Однако, оставаясь одна, Гермиона снова и снова принималась убеждать себя в том, что любит Рона и безумно скучает по нему: скучает по его рукам, по его глазам, по их близости, по поцелуям, объятьям — и у нее почти получалось это. Почти…
Приближение ночи по-прежнему пугало, но она решительно гнала от себя мрачные мысли. Нет, конечно же, никакого повторения причудливых чувственных ощущений, что испытала тем вечером, больше не случалось, но почему-то Гермиона жаждала физической близости больше, чем когда-либо, и каждый вечер находила нежный бугорок между бедрами. Никогда раньше она не ощущала такой мучительной потребности в разрядке, обычно довольствуясь тем, что перед сном работала с документами или же просто читала. Поскольку Рон был первым и единственным мужчиной, именно его лицо пыталась вызвать в воображении Гермиона, когда наслаждение достигало апогея. Но… Лишь только оргазм срывал с губ нежный стон, приходилось виновато осознавать, что в момент самого сладкого удовольствия лицо Рона почему-то неизменно исчезало.
Не желая повторения инцидента с опозданием, в Министерстве она изо всех сил старалась быть особенно добросовестной и дисциплинированной. В принципе, отношения с коллегами были замечательными, и Гермиона искренне любила свою работу.
Наступил четверг, именно сегодня, после обеда должен был вернуться Рон, и Гермиона, с двух часов дня постоянно поглядывающая на часы, уже вела обратный счет минутам в ожидании встречи. Он собирался аппарировать в Косой переулок где-то около пяти, поэтому, закончив работу и приведя в порядок стол, Гермиона поспешно направилась туда же.
Оказавшись на месте, снова уточнила время. Еще пять минут. Она принялась нервно мерить шагами пятачок, выделенный для аппарации, и уже скоро, в точно назначенную минуту, услышала позади себя хлопок. А обернувшись, увидела, что усталый, но довольный Рон, с сумкой на плече, стоит прямо перед ней. Бросившись на шею, Гермиона начала торопливо целовать его. Удивление Рона было настолько велико, что сумка невольно съехала с плеча на землю.
— Подожди, Миона, — задохнулся он, хотя на лице и вспыхнула широкая улыбка. — Да что с тобой? Черт возьми, неужели так соскучилась? — посмеиваясь, бормотал он ей на ухо.
Ничего не отвечая, Гермиона крепко обхватила его лицо ладонями и страстно впилась в губы.
Обрадованный, но несколько недоумевающий Рон не мог понять, что же случилось с его милой за такую недолгую разлуку. А текущие по лицу Гермионы слезы, удивили еще сильней.
— Малыш, да в чем дело? Прошла всего неделя. Раньше мне случалось уезжать и на более долгий срок. Что на тебя нашло?
Все еще сжимая его лицо ладонями, Гермиона прошептала:
— Ничего… Просто соскучилась. Я так соскучилась по тебе, Рон, — и пристально, внимательно, посмотрела ему в глаза. Рон смущенно улыбнулся в ответ. В конце концов, Гермиона отвела взгляд и тихо закончила. — Хорошо, что ты вернулся.
— Да, это точно, — Рон замолчал, пораженный силой ее эмоций. И смутившись еще больше, предпочел вернуться к своему обычному тону. — Ладно, малыш, пойдем домой. Я чертовски голоден. Что у нас на обед? — он перебросил сумку за спину и, обнимая Гермиону, притянул к себе. Положив голову ему на плечо, она улыбнулась: ей и впрямь стало легче…
За ужином, с особым старанием приготовленным накануне, они беззаботно болтали обо всем на свете: Рон рассказывал о своей поездке, о новом кодексе поведения квиддичных судей, Гермиона же в основном молчала, позволяя выговориться ему, но была счастлива, что живая человеческая речь снова наполнила их дом. Рон тоже казался счастливым и, хотя поездка утомила его, все равно выглядел довольным. Его хорошее настроение невольно передалось и Гермионе, радующейся в эти минуты, словно ребенок.
«Все будет хорошо! Ведь теперь, когда Рон вернулся, я смогу забыть ту встречу и начать жить снова!»
Вечером, приняв душ, она прошла в спальню и надела сексуальную красную пижамку — коротенькие шорты с топиком из нежного шелка должны были подогреть любимого. И легла, не укрываясь. Рон задержался у телевизора несколько дольше, чем она ожидала, но, в конце концов, зашел в комнату, громко и широко зевая. Заметив, что именно на ней надето, он пораженно вытаращил глаза:
— Вот это да, Гермиона! Как давно ты не надевала эту пижаму. Черт, я даже забыл, что она у тебя есть.
Но… Мерлин! Рон, конечно, прокомментировал наряд, вот только ожидаемого эффекта она так и не добилась… Он просто лег в кровать и, дежурно поцеловав в щеку, откатился подальше, повернувшись к ней спиной.
«Он, что, и правда, собирается спать?»
Уставившись в потолок, Гермиона чувствовала, как разочарование в ее душе сменяется раздражением.
«Ну уж нет! Нет! Настроение этим вечером было таким замечательным, что дурные мысли не могут испортить все. Конечно, трудно вспомнить, когда в последний раз именно я была инициатором секса, но сегодня все будет по-другому!»
Повернувшись на бок, мягко дотронулась до его плеча:
— Рон…
— М-м-м? — уже полусонно пробормотал тот.
В постели Рон всегда оставался лишь в трусах-боксерах, и Гермиона видела сейчас его веснушчатую спину — худощавую, но все же мускулистую и упругую, как и полагалось игроку в квиддич с многолетним стажем. Нежно пробежав двумя пальцами по плечу, она медленно скользнула вниз, наслаждаясь ощущением мышц под кожей, а затем, погладив позвоночник, опустила руку еще ниже.
Само собой эти действия возымели успех — обернувшись, Рон недоуменно вытаращился:
— Гермиона?
Чтобы развеять последние сомнения в своих намерениях, она приподнялась на локте, принявшись медленно и нежно покрывать поцелуями его живот. Рон громко выдохнул и приглушенно зашипел, когда Гермиона поднимаясь все выше и уже целуя его грудь, прихватила губами один из сосков. Услышав это, она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.
На лице Рона читалось столь явное удивление, что когда девушка наклонилась и прижалась губами к его рту, поначалу он даже не ответил. Но уже скоро ее страсть заразила, и Рон, приоткрыв рот, толкнулся языком навстречу.
«Господи, какая же она сладкая».
Он уже почти забыл, насколько хороша Гермиона на вкус. Они целовались страстно, почти яростно: так, что изумленный Рон машинально отметил, насколько отличается сегодняшняя Гермиона от той, к которой он уже почти привык за эти годы. Он был не столько поражен силой ее желания, нет! Происходящее еще и безумно возбуждало его собственное вожделение. Схватив Гермиону за затылок и путаясь пальцами в копне распущенных волос, Рон резко перевернул ее на спину, чтобы наброситься на нежный, зовущий рот с новой силой.
Рональд, как всегда, был грубоват и небрежен, и почему-то именно сегодня это неприятно задевало ее. Но многодневная потребность в физической близости была сейчас настолько велика, что Гермиона продолжала отвечать на поцелуи.
Почти задыхаясь, он застонал и отстранился, когда ощутил, как маленькие ладошки заскользили по спине ниже, с силой обхватывая его ягодицы.
«Мерлин! Не то, чтоб я жалуюсь, но… Скорее, просто не знаю, как реагировать на эту новую женщину в нашей постели…»
Гермиона же выгнула спину, и с губ сорвался стон. Хотелось лишь одного — чтобы он прикоснулся. Казалось, она горит сейчас в странном волшебном пламени, и какие-то смутные воспоминания неясными тенями мелькают на краю сознания. Когда-то она уже горела так… Попыталась дотянуться до Рона затвердевшими от прохладного воздуха, сосками: отчаянно хотелось, чтобы он дотронулся до них, вкусил их в конце концов. Даже не заметив, что рука уже сама скользнула в пижамные штанишки, Гермиона принялась ласкать свою изнемогающую от желания плоть.
Рон ошарашено уставился вниз, будто не мог поверить увиденному.
— Гермиона… ты трогаешь себя… — голос прозвучал настолько потрясенно, что она, покраснев, резко дернулась. А потом, справившись со смущением, потянулась и, взяв его за руку, заменила свои пальцы пальцами Рона. Сам он, конечно, никогда не догадывался ласкать ее так, но теперь Гермиона ясно осознавала, чего жаждет от партнера.
