Я не хочу, чтобы она это делала.

Это сущая пытка, из-за того, как ее глаза рассматривают меня, во мне восстает мужчина.

Ей нравится это? Она все еще находит меня таким же привлекательным, какой я считаю ее?

Черт меня подери. Ее глаза говорят мне, что это так. Даже когда она отрывает взгляд менее чем через четыре секунды, там есть заметная заинтересованность, и это сводит меня с ума.

— Ты выглядишь довольно неплохо. Держишь себя в форме?

— Ага, — говорю я и слышу, какой охрипший у меня голос. Радость, потребность, страх... все это проносится по моим венам, до чертиков сбивая меня с толку. Я все еще увлечен ею. Она до сих пор привлекает меня. Мне чертовски нравится это.

Нас никогда не сможет существовать, мы не сможем нежиться в этом влечении, и это худшая из ошибок, которую я, быть может, совершил.

— Что происходит у первокурсников?

Я пытаюсь не думать о том факте, что она возвращается к разглядыванию моего тела, что мне достаточно тяжело не заметить.

— Я много занимаюсь.

— Почему это?

Чтобы я мог забыть тебя. Я хочу пошутить и сказать, что это привлекает девочек, но это Кира, а не какие-то парни.

— Мне нужно избавиться от кое-чего, и иногда лучший способ — это беговая дорожка, поднятие тяжестей или бокс.

— Разве секс — не проще?

Я съеживаюсь от яда в ее голосе и того, как сужаются ее глаза. Она более чем в двухстах милях, и после того, что случилось, я знаю, что должен быть честным. Потому что она необходима в моей жизни, даже если это просто дерзкая девчонка на экране компьютера.

— Тренировки помогают мне твердо мыслить о том, что я хочу держать под контролем, держат меня в узде, поэтому мне не нужно искать удовлетворения в сексе.

— Чего же ты хочешь так сильно, что тебе приходится сдерживаться?

Я смотрю в ее глаза, моя грудная клетка сжимается, потом я смотрю в камеру.

— Тебя.

Она моргает, ее рот раскрывается, прежде чем захлопнуться.

— Я уже слышала эту ложь.

— Это не было ложью.

— Нет? — Она садится прямее. — Тогда что это была за чушь о том, что ты хочешь только меня, а потом двумя днями позже трахаешь Джен?

— Ты помнишь, что произошло в тот день?

— Конечно же, я помню!

Я не могу оторвать от нее взгляд, вспоминая тот день, и задумываюсь, как бы вышло, если бы наши родители не изгадили все.

— Мир взорвался... словно Армагеддон.

Она закатывает глаза.

— Да, я помню, мудак.

— В одно мгновение я счастлив, а в другое — ты становишься моей сводной сестрой.

— И тогда ты побежал к Джен.

Я качаю головой, мой голос понижается до шепота.

— Нет, я принял самое сложное решение в жизни.

— Для меня это не казалось таким уж сложным. Ты уехал и оставил меня стоять на вашей лужайке перед домом.

— В гостиной я был в шаге от того, чтобы схватить тебя и сбежать.

Ее глаза расширяются.

— Ч...Что?

— Я хотел этого так сильно, но голос Райана звучал в голове. Куда мы пойдем? Пятнадцатилетняя и семнадцатилетний, почти восемнадцатилетний? Это романтично, но...

— Зачем ты говоришь мне все это? — шепчет она, глядя в сторону.

— Потому что я скучаю по тебе, Кира. Я хочу вернуть свою лучшую подругу.

Ее карие глаза расширяются и снова смотрят в мою сторону. Они такие красивые, отражающие ту же ранимость, что гложет меня глубоко внутри. Мне приходится сжать пальцы в кулаки, чтобы остановить себя от того, чтобы потянуться вперед и погладить экран.

Господи, что я делаю, открывая эту дверь снова? Я едва контролирую себя, когда не разговариваю с ней, и теперь прошу вернуть все, как было раньше?

Но я скучаю по ней. Слишком сильно, чтобы жить без чего-то. Всего. Она была одной из самых важных людей в моей жизни более девяти лет.

Более чем важная. Она необходимая. Везде.

Она не станет моей девушкой, но, черт меня побери, если я не найду способ вернуть мою лучшую подругу.

— Брайден, я... просто не знаю.

— Кира, пожалуйста. — Сейчас я умоляю, и мне плевать на то, что я делаю. Мне необходимо это.

Ее брови сходятся на переносице, я вижу в ее глазах быструю вспышку ярости.

— Это больно, понятно? Неправильно. Я не знаю, смогу ли пройти через это.

Я разрываюсь настолько, насколько это возможно, практически пополам, чувствуя, что мои внутренности словно вываливаются из меня. Я могу справиться с болью. Могу справиться со всем. Но не когда это касается ее. Она ранит меня больше, чем кто-либо в мире... знаю, что я обидел ее в десять раз хуже. Я на грани того, чтобы встать на колени и умолять.

Дерьмо. Я такой слабак, когда дело касается ее, и худшая часть в этом — мне действительно не все равно. Полгода без общения с ней довели меня до этого.

Кира должна видеть что-то на моем лице... возможно, отчаяние, которое я чувствую... потому что она наконец испытывает жалость ко мне. Пожимая плечами, она говорит:

— Мы поговорим, ладно? Просто... примем это. Посмотрим, что получится. — Она снова смотрит в сторону, и мне чертовски хочется закричать от этой неловкости, что все еще есть между нами.

Вместо этого я киваю.

— Разговор. Ладно.

Тишина.

Я прочищаю горло.

— Наслаждалась Рождеством?

Вновь тишина.

— Ты получила мой подарок? — пробую я снова. Я знаю, что она получила его, но сейчас хочу услышать это от нее.

Ее щеки розовеют, и она сжимает губы. На мгновение я уверен, что она снова мне не ответит. Потом...

— Да. Я получила его.

— Тебе понравилось?

Я забегаю вперед, беспокоюсь за ее ответ, мое сердце останавливается, пока я жду.

Она не смотрит в камеру, лишь вниз, словно пытается решить. Экран дергается, когда она поворачивает компьютер, и тогда я вижу это.

Висит на стене, рядом с ее кроватью, узнаваемое изображение того, как моряк целует медсестру на Таймс-сквер.

Дыхание покидает меня.

Кира поворачивает экран в свою сторону, и я вижу, как покраснело ее лицо. Мы ничего не говорим. Тут ничего не скажешь.

Ей настолько понравился мой подарок, что она не просто повесила его в своей комнате рядом со своей кроватью, но и отдала ему видное место, где всегда будет смотреть на него.

Думаю, мы оба знаем, почему я выбрал именно эту особенную картину.

И с этим ничего не сделать, она словно одержима Второй мировой войной.

— Спасибо, — шепчу я.

Ее брови сходятся на переносице.

— За что?

— За то, что дала мне надежду, что я не окончательно потерял тебя.

Она ничего не говорит, снова сжимает губы, словно так много хочет сказать, но не позволяет себе этого произнести.

— Мне... мне нужно идти.

Так или иначе, но я знал, что это произойдет. Мое первое побуждение — найти предлог, чтобы удержать ее на связи, но я немного зол из-за этого и снова киваю.

— Ладно. У тебя есть мой новый номер? — Я отключился от контрактного номера мамы и отца, когда он женился, но мы с Кирой не общались некоторое время, поэтому я не смог ей его оставить. Я быстро пишу его в чате. — Напиши мне, чтобы мы могли убедиться, что он верный. — Она медлит, почти впиваясь взглядом в нижнюю часть экрана, где написан мой номер.

— Кира...

— Хорошо, — ворчит она скорее самой себе, чем мне. Я вижу, как она берет свой телефон и начинает набирать. Мой телефон секунду спустя трезвонит о входящем сообщении, и я широко ей улыбаюсь.

Она закатывает глаза.

Из-за этого, конечно же, я улыбаюсь еще шире, и в очередной раз это так похоже на то, что было раньше, что у меня голова кружится от облегчения.

— Мне действительно нужно идти.

Я уже сохраняю ее номер у себя в телефоне.

— Ладно. — Все еще улыбаюсь как слабоумный.

Она еще секунду смотрит на меня, потом бормочет «пока», прежде чем закончить звонок.

Я смотрю на телефон, на ее номер, знаю, что я идиот, такое чувство, словно я только что выиграл миллион долларов.