Краем сознания волшебница поняла, что ее подтолкнули к столу и усадили на него. Но противиться не стала. Наоборот, потянулась к Малфою и начала лихорадочно расстегивать его мантию. Под верхней одеждой на Малфое оказалась черная рубашка, которую Гермиона расстегнула следом. Перед глазами появился бледный, скульптурно очерченный мужской торс, и теплые гладкие ладошки стремительно пробежались по нему. Чуть позже их сменило прикосновение сладкого рта, осторожно скользнувшего языком по светлой коже его груди, словно бы пробуя и наслаждаясь этой дегустацией. Которая заставила Малфоя откинуть голову назад, негромко зашипев что-то от удовольствия.

Однако, зная, что времени у них катастрофически мало, Люциус не медлил. Он рывком рванул на ее груди блузку, приоткрывая темный атлас лифчика, а потом сразу же опустил руки ниже и, подняв юбку, сорвал узенькую кружевную полоску трусиков.

— Быстрее… — пробормотала Гермиона, которая уже ни капли не колебалась, готовая принять то, что должно было произойти. Она хотела, чтобы это произошло.

И пока Люциус расстегивал собственные брюки, пристально вглядывалась в его лицо.

«Как… как и почему могло произойти нечто подобное? Как случилось, что этот мужчина кажется мне сейчас таким близким, таким желанным? Таким красивым… Ведь я хочу его так сильно, как не хотела никогда и никого», — запрокинув голову назад, Гермиона зажмурилась и тоскливо застонала.

Словно в ответ на этот стон, Малфой раздвинул ей колени и заставил одной ногой обвить себя вокруг талии. А потом, прежде чем обратиться к Гермионе, тяжело втянул в себя воздух.

— Открой глаза, я хочу видеть их. Хочу, чтобы ты смотрела и чувствовала.

Та поймала его взгляд, зная, что произойдет сейчас.

И не ошиблась. Одним сильным толчком Малфой проник в нее. Так глубоко, что Гермиона ощутила ужасный дискомфорт. Потом отстранился и проник снова, еще глубже. Заставив ее прикусить губу, чтобы не застонать.

«Черт… Как же больно… но как же мне нравиться эта боль…»

Веки Гермионы невольно опустились, но уже в следующий миг она опять услышала голос Люциуса.

— Нет! Смотри на меня.

Открыв глаза, она приподнялась на локтях и сфокусировала взгляд на Малфое, который в этот момент жадно наблюдал, как член его погружается во влагалище.

— Смотри. Я хочу, чтобы ты видела, кому отдаешься. Мне. И я никогда не позволю тебе забыть этого… Гермиона.

Он поднял голову, остановился и испытующе взглянул ей в лицо. Гермиона скорчила нетерпеливую гримаску.

— Ну же…

Малфой иронично приподнял бровь.

— Что?

— Не останавливайся… пожалуйста.

— Пожалуйста? Неужели вы снизошли до просьбы, мисс Грейнджер? Вы просите меня, я правильно понимаю?

— Прекрати! Да, снизошла. Прошу, пожалуйста, не медли. Ну же! Я… я хочу тебя, и хочу быть твоей, — последние слова Гермиона произнесла чуть не плача. Сознание туманилось от вожделения, и она почти не осознавала себя.

Люциус еле слышно хмыкнул, пряча взгляд, в котором мелькнуло то самое «безмерное ликование», о котором говорила ему Гермиона всего несколько минут назад.

— Прикоснись к себе, — приказал он.

Она, не колеблясь, опустила руку и дотронулась до клитора, закружив по нему пальцами.

— Не так активно, моя девочка, — Малфой почти сразу остановил ее, и в голосе его зазвучали дразнящие нотки. — О, нет… Твой оргазм наступит лишь от того, что буду делать с тобой я. Это моя прерогатива. Я буду тем, кто подарит тебе его.

С этими словами он вновь с силой толкнулся внутрь. Так, что Гермиона упала спиной на стол и негромко вскрикнула, ударившись о жесткую столешницу.

Малфой склонился к ней.

— Скажи… что ты чувствуешь? — его красивое лицо было сейчас настолько близко, что она могла разглядеть каждую морщинку. — Тебе хорошо? Хочу услышать, каково это — трахаться с мужчиной, которого ты искренне ненавидела всего несколько минут назад.

Сейчас он двигался медленно и осторожно, даже не выходя из нее полностью. Гермиона с силой сжала мышцы влагалища и увидела, как лицо его дрогнуло от пробежавшей волны удовольствия.

— То, что мы делаем сейчас… оно… вообще за гранью. За гранью добра и зла. И все же… это что-то великолепное. Почти совершенное, — тихо прошептала она.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я собираюсь выдолбить из тебя все то, что было до меня?..

Гермиона еле заметно кивнула.

Малфой постепенно ускорялся все сильней и сильней. И Гермиона опять ощутила, как проваливается в какое-то необъяснимое чувственное буйство, незнакомое ей до сегодняшнего дня. Казалось необыкновенно странным, что буйство это неожиданно случилось от близости с мужчиной, которого она меньше всего могла представить рядом с собой. Казалось, их тела будто бы кто-то создал одно для другого.

Одной рукой крепко удерживая ее за бедро и не давая скользить по гладкой древесине стола, другой он потянулся к груди. Малфой вытащил из чашечки бюстгальтера одно из полушарий и принялся нежно играть с ним, постепенно сжимая набухшую ягодку соска чуть крепче. Все, что он делал с ней, казалось Гермионе божественным. Она знала, что уже балансирует на грани. Знала, что вот-вот провалится в блаженную радость оргазма. И не удержалась, снова опустив веки.

Люциус наклонился почти к самому уху.

— Открой глаза. Я велел тебе смотреть на меня.

Гермиона послушалась и тут же услышала жаркий шепот, обжигающий ушную раковинку.

— Хочу, чтобы ты кончила первой. Хочу увидеть и услышать, как ты кончаешь.

Теперь его толчки стали почти стремительными, и каждый из них приближал то, чего так хотел Люциус Малфой. Который, теряя над собой контроль, вдруг прошипел сквозь зубы, словно досадуя на самого себя:

— Я тоже чувствую тебя, девочка. Чувствую, как реагирует твое тело на каждое мое движение. И ты… ты подходишь мне… идеально. Как ты посмела, молоденькая и дерзкая сучка, как ты посмела стать лучшим, что я имел в своей жизни? Как смеешь заставлять меня желать тебя, восхищаться тобой, сходить с ума?

— Боже мой, не останавливайся, Люциус… — прохрипела Гермиона, с трудом осознавая, что впервые назвала его по имени. И ощутила, как он вздрогнул, услышав это.

Теперь они уже не размыкали объятий, крепко прижимаясь друг к другу. Только двигались и двигались, готовясь окунуться в желанный восторг разрядки.

— Ну же, Гермиона, ну же, девочка… Пора, — он слегка изменил угол проникновения, и Гермиона и впрямь поняла, что пора. Что долгожданный оргазм — вот он, накрывает ее с головой.

Она задрожала от ощущения, что растворяется на миллионы мельчайших частиц. Гермиона Грейнджер уже не была прежней собой. Она стала той чувственностью, которая и есть сама полнота жизни. И осознание это она обрела только сейчас. В объятиях Люциуса Малфоя. Который, ощутив ее содрогания, понял, что сдерживаться больше не может. Он толкнулся в нее еще несколько раз и наконец-то излился. Сильно и ярко. Теряясь в этой женщине и забывая в ней самого себя.

И только после этого они замерли, отчаянно пытаясь поскорее успокоиться и прийти в норму. Отстранившись, Люциус осторожно помог ей подняться и принялся приводить обоих в порядок. По мере сил Гермиона помогала ему, и все же в глубине души ощущала какое-то неясное разочарование. Ей не хотелось, чтобы все закончилось так быстро и скомкано. Хотелось еще какое-то время оставаться с ним. Рядом. Прижавшись телом к телу.

«Кажется, я сошла с ума, но мне хочется быть с этим мужчиной вечность…»

Но торопились они не напрасно. Не прошло и минуты с тех пор, как оказалась застегнутой последняя пуговичка на блузке Гермионы, когда дверь отворилась, и в кабинет вернулся Кингсли Шеклболт.

— Я прошу извинить меня за столь долгое отсутствие… О-о-о… как хорошо, что вы все еще живы и здоровы.

Улыбнувшись, Гермиона как ни в чем не бывало потянулась к маленькой фигурке дракона, перевернувшейся во время их безумства, и аккуратно поставила ее на место.

— Ничего страшного, — отозвался Малфой. — У нас как раз было время достигнуть некоего компромисса. Мисс Грейнджер убедила меня в логичности данного дополнения. С учетом, конечно, и моих интересов. Мы решили, что при появлении необходимости вынужденного использования поднадзорных артефактов, она будет лично принимать в этом участие, чтобы засвидетельствовать полноценное соблюдение закона. Таким образом, удовлетворенными окажутся все стороны, не так ли? — он слегка повернулся к Гермионе и встретился с ней глазами.