— Мне кажется, что заключительный монолог Катарины полон иронии. Она развлекается сама и развлекает мужа. Льстит его эго, зная, что когда они останутся вдвоем, ситуация тут же изменится. Такая женщина никогда не подчинится полностью, Люциус. Да и сомневаюсь, что Петруччо нужна от нее полная покорность, ему самому нравятся их пикировки, я уверена в этом.

— Милая, может, оно так и есть, но эту точку зрения легко принять в наши дни. Не думаю, что шекспировская аудитория видела этот сюжет подобным образом.

— Ну, может быть. Шекспир тем и прекрасен, что актуален во все времена.

— По крайней мере, теперь я знаю, что мне делать с тобой, когда ты…

— Когда я что?

— «Коварна, раздражительна, угрюма и кисла, и не послушна доброй моей воле», — Малфой озорно приподнял бровь.

Гермиона засмеялась, услышав, как точно он процитировал пьесу и, повернувшись, легонько шлепнула его по груди.

— Эй! Когда это я была такой?

Люциус усмехнулся.

— Было дело, помню один-два момента…

Она прижалась к нему вплотную.

— Ах, так… Тогда ты должен помнить, что они сделали сразу после этого монолога. Направились в постель! Вот оно — решение всех проблем! — ее ладошка скользнула вниз по животу Малфоя и нежно обхватила его между ног. Люциус резко вздохнул, и Гермиона сразу же почувствовала, как член его дернулся от этого прикосновения. Теперь настал ее черед цитировать: — «Нет в гневе пользы нам. К ногам мужей склонитесь, жены! Я ж пред своим готова исполнить долг, лишь он промолвит слово».

Гермиона дразняще улыбнулась, чего Люциус не выдержал и, качнув головой, ухмыльнулся ей в ответ.

— Гм-м… Не уверен, что она имела в виду именно этот долг.

— О, а я как раз думаю, что именно это Катарина и имела в виду.

— «К ногам мужей склонитесь, жены!» Что-то мне подсказывает, что твоя рука склонилась отнюдь не к моим ногам.

— Ну так, а ты… и не мой муж… — она повернулась и направилась дальше, осознавая, что сегодня они впервые коснулись этой щекотливой темы.

Оба продолжили путь молча, однако, в молчании их не чувствовалось ни капли неловкости, казалось, они просто обдумывают сказанное. И Гермиона осмелилась спросить себя: а готова ли она на самом деле выйти за него замуж? Хочет ли провести всю свою жизнь с ним? Хочет ли оказаться связанной с Люциусом навсегда?

Ответ пришел на ум почти сразу, и это было: «Да».

Да! Несмотря на разницу в возрасте, невероятную историю их знакомства, несмотря на его прошлое, непростой характер и прочие трудности, Люциус Малфой был единственным мужчиной, с которым она хотела бы прожить жизнь.

«Но… что думает об этом он? Может ли представить меня своей женой? Хочет ли?» — с тяжелым сердцем Гермиона осознала, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Да, он не скрывает своей жажды и плотского желания, своей преданности ей, но… он, казалось, живет исключительно настоящим. Нет, конечно же, Люциус проделал долгий путь и уже преодолел в себе очень многое. Но ведь он так ни разу и не сказал, что любит ее. И скажет ли когда-нибудь? Сможет ли полюбить ее?

Гермиону снова охватила мучительная тревога, и она почувствовала облегчение лишь, когда ощутила, как большая и теплая рука Малфоя обвивает ее пальцы своими.

Они продолжали неспешно брести по городу, но неприятный червячок сомнения по-прежнему копошился у нее в голове, пока, в конце концов, не свернули в тихий переулок и не аппарировали в Малфой-мэнор.

Сегодняшнюю аппарацию Гермиона перенесла хуже чем обычно и, оказавшись в доме, невольно опустилась на подкосившихся ногах прямо в холле. На какую-то секунду ей даже показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Люциус присел рядом на колени и поддержал ее за спину.

— С тобой все в порядке?

Гермиона медленно кивнула, прикосновение его рук и впрямь придало ей сил. Затем глубоко вздохнула, чувствуя, как головокружение постепенно проходит, и, улыбнувшись, посмотрела на Люциуса.

— Может, нам пора приобрести автомобиль?

Малфой вскинул брови в явном неодобрении.

— Дорогая, я, конечно, сильно изменился в последнее время, но боюсь, что настолько далеко все же зайти не смогу.

— Да я и сама сомневаюсь в этом… — ухмыльнулась Гермиона.

Он помог ей подняться и, поддерживая, провел в гостиную.

— Присядь, тебе нужно выпить чего-нибудь.

Не будучи в этом уверенной, Гермиона присела. Она была счастлива, что может сидеть здесь с ним, и не желала заканчивать этот чудесный вечер. Просто устроилась на диване и тихонько наблюдала, как Люциус наливает себе виски, причем, не огневиски, а старый односолодовый Гленливет.

— Тебе тоже его? Или чего-то другого? — спросил он Гермиону от бара.

Она улыбнулась.

— Другого. Попробуй удивить меня чем-нибудь.

Малфой бросил на нее взгляд, в котором явно читалось: о, девочка моя, это я могу сделать легко. А потом потянулся за графином с какой-то янтарной жидкостью и плеснул в бокал именно оттуда. Он медленно приблизился и подал его Гермионе, наблюдая за ее реакцией.

Та понюхала принесенное, сразу ощутив, как глубокий медовый аромат изгоняет прочь усталость и даже тревогу. Она с удовольствием вдохнула еще раз, а потом поднесла стакан к губам и сделала глоток. Насыщенный, глубокий, сладкий вкус спелых яблок, корицы и меда заполнил рот вместе с чем-то еще, чего разобрать не получилось. Предложенный Люциусом напиток оказался не просто вкусен, а невероятен в своем великолепии. И Гермиона почти сразу почувствовала, как успокаивается от неожиданно охватившей ее безмятежности.

Она невольно вздохнула и прикрыла глаза от наслаждения.

— Что это?

— Этот рецепт известен только моей семье.

Гермиона слегка насторожилась. Бесконечно доверяя Люциусу, она все же с трудом могла доверять череде его предков. Он присел рядом.

— Один из Малфоев был великолепным виноделом и зельеваром. Он объединил свои познания сразу в двух областях, чтобы придумать этот напиток. И назвал его «Чарующий свет».

И Гермиона не могла не согласиться, что это название и в самом деле удивительно подходит чудесной жидкости. Она прямо чувствовала, как кровь побежала по жилам быстрее, порождая в теле восхитительное ощущение радости.

— Как здорово у него получилось… Это какой-то удивительный напиток, — мечтательно произнесла она.

— Соглашусь. Он и вправду удивительный.

— Я чувствую себя сейчас… очень… — протянула Гермиона, уже прилегшая к нему на колени, — и очень счастливой…

— Вот и славно, — Малфой положил руку ей на бедро и начал медленно, ласково проводить по нему ладонью вверх и вниз.

— Люциус…

— Да?

— Ты счастлив со мной?

Поначалу между ними повисла пауза, но потом он ответил:

— Да.

— Счастливей, чем был раньше?

Малфой глубоко вдохнул и снова отозвался:

— Да.

— Тебя это удивляет?

— Нет.

— И не пугает?

Его рука на мгновение замерла.

— Нет, — он снова ласково провел по бедру.

Глаза Гермионы начали закрываться, а дыхание замедлилось.

— Просто… ты заставляешь меня чувствовать себя такой счастливой… Какой я никогда раньше не была. И я хочу… — она зевнула, — хочу прожить с тобой всю свою жизнь.

Уже проваливаясь в сон, Гермиона тихо закончила:

— А ты хочешь… прожить со мной оставшуюся жизнь?

Совсем скоро она уснула. Малфой же долго не отводил от нее глаз, и во взгляде его светилась неприкрытая нежность к этому уязвимому, умному, сильному и прекрасному существу, так доверчиво прикорнувшему у него на коленях. А потом проговорил в тишину комнаты:

— Очень хочу…

Еще целый час она так и спала, пока Люциус не закончил пить свой виски. Огонь в камине начал гаснуть, и старинные часы пробили час ночи.

Снова посмотрев на спящую Гермиону, он поднял ее на руки и понес наверх. В спальню.

______________________________________________________________________

Проснулась она от громко щебечущих за окном птиц и почти сразу же подумала, что в воздухе уже чувствуется приближение осени. Глубоко вдохнув витавшие в спальне ароматы, Гермиона почувствовала себя на удивление спокойно и безмятежно. Она обернулась в ту сторону, где обычно спал Люциус, и, не найдя его там, слегка нахмурилась от разочарования. А взглянув на часы, поняла, что уже достаточно поздно. На какой-то миг ее кольнула паническая мысль об опоздании, но, вспомнив, что сегодня можно чуточку задержаться, обрадовалась и снова откинулась на подушку. Настроение было чудесным.