Люба рассмеялась, чмокнула любимого мужчину в щеку и обняла так крепко, как только могла. А в ответ получила долгий, сладкий поцелуй.

После работы, как и договаривались, они поехали за вещами Любови, и Валентин наконец узнал, где она жила все это время. Но в квартиру, разумеется, подниматься не стал: пусть Сергей и был в этот час на работе, тем не менее, не стоило привлекать лишнее внимание пронырливых соседей.

Много времени это не заняло, ибо Любови следовало забрать собранную сумку, поэтому через какие-то полчаса они уже были на катке. Люба поначалу не хотела туда ехать: во-первых, настроение хоть и заметно улучшилось за день, но гадкий осадочек все же остался, ну и во-вторых: она банально не умела кататься на коньках и, как следствие, не то чтобы горела желанием смешить людей. Но Валя настойчиво уговаривал ее, убеждал всеми правдами и неправдами, что ей нужно развеяться. Им обоим это нужно. В итоге она сдалась, и в номер они попали поздно вечером. Уставшие, зато счастливые. С морем позитивных впечатлений — стоило вспомнить, сколько раз и в каких неуклюжих позах падали на лед, когда один не успевал подхватить другого.

Люба стояла перед зеркалом, улыбаясь своим мыслям и пытаясь собрать мокрые после душа волосы, когда тренькнул в бесконечный раз телефон.

«Блядýшка, ты где?» — высветилось черным по белому.

Она не хотела читать. Только взгляд по привычке метнулся в сторону телефона. Настроение начало стремительно портиться, ведь это на катке они, увлеченные тем, как бы удержаться на скользком льду и воспротивиться великой силе гравитации, в общем галдеже таких же «фигуристов», не слышали ничего.

— Опять он? — раздраженно осведомился подошедший сзади Валентин. Люба не ответила, а он, отшвырнув мобильник куда-то в сторону, обнял ее за талию и умостил подбородок на ее плече.

Мягкие губы скользнули по шее, оставляя череду коротких, волнующих кровь поцелуев, от которых вселенная вокруг меркла и казалось, что в целом мире остались лишь они одни… Сильные, обдающие жаром руки, огладив живот, поползли вверх, неспешно изучая каждый сантиметр ее тела, тепло которого ощущалось даже через махровый гостиничный халат.

Валя развернул свою женщину к себе, вперил жадный взгляд в приоткрытые от волнения губы, ловя каждый сделанный ими вдох и накрепко впечатывая его в память, впитывая каждую ее черточку, каждую мелкую морщинку.

Правильно говорят, что не красота побуждает нас любить, а любовь заставляет видеть красоту. Валентин видел ее всю, со всеми достоинствами и недостатками, если таковыми можно назвать наивные, милые привычки, вроде извечной: закусить в волнении губу.

Губы…

Он склонился к ней и, касаясь губами ее губ, сжал крепче в объятиях, в то время как второй рукой закинул тонкие ручки себе на шею.

Боль, на которую Люба весь день на работе и вечер на катке пыталась не обращать внимания, вспыхнула от простого касания.

— Ай!.. — разорвав поцелуй она поморщилась и машинально потянула руку к себе.

— Что такое? — Валентин разволновался не на шутку: — На катке ушибла? Покажи!

Люба попыталась отнекиваться, но не вышло.

— Любовь, — строго произнес он, — не доводи до греха, я ж тебя и отшлепать могу.

Встретившись с суровым взглядом мужчины, она лишь прижала руку сильнее к груди и отступила на шаг, глядя на него полными страха глазами. А Валентин вдруг почувствовал себя крайне нелепо. Это что же такого он сказал, если сумел так напугать ее? Или…

Догадка неприятно царапнула изнутри. Зубы стиснулись против воли, брови сошлись на переносице…

Вдох-выдох, мысли в кучку.

— Солнце, ты чего? — как можно спокойнее и ласковее сказал он, осторожно притягивая женщину к себе. — Я же пошутил, просто пошутил… Не стоит все воспринимать настолько буквально… — вдохнув запах ее еще влажных волос, он коротко, едва касаясь губами, поцеловал ее в макушку. От того, как доверчиво она прижалась к нему, в сознании мужчины чуть не прорвало плотину — еле сдержался, чтоб не поддаться порыву и не «навестить» Сергея прямо сейчас.

Первым делом, уложив Любовь на кровать, он потребовал показать руку. Люба нехотя протянула ее, не сводя с Вали обеспокоенного взгляда. То, что он увидел, когда отодвинул махровый рукав халата, заставило скрипнуть в негодовании зубами — на запястье багровел солидный синяк, который он не заметил раньше из-за длинных рукавов ее кофты.

— Это его рук дело, этого сукина сына, — не спросил, скорее констатировал он.

«Ну, чьего же еще, мать его?!» — Валя прошелся руками по волосам, тряхнул головой.

Дыхание перехватило, когда развязав пояс он откинул полы ее халата. Любовь засмущалась, попыталась прикрыть обнажившуюся грудь, но Валентин не позволил.

— Ты… очень красивая, — восторженно прошептал он, лаская взглядом желанное тело.

А потом склонился и стал осыпать грудь тягучими и сладкими, как мед поцелуями, скользя губами по ребрам и по впалому животу, возвращаясь к груди с аккуратными сосками, дразня их языком и поднимаясь выше, к бьющейся на шее жилке.

Перед глазами словно пелена встала, стоило Любови зарыться ладошками в его волосы и обхватить ногами за талию. Только тогда он понял, что навис над ней. В штанах сделалось тесно и нестерпимо зудело, отдавая тупой зубной болью. Он был готов овладеть ею, но остановился, касаясь почти сошедших синяков на ребрах:

— Болит? — хрипло прошептал он, целуя ее в уголок рта.

Люба виновато поджала губы.

— Понятно, — шумно выдохнул Валентин. Кинул ее халат куда-то на тумбочку, разделся сам, лег рядом и, притянув к себе Любу, крепко обнял и подоткнул ей одеяло. — Спи, солнце… — он коротко коснулся губами ее волос и, потянувшись, выключил бра над головой.

А про себя добавил: «Завтра разберемся с этим подонком».

Лежа в абсолютной тишине, в убийственной для себя близости с Любовью, он вслушивался в ставшее совсем скоро размеренным дыхание женщины, — вероятно, сказались события последних дней, или даже лет, месяцев? Сколько же она терпела, и зачем? — ощущая грудью ее вздымающуюся грудь и биение сердца. Поглаживал украдкой ее спину, обдумывая завтрашний день, а когда убедился, что она крепко спит — встал, осторожно выпутавшись из не менее крепких объятий, и, прихватив мобильник, прошел в ванную.

Первым делом принял холодный душ, а после взялся за телефон.

— Важен, извини, что так поздно, — взглянув в зеркало, Валя с силой растер влагу по лицу, — звоню, чтоб предупредить: я завтра ну никак не смогу выйти, вот хоть убей — день под завязку… По последним проектам все готово, макеты сбросил арт-директору на согласование… — он помолчал с секунду. — Тимох, у меня к тебе просьба будет. Выслушаешь? — получив утвердительный ответ через недолгое ворчание, он продолжил: — У тебя ведь шурин гендиректор нашего завода… Хочу попросить его об одном одолжении. Поможешь, старик?

Утром за завтраком в какой-то кафешке Валя сообщил Любови о том, что он сегодня выходной: отпросился у начальства, помня, что у нее сегодня нет уроков.

— И чем планируешь заняться? — поинтересовалась Люба, улыбаясь: — Не целый же день в номере сидеть?

— А мы и не будем, — отозвался он, допивая свой кофе. — Как для начала — поговорим, — и не дав ей и слова вставить, спросил: — Люб, почему ты терпела его столько лет? Эти зверства? Почему не сняла побои? Его бы в два счета приструнили.

— Валюш, не все так просто… — она отвела взгляд. — Сергей — он не из таких, понимаешь? Он очень страшный человек… Но не всегда был таким. Он был абсолютно другим человеком, а эти скандалы и избиения… они начались полгода назад, или чуть больше… — равнодушно пожала плечами. — Поначалу я просто не хотела выносить сор из избы, как говорится. И надеялась, что вот совсем скоро прекратится этот… «кризис среднего возраста», что ли?.. Вернется тот человек, которого я знала и любила, за которого выходила замуж. Пыталась поддерживать его всячески, стала уделять ему больше внимания… Но, как видишь, не помогло, — грустно улыбнулась Любовь. — А потом осталось только одно желание: свалить от него, хоть куда, главное подальше… Только идти было некуда, — она коротко обрисовала ситуацию, — и в это все упиралось… Так что мой тебе совет, и просьба в одном флаконе: не надо привлекать полицию и прочих… Это дерьмо лучше вообще не трогать, иначе рискуешь обляпаться сам.