Владимир тоже перенёс свои сапоги в цех, они могли здесь прекрасно сушиться на трубах отопления и лучше сохранялись, в бане процветало воровство. Порвёт какой-нибудь разгильдяй свои сапоги, схватит у кого-то по соседству, пойди, отличи их друг от друга – все одинаковы! Переобуваясь, ребята обратили внимание, что Владимир не умеет мотать портянки.
– Ты что? В армии не был? – спросили у Владимира, – портянки нужно не так мотать, ведь ноги разотрёшь в шахте на «раз-два».
– А он, наверное, как наш бригадир, подводник! – пошучивал ещё один.
Кагальников посмотрел, как Владимир неумело намотал портянку и, закурив свою любимую сигарету «Дюбек», улыбнулся во весь рот.
– А вам завидно? – спросил Кагальников, – у меня теперь однополчанин есть!
Владимир не понял в чём дело и только когда смех замолк, спросил, почему его считают подводником? Ребята рассказали, что Кагальников тоже когда-то не умел мотать портянки, он в армии не служил, и ребята так же, как сейчас, спросили у него об этом. А он, обладая тонким чувством юмора, ответил, что служил на подводной лодке, а там, у матросов не было сапог, они носили ботинки. А так как он являлся самым начитанным в бригаде, то рассказывая о службе подводников, сыпал разными морскими терминами, которые были известны ему из художественной литературы. Причём шутил бригадир с серьёзным выражением лица и все поверили, что Кагальников – подводник! Но спустя несколько минут бригадир с улыбкой признался, что не служил в армии. С тех пор обоих Владимиров стали называть подводниками.
Система оплаты труда на шахте у вспомогательных служб была повременно-премиальной. Основной заработок начислялся по ставке. Если шахта выполняла план, то на эту сумму шли премиальные плюс за каждый процент перевыполнения плана. Приходилось много работать сверхурочно, оставаться на вторую смену, а в дни монтажа и пуска новых лав, не выезжали на-гора три-четыре смены подряд. Сверхурочные часы оплачивались вдвойне и автоматчики сами были заинтересованы растянуть работу сверхурочно. В праздничные дни трудились за двойную оплату по две смены или Кагальников договаривался в отделе труда и зарплаты, чтобы произведённый объем работ оплатили по наряду. Это, как правило, в полтора раза больше, нежели двойная оплата. Средний заработок в бригаде был вкруговую по году около 400 – 500 рублей в месяц. Плюс ежегодная 13-я зарплата и выслуга лет, которая могла достигать среднего месячного заработка.
Владимир просыпался на работу около четырёх часов утра. Пешком шёл до остановки Смидовича километра три, а там рабочим автобусом завода Гидропривод, возившим с посёлка Аютинского своих работников, ехал до шахты. После смены, добирался домой не раньше пяти часов вечера и ежедневно после ужина заставлял себя штудировать привезённую домой техническую документацию на шахтную автоматику. Кагальников содействовал этому обучению, он старался, чтобы Владимиру Магулёв давал наряд на те участки, аппаратуру которых уже проштудировал Владимир. И освоение шло быстро, что и удивляло многих членов бригады. Вскоре у новичка появились завистники, каковых хватало и у Кагальникова. Если многим из пришедших в цех автоматики нужны были годы, чтобы досконально изучить сложную аппаратуру, то Владимир, имея серьёзную теоретическую подготовку, усваивал принципы и нюансы её работы быстро. Этим он особенно нравился бригадиру, потому что Кагальников тоже имел способность «схватывать всё на лету».
Когда-то на шахтах Ростовугля в воскресенье был ремонтный день, оборудование останавливали, и прекращали добычу. Можно произвести профилактику и отремонтировать то, что нельзя остановить в будничные дни. Но, начиная с 80-х годов, стране требовалось всё больше угля, и воскресенья стали днями …повышенной добычи. За работу горнякам платили наличными по выезду на поверхность, после смены. Это всё шло в ущерб ремонтам и профилактике оборудования, и вскоре повышенная аварийность его работы давала о себе знать. Остановка на ремонт стала вынужденной мерой и только в случае аварии на оборудовании, его останавливали и занимались ремонтом. А вот в советские праздники 1-2, 9 мая, День Конституции, а также 7-8 ноября шахта останавливалась на так называемые капитальные ремонты.
Владимиру предстояло впервые работать в праздничные дни 7-8 ноября наступающей годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Наметили работу по замене на ленточных конвейерах уклона 4-бис так называемых голых проводов на линию, выполненную кабель-тросом ТАШс и выключателями КТВ. В случае необходимости экстренной остановки конвейера, голые провода, смонтированные по всей длине ленты на фарфоровых роликах, нужно было замкнуть рукой между собой. Это устаревшая система безопасности иногда давала сбои, а вот кабель-тросовая линия была надёжнее и современнее. Чтобы остановить конвейер, нужно потянуть за ТАШс, а если возникала необходимость блокировки на ремонт, можно выключить КТВ. Бригадир предупредил Владимира, что праздники автоматчики отмечают всегда по выезду после двух отработанных смен и в цехе накрывают стол. Поэтому нужно приносить усиленный тормозок и бутылку водки. Несмотря на работу, автоматчики «праздновали», как и вся страна и 7-го и 8-го ноября.
– А Жагиков должен ещё и магарыч с первой зарплаты поставить! – вспомнил обычай Сергей Мыльников.
– Успокойся, – отреагировал Кагальников, и обратился к Владимиру, – не надо никаких магарычей ставить! Тебе накладно это с первой зарплаты, которую ты получил за не полностью отработанный октябрь. В семье, наверное, есть другие проблемы, требующие денег!
– А разве у нас появились особенные? – не унимался Мыльников, – все ставят, а он, почему не должен?
– Сергей, тебе мало водки будет на праздники? – оборвал его Кагальников.
– Я за всех волнуюсь! – аргументировал Мыльников.
– Все остальные молчат, один ты буром прешь, – возражал Кагальников, – если тебе мало водки, я принесу две бутылки – одну для праздника, а вторую тебе, как магарыч от Жагикова!
Ребята дружно рассмеялись и Сергей тут же начал оправдываться, что он сказал это не по злобе, а с целью соблюдения шахтёрской традиции. Горняки любили выпить, и это было известно всем горожанам. В дни получения аванса и остатка, которые перечислялись горнякам на сберегательную книжку, ребята собирались после смены, снимали деньги в сберкассе и устраивали попойку. Так было во все времена и это тоже считалось профессиональной традицией. Между собой горняки говорили, что из всех шахтёров СССР не пьют только те, чьи скульптуры стоят в вестибюле Министерства угольной промышленности СССР. Хотя никто эти творения не видел своими глазами, но каждый, кто произносил эти слова, был уверен, что в фойе здания по проспекту Мира 49 в Москве действительно стоят скульптуры горняков.
Седьмого с утра опускались в шахту, навешав на себя бухты с кабелем ТАШс, вязанками КТВ, с инструментом и приборами «цешками». Обычно на выполнение любого наряда брали с собой в шахту прибор, в коробке которого тщательно укладывали несколько торцовых ключей для открытия взрывозащищённой аппаратуры, отвёртку и плоскогубцы. Это был облегчённый вариант и если требовались большие ключи, молоток, зубило и прочие «неинтеллектуальные» инструменты, их заимствовали у участковых электрослесарей. Но когда бригада опускалась на монтаж, то в таком случае надежды возлагали лишь на себя. Отработав две смены подряд, бригада возвратилась в цех, где посланный заранее на-гора человек уже накрыл стол.
Для Владимира это был не только рабочий праздничный день, но ещё и впервые он трудился сверхурочно две смены. Часа три отмечали Великий праздник, хорошо выпили, из дома были принесены обильные тормозки, которыми ребята закусывали выпитую водку. Захмелевшие и уставшие, автоматчики отправились в баню, а затем толпой вывалили на автобусную остановку у комбината. В праздники вечером транспорт уже практически не ходил, работали лишь дежурные автобусы, и ребята шумной компанией двинулись на остановку «Колонна», где кроме автобуса 4-го маршрута, можно было уехать ещё и десятым.