Люциус резко вдохнул.

— То есть, ты думаешь, «мы» действительно можем помочь?

Не зная, что сказать, Гермиона прикусила губу. Она видела, что дыхание его стало тяжелым и прерывистым. Спустя пару мгновений он снова заговорил:

— Я не желал и не желаю, чтобы ты вмешивалась в эту ситуацию.

Отстранившись, Гермиона взглянула ему в лицо.

— Боюсь, что поздно… Все уже идет так, как идет. И я уже в этой ситуации. Более того, я, можно сказать, и стала причиной ее возникновения. Не во всем, но во многом.

Малфой упорно не смотрел в ее сторону.

— Знаешь, происходящее уже принесло немало боли и страданий достаточно большому числу людей. И я не хочу, чтобы лишний раз было больно еще и тебе.

То, что он сказал, немного успокоило Гермиону, хотя в голосе его по-прежнему не слышалось никаких эмоций, зато очень хорошо чувствовался лед.

— Послушай… Нам все равно придется как-то исправить ее. Или хотя бы попытаться. Твоя ссора с сыном не может длиться вечно и висеть над нами, как дамоклов меч… — она замолчала, напряженно ожидая ответа Люциуса, но тот упорно молчал. И тогда Гермиона продолжила: — Я не хотела сердить тебя. Наоборот, хотела хоть чем-нибудь помочь… Ты очень злишься на меня, да?

Люциус снова долго молчал. Так долго, что у нее мучительно и противно даже начало колоть где-то в сердце. Но наконец нарушил молчание.

— Жаль, что ты немного поторопилась… и пригласила его так скоро.

Он смотрел прямо перед собой, и в какой-то момент Гермионе показалось, что он вот-вот встанет и выйдет из комнаты. Но Люциус вдруг повернулся и удивительно тепло посмотрел ей в глаза.

— Но я не сержусь на тебя. Наоборот… Понимаю, почему ты поступила так. И восхищаюсь твоим поступком, — по его губам скользнула легкая улыбка, и Гермиона затаила дыхание. — Ты удивительный человек… Удивительный и очень хороший.

С облегчением выдохнув, она почувствовала, как глаза защипало от непрошеных слез, и снова прижалась к Малфою, положив голову ему на плечо.

Они опять замолчали, и какое-то время сидели в тишине, правда уже скоро Гермиона ощутила, как тягостное напряжение спало, и между ними воцарилась привычная теплота. Она поднялась и села на диване.

— Люциус, а Тибби здесь?

— Конечно.

— Ты не возражаешь, если я освобожу ее на сегодняшний вечер? Просто… Хочу сама приготовить ужин. Пожалуйста…

Малфой убрал с ее лица прядку волос.

— Если хочешь — отпусти…

Обрадованная Гермиона поднялась и направилась на кухню, оставив Люциуса читать книгу, которую она, кстати, уже присмотрела и для себя самой.

Тибби действительно была там. Она как раз гремела кастрюльками, видимо, собираясь готовить ужин. Подойдя к ней, Гермиона весело начала:

— Тибби, мы с твоим хозяином решили отпустить тебя сегодня пораньше. Я решила сама приготовить для нас ужин, — и тут же осеклась, увидев, как на лице маленькой служанки проступает паника.

— Хозяин и мисс Гермиона недовольны моей работой? Вам не нравится, как я готовлю?

«Черт! Черт, черт… Я совсем забыла, насколько домовики мнительны, когда дело доходит до их обязанностей…»

— О-о… ну конечно же, нет, Тибби… Нам очень нравится, как ты готовишь, как делаешь всю работу по дому. Просто… мы хотим отблагодарить тебя, понимаешь? И именно поэтому решили сегодня вечером дать тебе выходной. Не волнуйся. И не бойся: тебе обязательно заплатят за этот день. Пожалуйста, поверь мне. Мы с мистером Малфоем очень ценим, что ты так заботишься о нас.

Потупившись, Тибби неловко переступала с ноги на ногу, и Гермиона поняла, что домовиха не верит ей. Но затем та подняла голову и несмело улыбнулась.

— Благодарю вас, мисс Гермиона. Если вдруг понадобится моя помощь, пожалуйста, позовите меня, и я сразу же вернусь. И спасибо вам.

— Это тебе спасибо, Тибби, но отдыхай спокойно. Я уверена, что справлюсь сама.

С тихим хлопком эльфийка исчезла, а Гермиона осталась одна и неспешно осмотрелась вокруг.

«Боже, как же я люблю кухню Малфой-мэнора…»

И впрямь, именно здесь, в одной из самых необычных кухонь, что ей довелось увидеть, Гермиона Грейнджер чувствовала себя легко, уютно, свободно — практически как дома. Ей вдруг подумалось, что странная притягательность этого помещения наверняка связана с тем, что бывшая хозяйка дома вряд ли проводила здесь много времени, а если и заходила в кухню, то лишь для того чтобы отдать распоряжения домовикам.

«Думаю, что нам нужно договориться с Тибби и установить график. Пусть она выделит дни, когда я смогу готовить сама».

Глубоко и облегченно вздохнув, Гермиона подумала, что сегодняшний день можно считать на редкость удачным. Она поговорила с Драко. Люциус успешно провел переговоры с госпиталем «Святого Мунго». Поприветствовала она его тоже… весьма эмоционально. И даже то, что сейчас могла спокойно наслаждаться этим чудесным вечером в самой удивительной кухне на свете, то, что могла готовить ужин для обожаемого мужчины, терпеливо дожидающегося ее в гостиной, казалось… по-настоящему прекрасным. Нет! Жизнь казалась по-настоящему прекрасной! Гермиона налила себе бокал вина и уже занялась подготовкой продуктов, когда заметила в углу у стены небольшой радиоприемник. Поначалу удивившись, откуда на кухне волшебного поместья мог появиться обычный магловский приемник, чуть позже она заметила, что тот способен ловить и магические радиоволны по всему миру.

«О, нет! Пожалуйста, пожалуйста… никакой Селестины Уорбек с ее котлами полными любви…» — и, покрутив ручку настройки, нашла обычную не волшебную радиостанцию, формат которой в основном состоял из музыки 80-х и 90-х годов.

Услышав знакомые звуки одной из песен группы «Дюран Дюран», Гермиона не выдержала и засмеялась в голос: так нелепо звучала их музыка в кухне поместья чистокровных снобов Малфоев. Но потом не удержалась и начала тихонько подпевать, покачивая в такт бедрами.

«Мда… Я и забыла, как сильно люблю танцевать…»

Она продолжала готовить (что-то резала, мыла, обжаривала), параллельно подпевая и подтанцовывая почти всем песням, раздающимся одна за другой из приемничка, и тело ее чувственно двигалось под звуки музыки. Забыв обо всем, Гермиона окунулась в свой собственный мир.

И не заметила, как в дверном проеме неслышно появился Люциус. Появился и замер, заворожено глядя на нее.

По радио зазвучала новая композиция. И это был знаменитый сингл «Моя милая детка» американской рок-группы «Ганз эн Роузез», услышав вступительные аккорды которого, Гермиона открыла рот и невольно расхохоталась. Она не могла сказать, что безумно любила эту песню, но… услышать ее сейчас… и здесь… Это было великолепно!

«Да уж! Ничего не скажешь…»

Как только зазвучало тяжелое вступление электрогитары, Гермиона не удержалась и, откинув голову назад, тряхнула гривой волос, подражая выступающим рокерам и изображая всем телом игру на гитаре, но потом поднялась и снова занялась приготовлением ужина.

Сказать, что мужчина, стоящий в дверях, был ошеломлен увиденным — означало бы не сказать ничего.

«Да черт с ней, с магловской рок-музыкой! Какое она имеет значение, когда эта женщина, погрузившаяся в ее звучание целиком и полностью, стоит сейчас передо мной, покачиваясь в танце и подпевая так изысканно чувственно, что я не могу оторвать от нее глаз?»

Страстно желая подойти к Гермионе, он заставил себя остаться на месте и прислушался к словам песни. Прислушался… и затаил дыхание, ощущая, как где-то глубоко (наверное, там, где должна была находиться душа) что-то щемит от неясной и необъяснимой боли. А голос певца все продолжал и продолжал звучать, и не слушать его было невозможно.

«Мне всегда кажется, что ее улыбка,

Напоминает мне о детстве.

Когда все вокруг было свежим и ясным,

Когда небо было ярко-голубым…

И, когда я смотрю в ее лицо

Оно словно уводит меня в какое-то волшебное место,

И если б я смотрел слишком долго

То, наверное, даже смог бы расплакаться.

О, моя милая детка…