Из этого материала очень хорошо видно, что Власов говорит штампами геббельсовской пропаганды. В его речах, окрашенных манией величия (это было добавлено явно самостоятельно. — Б. К), присутствует всё: и жиды, управляющие Россией, и Сталин, который борется «за интересы интернациональной жидовской клики», так как «большевизм заключил союз с англо-американскими капиталистами». Власов обещает всё и всем, призывая русское население «бороться в союзе с великой и культурной Германией».
Хотя власовцы пытались создать иллюзию, что их организация имеет широко разветвленную боевую и пропагандистскую сеть на всей территории Советского Союза, реально она могла действовать лишь на оккупированной территории, проводя свои акции в отношении советского подполья. На силы сопротивления пытались воздействовать по двум направлениям пропаганды: экономическому и нравственно-политическому.
Подпольщиков коллаборационистская печать убеждала в том, что пока они воюют за якобы правое дело, их жены и дети голодают. При этом «завмаги и политруки имеют положительно всё, вдобавок ваших жен». Им также пытались доказать, что «весь русский народ, кроме замкнутой частицы в районе ваших боевых действий, уже объединился с германской армией и победа будет за ним». Поэтому, говорилось во власовских прокламациях, «нужно понять, что так называемая партизанская борьба велась и ведется не за дело русского народа, а против него».[436]
Советским диверсантам внушалась мысль о том, что когда они воевали с иностранными солдатами, у советского руководства как будто было основание говорить им, что они ведут борьбу против захватчиков русской земли. Теперь же они сталкиваются с подразделениями Русской Освободительной армии, которая является защитницей интересов русского народа, а не одних евреев и коммунистов. Бойцов сопротивления призывали переходить на сторону РОА, в противном же случае «они будут прокляты всем народом за те страдания, которые принес России Сталин и его большевизм».
Реакция советской стороны на этот комплекс пропагандистских материалов была весьма болезненной. Только этим можно объяснить опубликование листовки «К русским людям, обманутым немцами». (По некоторым источникам, ее текст был написан И. В. Сталиным и Л. 3. Мехлисом[437]). В ней Власов обвинялся в том, что он в 1937–1938 годах был активным участником контрреволюционных троцкистских организаций и вместе с другими врагами народа пытался погубить родину. Далее из текста следует, что его неоднократно прощали и даже повышали в должности. Летом 1941 года под Киевом он сдался немцам в плен и завербовался к ним «как шпион и провокатор». После этого он вернулся в расположение Красной армии и получил возможность со стороны советского командования «доказать свою невиновность». Власов последовательно сдал немцам свои армии под Киевом, Москвой и Ленинградом, после чего окончательно перебежал к своим хозяевам летом 1942 года.
Подобные публикации вызывали недоверие у русского населения на оккупированных территориях. Нацистские и власовские пропагандисты предприняли ряд шагов для закрепления этой реакции. Были отпечатаны листовки, факсимильно воспроизводившие те номера советской «Правды» и «Красной звезды» за 1941–1942 годы, где генерал Власов в числе других назывался одним из героев московской битвы.
Усиленная пропаганда власовского движения осуществлялась для привлечения на его сторону как можно большего числа людей. При этом средства немецкой пропаганды пытались убедить общественное мнение в том, что в течение нескольких месяцев к Власову пришло более миллиона человек. Так, радиостанция «Лахти» в своей программе от 21 мая 1943 года сообщила, что численность РОА достигает 750 тысяч человек. А уже 10 июля того же года утверждалось, что «на территории, освобожденной от большевиков России, создана миллионная Русская Освободительная армия».[438] К сожалению, последняя цифра и по сей день время от времени приводится в работах некоторых недобросовестных историков.
Но в целом идеологическая атака нацистов и их союзников, несмотря на определенные ошибки советской пропаганды, не достигла своей цели. В 1943 году вся инициатива была в руках советской стороны.
Активная боевая и массово-разъяснительная пропаганда среди населения убеждала людей в том, что Советский Союз ведет справедливую борьбу и советский народ победит в этой войне. Разоблачались заверения немецких пропагандистов в непобедимости Вермахта, прочности его завоеваний. Жителям убедительно доказывали, что немецкая оккупация — явление временное и Красная армия скоро освободит всю территорию страны.
Процесс реорганизации нацистских пропагандистских служб совпал с успешным наступлением Красной армии под Орлом и Белгородом. В сентябре 1943 года был освобожден Смоленск. Параллельно с этим подпольные соединения Северо-Запада РСФСР под руководством Ленинградского штаба партизанского движения летом — осенью 1943 года активизировали свою деятельность. В этих условиях работа нацистских пропагандистов, которые теперь пытались внушить населению, что они являются подразделением Русской Освободительной армии, могла вестись лишь в самых крупных населенных пунктах — городах Пскове, Луге, Дно. Юго-Восточные районы области, где силы советского сопротивления были наиболее сильны, оказались полностью очищены от оккупационных пропагандистских служб.
Во второй половине 1943 года коллаборационистская печать оказалась доступной лишь для жителей тех населенных пунктов, где находились нацистские гарнизоны. Недостаток информации с мест газеты компенсировали перепечатками сводок германского командования, своими комментариями этих сводок, а также регулярными публикациями русской классики. Иногда рассказы А. П. Чехова, И. С. Тургенева, стихотворения А. С. Пушкина занимали до двух полос из четырех.
Подобную подборку мождо объяснить не только декларированной любовью власовцев к национальному наследию, но и катастрофическим положением нацистов на фронте и в тылу. Кроме этого, нужно учитывать тот факт, что советские диверсанты полностью разрушили связь редакций этих изданий со своими корреспондентами на местах. Вместо какой-либо информации, интересующей коллаборационистов, им присылались из районов советские листовки и письма нецензурного содержания.[439]
На страницах коллаборационистской прессы все чаще стали появляться откровенные фальсификации. Так, газета «Новый путь» уверяла своих читателей в том, что одним из наиболее активных пропагандистов в Советском Союзе якобы стал прощенный Сталиным Карл Радек.[440]
Из газеты «Новый путь»:
Предатель снова действует
В последних номерах московской «Правды» красуется под гнусными статьями забытая за последние годы подпись К. Радек. Оказывается, что в поисках союзников Сталин привлекает в свой агитпроп, как в Ноев ковчег, парами чистых и нечистых животных.
Если выступление в качестве агитатора большевизма престарелого митрополита Сергия (Старгородского) расценивается православной паствой как беспримерное «падение праведника», то появление на сцене обезьяноподобной фигуры К. Радека, развязно выскочившего из политизолятора после 5-летнего заключения в редакцию «Правды», не удивляет внимательных исследователей большевизма.
Один вдумчивый и принципиальный иностранец, долго живший в Москве, верно заметил: «В Радеке воплощена вся сущность иудейства». Это очень точное замечание: по Радеку можно изучать иудаизм в отвратительных изгибах психологии.
Местечковый иудей Зобельзон, бежавший из Галиции в Германию от явки к отбыванию воинской повинности, нашел пристанище в социал-демократических кружках; бойкое перо доставляет ему известность, которая возросла при скандальном инциденте.
Один его партийный товарищ уличает юного журналиста в краже осеннего пальто. Зобельзон на «товарищеском суде» остроумно защищает себя каламбурами: для коммуниста, не имеющего пальто, не грех в осеннюю пору стащить у более обеспеченного однопартийца его пальто, раз товарищи не догадались одеть его на зиму. Спор о краже пальто был поднят на принципиальную высоту, и вор заявил, что свою кражу, давшую ему успех, он увековечит в литературном псевдониме, который останется в истории, а пострадавший собственник пальто будет забыт. «К. Радек» — от русского глагола «красть» — действительно приобрел известность.
После ряда темных похождений Радек появляется в Москве в годы октябрьской революции, а оттуда отправляется на подпольную работу в Германию, но быстро попадает в тюрьму Моабит. Оттуда в порядке обмена он возвращается в Москву и является одним из основателей третьего интернационала; вместе с Апельбаумом-Зиновьевым, Фрейтагом Пятницким и Пиккелем он руководит подпольной работой всех коммунистических партий мира. Однако в 1924 году он просчитался, выступив в качестве зачинщика «заявления 42-х» в Коминтерн с жалобами на Сталина; в качестве соратника Троцкого он потерпел поражение и испытал горькую судьбу обанкротившихся оппозиционеров. В продолжение ряда лет он кается перед Сталиным униженно и подло и снова выплывает в качестве журналиста. Несмотря на его лесть и унижение, ему не доверяют. В 1936 году он попадает в тюрьму, где пытается на допросах резко отмежеваться от всех своих друзей. Он подло топит всех, наговаривает как в ходе допросов, так и на «показательном процессе» троцкистского «параллельного центра» в январе 1937 года.
Однако жизнь ему надо купить ценой оговора Бухарина. Он выступает на суде с сенсационным заявлением, обвиняя с обезьяньими ужимками Бухарина в государственной измене и шпионаже, при этом лицемерно уверяет, что ему тяжело оговаривать своего многолетнего друга.
После оглашения судом смертного приговора всем участникам процесса, кроме двух иудеев, Радека и Бриллиант-Сокольникова, и двух проходимцев, Строилова и Арнольда, Радек с обезьяньей ужимкой посылает прощальный привет смертникам: он со смехом прощается с ними. Иудейский писатель Лион Фейхтвангер в своей книге «Москва в 1937 году» недоумевает, как психологически объяснить этот циничный смех Радека? Мне объяснение кажется простым: негодяй смеется, что обрек их на смерть, а сам купил свою гаденькую жизнь, уготовив казнь своему лучшему, по его же словам, другу — Бухарину.
Таков «новый» советский журналист — новый рупор Сталина. Его появление на страницах печати — лучшее доказательство сталинского трюка с роспуском коминтерна: распуская коминтерн, Сталин выдвигает на страницы печати самого гнусного из его основателей и многолетних работников.
Советскому читателю, которого пытается убедить в истине сталинской пропаганды воскресший Карл Радек, можно дать простой совет, которым Пушкин закончил свою эпиграмму «Жив Курилка».
«Как угасить вонючую лучину?
Как уморить Курилку моего?
Дай мне совет.
Да плюнуть на него!»
[Без автора]
