«Чего я, в конце концов, боюсь? Я молода, сильна, независима. И смогу прожить эту жизнь и одна, если вдруг окажется, что не нужна никому из мужчин. Разве счастье можно найти лишь в любви?»
Однако, несмотря на эти заверения, больше напоминавшие аутотренинг, она ощущала, как когтистая лапа страха, усиленного еще и тоской по Малфою, снова начала мерзко царапать душу. Гермионе ужасно хотелось, чтобы Люциус оказался сейчас рядом и развеял это муторное наваждение. Ничего уже не имело значения: ни разрыв с Роном, ни обиды и непонимание друзей – ничего! Только Люциус Малфой. Только он нужен был прямо сейчас. Гермиона не могла думать ни о чем другом, как только о желании скорее оказаться в его объятиях.
Откинув голову назад, на спинку сидения, она зажмурилась, и с губ невольно слетел тихий стон отчаяния. Придя в себя от этого звука, Гермиона тут же выпрямилась и открыла глаза. Чтобы столкнуться взглядом с сидящим напротив молодым симпатичным клерком, который открыто и приглашающе улыбнулся ей. Смущенной донельзя Гермионе пришлось быстро отвернуться и подняться с места.
«Забавно! Но ни в каких случайных знакомствах я точно не нуждаюсь!»
К счастью, нужная станция оказалась следующей и, подъехав к ней, Гермиона стремительно вышла из вагона, поднялась наверх и так же быстро прошла к телефонной будке, в которой располагался вход в Министерство магии. Еще минута, и она уже спускалась в атриум, оживленный утренней суетой.
По дороге к себе в кабинет Гермиона приветливо здоровалась со встреченными коллегами, правда, попутно ощущая легкую неловкость. Сотрудники ее отдела искренне сочувствовали и переживали, когда думали, что на прошлой неделе она и впрямь заболела. Тогда как она откровенно лгала им, на самом деле занимаясь исключительно своими личными делами.
«Как же я ненавижу, когда приходится что-то скрывать или прятать!»
Гермиона зашла в кабинет, пообещав самой себе, что до прихода Люциуса будет думать исключительно о работе. И ей это удалось: дел навалилось действительно немало и в них пришлось погрузиться с головой. Она перебирала одну кипу пергаментов за другой, попутно делая пометки на их полях или что-то записывая себе в блокнот. И почти не думала о Малфое, хотя и ждала его прихода с прежним нетерпением. Работа помогла отвлечься, и первая половина дня пролетела практически незаметно.
На часы ее заставил взглянуть лишь сердито заурчавший живот, напоминающий о том, что с самого утра нерадивая хозяйка побаловала его лишь одиноким тостом, наспех поджаренным на кухне у Гарри. Взглянув на циферблат, она резко и обрадовано выдохнула, увидев, что стрелки показывают уже больше часа пополудни.
«Стоит ли идти обедать? Ведь Люциус может прийти в любой момент. Хотя вряд ли».
Ощущая, как голод мучает ее сильней и сильней, Гермиона быстро собралась и выбежала наверх, где наскоро перекусила в ближайшем кафе и уже через полчаса снова оказалась в кабинете.
Не думать о Люциусе Малфое уже не получалось, хотя она и отчаянно пыталась заняться до его прихода работой.
«Так… Что я там сказала ему про время? Да ничего! Дурочка, надо было назначить точно, а не обходиться этим нелепым «приходи во второй половине дня»… Ты б еще в ежедневнике так себе дела планировала!»
Тем временем утренние страхи и сомнения навалились на нее с новой силой.
«Что я буду делать, если он не придет?»
Гермиона еще не успела отогнать от себя эту жуткую мысль, когда без двадцати минут три услышала за дверью тяжелые шаги и знакомый звук цокающей по каменному полу трости. Сердце будто замерло. Еще секунда и от низкого голоса, раздающегося из приемной, по телу пробежала дрожь. Она заставила себя остаться на месте, понимая, что Присцилла обязательно зайдет сообщить о его приходе, что та и сделала, почти сразу постучав в кабинет.
– Здесь мистер Малфой. Говорит, что у вас с ним назначена встреча, – произнося это, секретарша внимательно следила за ее реакцией.
На что Гермиона спокойно и даже несколько прохладно отозвалась:
– Спасибо, Присцилла. Попроси его пройти.
Мир снова обрел краски, а гнетущие трусливые мысли, помахав ручкой, исчезли в неизвестном направлении. Люциус пришел! Он был там, за дверью. Живой и настоящий. И она наяву ощущала, как боль и пустота последних суток будто исчезают куда-то, оставляя после себя лишь уверенность, что все будет в порядке. Эти яркие и сильные ощущения настолько ошеломили, что подняться со стула сил не оказалось. Сознание туманилось, и Гермионе даже показалось, что еще чуть-чуть, и она нелепо провалится в банальный обморок, словно кисейная барышня из позапрошлого века.
Малфой же тем временем зашел в кабинет, снял мантию и повесил ее на вешалку. Затем закрыл за собой дверь, попутно пробормотав свои обычные запирающие и блокирующие звуки заклинания. Только после этого он обернулся к Гермионе и, взглянув на нее сверху вниз, протянул со знакомой надменной ухмылкой на губах:
– Добрый день, мисс Грейнджер.
– Люциус… – лишь хрипло смогла прошептать в ответ Гермиона, все еще не пришедшая в себя до конца и снова пораженная тем, как действует на нее одно лишь присутствие этого человека.
Он остался стоять там же, все еще с насмешкой (хотя и уже слегка удивленно) обводя взглядом черты ее лица. А затем снова протянул, но без прежнего сарказма:
– Не вставай.
Пару секунд она молча смотрела на него, будто отчаянно пытаясь объяснить, почему не бросилась ему навстречу.
– Я и не смогу… – выдавила наконец хрипло. – У меня ноги стали ватными, как только услышала твой голос за дверью. – Ее глаза невольно наполнились слезами, которые тут же потекли по щекам.
Какое-то время Люциус молчал, бесстрастно глядя на нее, и выражение его лица было привычно нечитаемым. Гермиона не могла понять, о чем он сейчас думает, и это почти убивало ее. Но затем Малфой стремительно приблизился, обошел стол и встал прямо перед Гермионой, которая чуть развернулась на стуле, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Подняв на него глаза, она замерла, не зная, что он будет делать дальше, и очень удивилась, когда Люциус вдруг опустился рядом с ней на колени. Она вопросительно подняла бровь, но тут же чуть не задохнулась от того, каким нежным стал его взгляд. Все еще продолжая всхлипывать, Гермиона увидела, как он наклоняется и осторожно кладет голову ей на колени. Глубоко вздохнув, она вздрогнула от переполняющих эмоций и принялась нежно поглаживать рассыпавшиеся по ее ногам гладкие светлые волосы. Медленно. Едва касаясь кончиками пальцев. И наслаждаясь каждым прикосновением.
Оба молчали и, казалось, в этой странной и умиротворяющей тишине для них прошла целая вечность, пока Люциус наконец не заговорил. И голос его звучал сейчас так нежно и искренне, как не звучал еще никогда:
– Я скучал по тебе. Очень скучал…
Гермиона снова глубоко вздохнула и с трудом смогла ответить:
– Я тоже… Очень… – между ними опять воцарилось долгое молчание, и она лишь продолжала нежно кружить пальцами по его голове, успокаиваясь от этих незамысловатых движений. А потом тихо, но очень отчетливо произнесла: – Я ушла от него.
И, не ожидая ответа, удивилась, когда Люциус отозвался на это спокойно и уверенно:
– Вот и славно.
После этих слов Гермиону охватила такая глубокая радость, смешанная с облегчением, что она почувствовала, как по щекам снова заструились слезы. Наклонившись, она поцеловала Люциуса в макушку, а затем заставила поднять голову и, обхватив лицо Малфоя ладонями, начала целовать и его: лоб, глаза, щеки. Пока наконец не нашла губами рот и не прикоснулась к нему нежным и почти целомудренным поцелуем. На который Люциус тут же ответил, постепенно углубляя его, делая более страстным и интимным. Ощутив это, Гермиона с радостью отозвалась, приоткрыв рот и позволив языку Малфоя по-хозяйски скользнуть внутрь. Какое-то время они с упоением и жадностью целовались, как будто в первый раз. Но потом этого стало мало: оба уже желали больше. Намного больше.
Спустившись с кресла, которое Люциус тут же оттолкнул прочь, Гермиона упала на колени рядом и крепко обняла его. Отвечая на объятие, и не прерывая поцелуя, Малфой аккуратно уложил ее на пол. Оба знали, что сейчас произойдет. И оба ужасно хотели этого. Приподняв бедра, Гермиона быстро расстегнула молнию на юбке, опустила ее вниз вместе с нижним бельем и приглашающе раздвинула ноги. Тогда как Люциус уже судорожно боролся с пряжкой ремня и пуговицами на брюках. Еще мгновение – и он вошел в нее, сразу же толкнувшись сильно и глубоко. И Гермиона сладко застонала, приветствуя это первое проникновение. Ей было чуточку больно, но радость оттого, что они наконец вместе, что наконец снова слиты в единое целое, могла бы превзойти и не такую боль.