Но ее поиском занималась не военная, а судебная власть. А генерал Дитерихс не руководил работой судебного следователя, и он не мог ей руководить, хотя бы по той простой причине, что дело следователя, как его совершенно точно определил великий Достоевский, есть свободное творчество.

В основе этого судебного расследования лежит закон, совесть судьи и требования правовой науки.

Убийство членов Императорской семьи и некоторых других лиц, казненных вместе с ними, – вот объект моего расследования.

Как реальный факт, оно было осуществлено в определенном пространстве и времени. Исходя из особого статуса жертв, чтобы был полностью понятен характер этого преступления, необходимо изучить события, тому предшествовавшие. В начале февральского мятежа Император пребывал в Могилеве, где находилась ставка. Императрица и дети были в Царском Селе. Сопоставляя показания свидетелей, генерала Дубенского[18], находившегося в те дни при ставке, и генерала Лукомского[19], занимавшего тогда пост генерал-квартирмейстера главнокомандующего, а также воспоминания и документы, опубликованные последним в «Архиве русской революции» (тома 2 и 3, издательство «Слово», Берлин), представляется возможным констатировать следующее:

8 марта 1917 года Царь отбыл из Царского Села в ставку, куда прибыл днем 9 марта.

10 марта в ставке была получена телеграмма военного министра Беляева, извещавшая о том, что на заводах в Петрограде объявлена всеобщая забастовка, и что среди рабочих из-за недостатка продовольствия начались беспорядки.

В тот же день от Беляева пришла вторая телеграмма о том, что рабочие вышли на улицу, и это движение разрастается. Обе телеграммы Беляев сопровождал уверениями, что никакой серьезной опасности нет, и что 11 марта с беспорядками будет покончено.

11 марта Беляев и командующий петроградским военным округом генерал Хабалов телеграфировали, что в некоторых войсковых частях имели место отказы применять оружие против рабочих, к которым присоединилась чернь. Беляев вновь продолжил убеждать царя, что приняты все меры к прекращению беспорядков. Генерал Хабалов, напротив, просил прислать подкрепления, указывая на ненадежность петроградского гарнизона.

В тот же день пришла первая телеграмма от председателя Государственной Думы Родзянко, и он сообщил, что солдаты начинают арестовывать офицеров и переходить на сторону рабочих и черни, и что необходимо прибытие надежных частей.

Вечером того же дня и утром 12 марта были получены две телеграммы на имя Императора от Родзянко. Они были весьма тревожны. В них говорилось, что единственная возможность восстановления порядка заключается в издании манифеста об ответственности министров перед Государственной Думой, в отправке в отставку всех действующих министров и сформировании нового кабинета лицом, пользующимся единодушным доверием.

12 марта, около полудня, генерал Алексеев был вызван по телефону великим князем Михаилом Александровичем. Он подтвердил новости, сообщенные Родзянко, поддержал необходимость указанных им мер и назвал князя Львова и Родзянко в качестве людей, которым следовало бы поручить формирование нового кабинета.

Алексеев тут же передал Императору свой разговор с великим князем. После этого была получена новая телеграмма от председателя Совета Министров князя Голицына. Она была аналогична указаниям Родзянко и великого князя Михаила Александровича. В ней добавлялось также, что нахождение у власти Протопопова вызывает всеобщее недовольство. Эта телеграмма была передана Алексеевым лично Императору. В результате сообщений Беляева, Хабалова и Родзянко, Алексеев по повелению Императора телеграфировал главнокомандующим Северного и Западного фронтов, чтобы они приготовили к отправлению в Петроград некоторые воинские части, а генерал-адъютанту Иванову было предписано прибыть в Петроград и подавить мятеж.

По итогам доклада Алексеева о разговоре с великим князем Михаилом Александровичем, Император приказал генералу ответить великому князю, что он благодарит его за советы, но что он сам знает, что ему делать.

По поводу телеграммы князя Голицына Император сказал Алексееву, что ответит ему лично.

Через два часа генерал Лукомский получил от Императора телеграмму, написанную от руки и адресованную князю Голицыну, и в ней говорилось, что он, исходя из сложившейся ситуации, не находит возможным производить какие-либо перемены в составе Совета Министров и требует подавления революционного движения и бунта среди солдат.

После тщетных усилий со стороны Алексеева склонить Императора к уступкам, на которые указывали Родзянко, великий князь Михаил Александрович и князь Голицын, была отправлена телеграмма. Генерал Лукомский утверждает, что между получением телеграммы от князя Голицына и тем, когда Император ему ответил, он более часа разговаривал по телефону.

Ставка была связана телефонной линией с Петроградом и Царским Селом.

В связи с тем, что Император послал телеграмму председателю Совета Министров, все решили, что Император разговаривал с Императрицей.

Указывая на эти факты, генерал Лукомский признал, что в эти дни 10 и 11 марта в ставке не придавали серьезного значения событиям в Петрограде. Генерал Дубенский, имевший в эти дни возможность видеть Императора, заявил, что «он был безмятежен и ничем не проявлял даже тени беспокойства».

Из показаний полковника Энгельгарда, первого председателя революционного штаба Государственной Думы, опрошенного мной в Париже 12 апреля 1921 года, следует, что с 12 марта 1917 года смута в Петрограде уже приняла организованный характер. В тот день, между тремя и пятью часами дня, возник «Комитет Государственной Думы», а в нем – «Военная Комиссия», председателем которой в первые дни он и стал.

Ранним утром 13 марта Император покинул ставку и отбыл в Царское Село, следуя по маршруту Могилев – Орша – Смоленск – Лихославль – Бологое – Тосна. Перед его поездом шел свитский поезд – на расстоянии часа езды от него. В пути в свитском поезде стало известно, что в Петрограде появилась революционная власть, и ею отдан приказ направить поезд Императора не в Царское Село, а в Петроград. Об этом было доложено Императору, и тот распорядился продолжать двигаться в Царское Село. Но потом выяснилось, что узловые пункты Любань и Тосна захвачены революционными войсками. Император принял решение ехать в Псков.

Там 15 марта имело место отречение. 16 марта, поздно вечером, Император возвратился в Могилев, куда на следующий день приехала Императрица Мария Фёдоровна.

Пребывая в Могилеве, Император принял отставку всех офицеров и солдат генерального штаба, а 21 марта он направил прощальное обращение к русской армии, собственноручно написанное им 20 марта.

Цель моего специального расследования обязывает меня привести его текст полностью:

«В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения моего за себя и за сына моего от престола Российского, власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжении двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает о мире, кто желает его – тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайте ваших начальников.