я не боюсь, что этот меч убьет меня, Элрик.

– Вряд ли у него есть силы, чтобы тебя убить, Гейнор. А ты бы хотел, чтобы он сделал это? Он может взять твою душу. Это могло бы изменить тебя. Но я сомневаюсь, что он выполнит твое желание.

Прежде чем отдать меч, Гейнор положил стальной палец на клинок.

– Может быть, он наделен силой противоравновесия?

– Я не слыхал о такой силе, – сказал Элрик. Он повесил ножны на свой пояс.

– Говорят, что эта сила превосходит даже возможности Владык Высших Миров. Она опаснее, она более жестокая и более эффективная, чем все известное в мультивселенной. Говорят, что сила противоравновесия способна одним ударом изменить саму природу мультивселенной.

– Я только знаю, что нас – этот меч и меня – соединил рок, – сказал Элрик. – Наши судьбы едины. – Он оглядел почти пустую каюту Гейнора. – Я не испытываю никакого интереса к устройству космоса, принц Гейнор. Мои желания гораздо менее амбициозны, чем у большинства известных мне людей. Мне только нужно найти ответы на некоторые вопросы, что я задаю себе. Я бы с удовольствием освободился от всех Владык Высших Миров и их претензий. Даже от самого Равновесия.

Гейнор отвернулся от него.

– Ты странное существо, Элрик из Мелнибонэ. Мне кажется, ты не годишься для того, чтобы служить Хаосу.

– Я много для чего не гожусь, – сказал Элрик. – А служение Хаосу – это всего лишь наша семейная традиция.

Шлем Гейнора снова повернулся и задумчиво уставился на Элрика.

– Ты полагаешь, что можно полностью уничтожить Закон и Хаос – изгнать их напрочь из мультивселенной?

– В этом я не уверен. Но я слышал, что есть места, где ни Закон, ни Хаос не имеют власти. – Элрик был осторожен и не стал упоминать Танелорн. – Я слышал о мирах, где Равновесие правит единовластно…

– Мне тоже известны такие миры. Я сам когда-то жил в таком… – Стальной шлем задрожал, и из-под него раздался пугающий смешок. Потом последовала пауза – Проклятый принц медленно перешел в дальний угол каюты и встал перед иллюминатором.

Последние слова он произнес с такой невыносимой яростью, что Элрик, совершенно к этому не готовый, отшатнулся, словно от удара – словно холодная сталь коснулась его души.