«Нет! Нет… Я и в самом деле сейчас по-настоящему живая!»

Дыхание невольно ускорилось, и где-то глубоко внутри, где-то на самом дне души, снова начала возникать знакомая боль.

Немного поколебавшись, она откинула голову и снова осторожно, но глубоко вдохнула ароматный воздух.

И когда привычное ощущение боли уже готово было охватить, Гермиона поняла, кто приблизился сзади. Этот запах, его запах, уже смешался со сводящим с ума ароматом летних сумерек. Дыхание стало еще быстрей, а внутренности тут же скрутило от желания. Гермиона не шевельнулась, но, казалось, сама ее кожа потянулась к нему, тоскуя о прикосновениях.

Наконец-то ожидание подошло к концу.

Люциус осторожно коснулся ее спины, медленно, чувственно гладя подушечками пальцев. Почувствовав его дыхание на волосах, Гермиона невольно вздрогнула. Положив голову ему на плечо, она поняла, что не может сделать ни вдоха.

Потом Малфой наклонился, и Гермиона ощутила на своем плече, там, где оно соединялось с шеей, теплые настойчивые губы. Опускаясь все ниже и ниже, они целовали, лизали, слегка пощипывали кожу — и это было прекрасно. Подняв обе руки, она потянула его за волосы, желая прижать еще ближе, отчаянно желая насладиться его телом больше. Люциус что-то невнятно застонал, и звук его голоса заставил Гермиону задрожать еще сильней. В этом глухом, низком стоне смогла разобрать лишь: «Нужна мне… очень… сейчас…»

Правая рука легла на ее живот и скользнула под топик. Его пальцы обожгли, но это был сладкий ожог, заставивший невольно дернуться. Кончики пальцев двинулись, ласково поглаживая, вверх, пока не достигли полушарий груди. Гермиона выгнула спину в надежде, что сейчас он дотронется, потрет, зажмет ее соски снова, так же, как вчера. Он опустил бюстгальтер, и ее грудь оказалась возбуждающе зажатой между ним и топом, который Малфой поднял наверх.

Не прерывая мучительных поцелуев, Люциус начал ласкать ее грудь, и тело Гермионы невольно дернулось, выгибаясь навстречу его рукам. Будто поняв ее желание, он мягко провел ладонями по соскам, заставляя их напрячься. А уже в следующую минуту кончики пальцев закружили по ним в безумном танце: то сжимая, а то просто легко поглаживая. Продолжая губами сладко мучить ее горло, Малфой опустился почти до ключицы. Застонав, Гермиона схватила его за волосы еще сильней, дернув длинный локон снова.

Люциус зашипел и крепко ущипнул сразу оба соска. Это было грубо, и Гермиона гортанно вскрикнула, одновременно удивляясь той восхитительной агонии, которая, выгибая ее тело, почему-то безумно возбуждала. Он продолжал зажимать, потирать и покручивать соски, пока стоны Гермионы не стали бесконечными. До этого момента она даже представить не могла, что столь острое удовольствие может исходить от боли. Невероятной чувственной боли. Гермиона повернула голову и вынуждена была замолчать, потому что губы Люциуса уже накинулись на ее собственные, заставляя их открыться и позволить его языку нырнуть в горячую влажную сладость рта. Языки встретились и яростно закружились, когда Гермиона подумала, что хотела бы исчезнуть в нем, раствориться полностью и без остатка. Казалось, что рот и руки Люциуса — не что иное, как целая вселенная. Ее персональная вселенная…

Внезапно он оторвался от груди и повернул Гермиону к себе. Обхватив ладонями ее лицо, Малфой поцеловал еще глубже, и она ответила ему так же — пылко и страстно. Сняв кардиган, он через голову стащил топик и сразу же расстегнул застежку бюстгальтера, позволяя тому упасть на пол. И застонал, в первый раз увидев ее почти обнаженной. Отчаянно желая почувствовать то же самое, Гермиона потянулась к его рубашке: несколько пуговиц полетели прочь, и она почти плакала от досады, возясь с оставшимися. Наконец, стащила рубашку с широких плеч и уставилась на голый мужской торс. Тяжело и рвано дыша, они жадно глядели друг на друга.

Глубоко вздохнув от жажды и восхищения, Гермиона потянулась и положила ладошки на гладкую, рельефную, словно у изваяния, грудь. Эта мужская грудь была еще прекрасней, чем представлялась в мечтах. Дразняще медленно она начала гладить ее, восхищаясь силой и упругостью мышц под своими ладонями.

«О, я, кажется, уже чувствовала это, тогда, в книжном магазине…»

Подражая Малфою, Гермиона тоже опустила голову и лизнула его сосок. Поласкав для начала языком, она всосала его так крепко, как только могла. Люциус снова зашипел, но теперь уже не от боли. Гермиона улыбнулась и скользнула ко второму, повторяя с ним то же самое, но в конце еще и куснув. Для Люциуса это оказалось слишком.

— Черт! Не так сильно, ведьма… — охнул он и резко потянул Гермиону за голову, заставляя посмотреть на себя.

Уставившись друг на друга, они видели лишь обоюдную огненную жажду, горящую в глазах. Внезапно Люциус поднял ее и понес к тяжелому дубовому столу, покрытому бумагами и книгами. Шум от сброшенных на пол предметов был единственным, что прозвучало в комнате, кроме их тяжелого дыхания и негромких стонов Гермионы. Люциус снова нашел губами ее тело и уже обжигал поцелуями живот, опускаясь ниже и ниже, к промокшей сердцевине.

Наступила ее очередь мучиться, одновременно наслаждаясь его прикосновениями. Нежный зародыш уже давно болел, желая, чтобы его тронули, и Гермиона всхлипнула, умоляюще поднимая бедра навстречу Малфою. Она молчала, но чувства её были ясны.

Люциус чуть отстранился, и Гермиона протестующе дернулась на столе, снова почувствовав, как внутренности скручиваются в узел.

Он пристально глянул на нее сверху вниз, и взгляд этот был полон желания. Люциус не скрывал своей жажды, хотя его отчаянная эмоциональная потребность в ней, горевшая утром, слегка утихла, и сейчас Гермиона увидела, как по лицу скользнуло знакомое выражение малфоевского высокомерия. Вот только теперь оно возбуждало еще сильней, и она не смогла удержать стон страсти, не поддающейся никакому контролю. Люциус слегка усмехнулся и заговорил, надменно растягивая слова, будто пытаясь вывести ее из себя.

— Скажи мне, чего ты хочешь… Скажи, что мне сделать с твоим невероятным телом. Проси меня, Гермиона… Я хочу слышать это.

От низкого чувственного тембра его голоса внутри все задрожало, желание стало невыносимым. Гермиона никогда не думала, что сможет сказать что-то вроде этого, но услышала, как произносит слова, рвущиеся откуда-то глубоко, из самого ее существа:

— Пожалуйста… Господи… Я хочу, чтобы ты взял меня… Сейчас, скорей… жестко… Прошу тебя, Люциус… Я умру, если ты не войдешь в меня сейчас же…

Малфой самодовольно улыбнулся, и жажда вспыхнула в глазах еще сильней, когда он склонился к уху и прошептал:

— Терпение должно быть, наконец, вознаграждено… — и коснулся пуговички на ее джинсах.

Запутавшись пальцами в его волосах, и невольно дергая их, Гермиона почти непрерывно дрожала, когда Люциус медленно расстегивал джинсы. Когда, стащив их вниз, увидел ее кружевные трусики и затаил дыхание. А потом, когда глухой стон слетел с его губ, выдавая возбуждение, она снова дернулась ему навстречу.

И уже пылала, когда губы Люциуса опять коснулись ее живота. Стянув трусики, он раздвинул ей ноги и склонился, замерев, разглядывая ее женскую сущность. Сейчас его рот был так близко, что Гермиона почувствовала, как горячее дыхание обжигает ее, возбуждая еще больше. Как же она жаждала сейчас его прикосновения. Наконец, Малфой наклонился еще ниже и медленно лизнул складочки, аккуратно раздвигая их пальцами. Не сдержав крика, Гермиона яростно толкнулась вперед, но тут же оказалась остановлена сильными руками. Люциус, жестко схватив ее бедра, придавил их к столу, не давая шевельнуться, и склонился к ней снова.

Медленно дразня Гермиону языком, он кружил и кружил вокруг нежного зародыша, так и не дотрагиваясь до него, хотя это было как раз тем, чего ей безумно хотелось. Но Люциус кружил вокруг… так близко… И это заставляло ее всхлипывать от отчаянья и удовольствия одновременно. Почувствовав проникновение пальца, она все же толкнулась навстречу и уже спустя секунду поняла, что сил выносить эту сладкую муку больше не осталось, и, вцепившись ему в волосы, Гермиона запрокинула голову и лихорадочно забормотала: