Он принялся представлять разных людей с необычно звучащими именами, странным выговором и неестественным цветом кожи. Уэлдрейк глядел на них с ужасом – словно их внешний вид был ему знаком.

– Похоже на Общество изящных искусств Патни, – пробормотал он. – А может, и того хуже – на Коллегию поэтоведов в Сурбитоне. Я с большой неохотой посещал то и другое. И еще много им подобных собраний. В Илкли, помнится, было худшее.

Он погрузился в мрачное созерцание этой картины, с улыбкой, не более убедительной, чем улыбка альбиноса, слушая имена, пользующиеся здесь известностью. Наконец он задрал свой острый нос к небесам, на которых все еще висели дождевые тучи, и начал в качестве самозащиты декламировать что-то себе под нос. Но его тут же окружили зеленые, черные и алые костюмы, шуршащая парча и романтические кружева, источавшие ароматы сотен садовых цветов и трав – цыганская пишущая братия – и унесли его прочь.

У Розы и Элрика тоже появились свои временные почитатели. Несомненно, они попали в состоятельную деревню, жаждавшую новизны.

– Мы здесь, в Троллоне, космополиты. Как и большинство поселений диддикайимов – ха-ха! – наши деревни почти целиком населены чужаками. Да что там говорить, я ведь и сама чужак. Из другого, видите ли, мира. Если хотите знать, из Хеешигроуинааза. Вам знакомо это название?.. – Размалеванная женщина средних лет в замысловатом парике взяла Элрика под руку. – Меня зовут Парафа Фоз, а мужа, конечно же, Баррибан Фоз. Я тебя не утомила?

– У меня такое чувство, – вполголоса сказала Роза, на которую тоже наседала толпа поклонников, – что это самое трудное наше испытание…

Но Элрику показалось, что она получает от этого удовольствие, в особенности от выражения, которое застыло на его лице.

И он с иронией склонился перед неизбежностью.

Затем последовало несколько ритуалов посвящения, с которыми Элрик не был знаком. Но Уэлдрейк этого страшился, поскольку ему-то они были известны слишком хорошо. Роза приняла их так, будто когда-то прежде была знакома с ними гораздо лучше.

Была подана еда, произносились речи, устраивались представления и экскурсии в старейшие и необычнейшие части деревни, читались небольшие лекции о ее истории и архитектуре, о том, как замечательно она была восстановлена.

Наконец Элрику, которому не давали покоя мысли о похищенной душе его отца, стало невмоготу. Он всем сердцем желал, чтобы все эти люди превратились в нечто ему понятное и знакомое, с чем ему легче иметь дело, например в скачущих, скользких, слюнявых демонов Хаоса или в какого-нибудь безрассудного полубога. Подчас ему очень хотелось вытащить свой меч, чтобы пресечь эту болтовню, замешанную на предрассудках, невежестве, снобизме и предвзятости, чтобы заставить замолчать эти громкие, надменные голоса, настолько уверенные в увиденном и прочитанном ими, что они даже прониклись убеждением в собственной неоспоримой и неуязвимой власти над реальностью…

И все это время Элрик думал и о тех несчастных внизу, что, напрягаясь из последних сил, непрестанно, дюйм за дюймом, двигают эту деревню вместе со всеми другими свободными цыганскими деревнями вокруг мира.

Элрику привычнее было добывать требовавшуюся ему информацию с помощью пытки, а потому он предоставил Розе выведать то, что ей удастся, и наконец, когда они остались вдвоем – Уэлдрейк был взят в качестве трофея на какой-то званый обед, – она позволила себе расслабиться. Им были предоставлены соседние комнаты в лучшей, как их заверили, гостинице деревень второго ряда. Завтра, сказали им, им покажут апартаменты, которые будут предоставлены в их постоянное пользование.

– Думаю, первый день мы провели неплохо, – сказала она, усевшись на сундук и снимая сапоги из оленьей кожи. – Они сочли нас занятными, а потому нам сохранили жизни, мы пользуемся относительной свободой, а самое, на мой взгляд, главное, это то, что нам оставили оружие…

– Значит, ты им совершенно не веришь? – Альбинос с любопытством поглядел на Розу; она встряхнула светло-рыжими волосами и стянула с себя куртку, под которой оказалась темно-желтая блуза. – Я таких, как они, прежде никогда не встречал.

– Если не считать, что они собрались сюда со всех концов света, то они мало чем отличаются от тех, которых я оставила давным-давно. Это тот самый тип людей, с каким бедняга Уэлдрейк хотел бы больше никогда не встречаться. Сестры добрались до народа цыган за неделю до нас. Женщина, которая мне об этом сказала, узнала эту новость от своей знакомой из соседней деревни. Но сестер приняла деревня первого ряда.

– И мы сможем их там найти? – Элрик испытал такое облегчение, что только сейчас понял всю меру своего отчаяния.

– Это будет не очень-то легко. У нас нет приглашения посетить ту деревню. Нужно соблюсти определенные формальности, прежде чем мы получим такое приглашение. Но еще я узнала, что Гейнор, о котором ты говорил, тоже здесь, хотя он исчез почти сразу же, как появился, и никто не знает, где он находится.

– А он не ушел отсюда?

– Кажется, это не так-то легко сделать. Даже для таких, как Гейнор. – В ее голосе была слышна изрядная доля горечи.

– Это запрещено?

– Ничто не запрещено в народе цыган, – иронически сказала она. – Если только это не влечет за собой какие-либо перемены.

– А почему убили мальчика?

– Они мне сказали, что это им неизвестно. Они сказали, что, может быть, я ошиблась. На их взгляд, говорят они, это отвратительно – разглядывать груды мусора и думать, что в них кто-то скрывается. Короче говоря, послушать их, так никто никакого мальчика и не убивал.

– И тем не менее он пытался бежать. Мы с тобой это видели. От чего он хотел убежать?

– Они нам об этом не скажут, принц Элрик. Похоже, тут есть темы, говорить на которые считается дурным тоном. Такое наблюдается во многих обществах – там темы, затрагивающие основы их существования, находятся под строжайшим запретом. Что это за страх такой перед реальным миром, преследующий душу человека?

– В настоящий момент я не ищу ответа на такие вопросы, – сказал Элрик, которого после всей сегодняшней болтовни даже размышления Розы выводили из себя. – Я считаю, что мы должны покинуть Троллон и найти деревню, которая приняла сестер. Они знают название этой деревни?

– Дунтроллин. Странно, что сестер приняли туда. Эта деревня, насколько я поняла, – что-то вроде военного ордена, призванного защищать дорогу и путников на ней. Народ цыган включает тысячи таких подвижных округов, и у каждого своя функция в этом едином целом. Кто-то мог бы это счесть воплощенной мечтой демократического совершенства.

– Если бы не те несчастные внизу, – сказал Элрик, которому не давала покоя мысль о том, что, пока он здесь собирается отдохнуть, огромная платформа, на которой существует все это, движется вперед усилиями изможденных мужчин, женщин и детей.

Спал он в ту ночь плохо, хотя привычные ночные кошмары и не преследовали его. И он был благодарен судьбе за эту малую толику милосердия.

Завтракали они в общем зале, свободном от каких бы то ни было простолюдинов. Обслуживали их молодые женщины в крестьянских платьях, которые ничуть не тяготились своей работой, а действовали как играющие дети. Трое друзей снова делились теми крохами сведений, которые им удалось выяснить.

– Они постоянно находятся в движении, – сказал Уэлдрейк, – Одна мысль об остановке кажется им ужасной. Они полагают, что все их общество погибнет, если этот огромный караван остановится. И потому кххои полой, так они называют здесь рабочую силу, двигают эти платформы вперед с помощью или без помощи лошадей. Толпа, идущая по дороге, состоит из должников, бродяг, банкротов и нарушителей порядка. Это, так сказать, среднее звено изгоев общества, чьи проступки не привели к серьезным последствиям. Все боятся того, что им придется присоединиться к тем, кто двигает платформы, а значит, потерять свой статус и какую-либо возможность его восстановить. Их этика и законы построены, так сказать, на фундаменте постоянного движения. Мальчик, насколько я понимаю, хотел остановиться, а в таких ситуациях действует одно правило: иди или умри. И всегда двигайся вперед. Я жил в эпоху Глорианы, Виктории и Елизаветы, но я нигде не встречал таких поразительных и своеобразных лицемеров.